01.08.2016

Школьников С. С.

Автор:
Школьников С. С.

Известный советский кинодокументалист, трижды лауреат Сталинской премии.

Источник: www.militera.lib.ru (главы из книги "В объективе война")

Снимает Семён Школьников.

На 1-м Прибалтийском фронте в жарком июле 1944 года судьба свела меня с кинооператором Зиновием Фельдманом, человеком смелым и творческим.

Он пришел в армию после защиты диплома в киноинституте. Начинал воинскую службу, как и я, в гаубично-артиллерийском полку. В сентябре 1942 года был ранен. Находился на излечении в эвакогоспитале в Тбилиси. Оттуда его вызвали в Москву, в студию кинохроники. И вот мы стали работать в паре.

...В киношарабане (крытый кузов полуторки) было светло и уютно. К вечеру жара спала. Наш шофер и по совместительству повар Степан Ивлев готовил на «буржуйке» фронтовой ужин. Мы только что вернулись со съемки. Сняли вручение ордена Красного Знамени танковому батальону. Но Зиновий Фельдман был не в духе. Напевая себе под нос какой-то заунывный мотив, он, хмурясь, приводил в порядок свою аппаратуру.

— Вот мы сняли вручение ордена танкистам. А за что им дали орден — не сняли. Не сняли главного, — оборвав мелодию, произнес он.

Я сказал, что будем следить за этими танкистами и в первом же бою снимем их, а этот материал в Москву пока отправлять не станем.

— Когда еще будет этот бой? И каким он будет? — не сдавался Зиновий.

И пошел разговор о том, насколько нам, операторам, тяжелее на войне, чем нашим коллегам журналистам. Газетчики могут получить любые сведения из донесений в штабах, политотделах, могут прийти к воинам и расспросить их, чтобы восстановить картину боя и затем описать его. А для документальной камеры то, что миновало, уже невозвратимо! Не зря говорят, что военный кинохроникер должен лбом своим упереться в событие — тогда оно будет снято!

Достаточно грустный разговор был неожиданно прерван ворвавшимся к нам в машину штабным офицером.

— Ребята, — выпалил он, — наши соседи сейчас берут Вильнюс... Мотайте туда: снимете мировой материал.

В армейском штабе нам коротко рассказали обстановку: 5-я армия 3-го Белорусского фронта обошла Вильнюс с севера, 5-я гвардейская танковая сковала вильнюсскую группировку противника с фронта, 11-я гвардейская обошла Вильнюс с юга...

Сориентировавшись по карте, мы быстро завершили ужин и на ночь глядя двинулись в сторону Вильнюса. Чтобы не плутать, договорились с Зиновием сидеть по очереди в кабине с шофером и по карте сверять маршрут. А Степан сможет отоспаться, когда мы будем снимать в Вильнюсе.

Ночь была серой, словно сотканной из тумана, ползущего с лесных озер. Машина шла с трудом, казалось, расталкивая его. А на рассвете встало ярко-красное солнце, многократно отраженное в каплях росы.

Первое, что мне удалось снять при его свете, — это столб с прикрепленной к нему доской, на которой было написано: «Литовская ССР». Чудом ли уцелел он в годы фашистской оккупации или был поставлен заново нашими передовыми частями — не знаю. Но то, что он стоял на шоссе, радовало и воодушевляло...

К городу мы подъехали на рассвете 8 июля. Бои шли на окраине. Разыскали штаб какой-то воинской части и уточнили положение на месте. Двинулись с Зиновием в разные подразделения.

В предместье я натолкнулся на батарею стодвадцатимиллиметровых минометов. Командовал ею капитан Филатов. Минометчики обстреливали скопления гитлеровцев в городе. Я снял их работу с особым удовольствием. Ведь когда-то я тоже был минометчиком. С радостью и даже гордостью я рассказал об этом капитану Филатову. Мы пожали друг другу руки и пожелали успеха каждому в своем деле.

По пути к центру города я увидел костел. Под его куполом строчил пулемет. Сразу трудно было понять: наш он или противника. Но когда пули защелкали рядом со мной по булыжной мостовой, стало ясно — стрелял фашист. Около меня оказались два солдата. Мы как по команде упали, а потом скатились в кювет. Переждав немного, я выбрался на тропинку, всю заросшую репейником. Петляя между деревьями, она вела к вершине небольшой горки. По этой тропинке я стал ползти вверх. Весь облепленный репейником, добрался до вершины горки. Там, за старым кленом, стоял наш «максим». Время от времени он вел огонь по фашистскому пулеметчику, укрывшемуся под куполом костела.

Я стал снимать пулеметную дуэль, резко панорамируя аппаратом. Но точка съемки оказалась недостаточно интересной. Я понял, что впечатляющего кадра не получится, и попытался сменить позицию.

Я подполз совсем близко к нашему «максиму», обнаружил за ним песчаную выемку. И не то чтобы сполз, а свалился в нее. Точка для съемки была превосходной: через наш «максим» просматривались вспышки пулемета противника.

Пулеметчик, услышав возню, не оборачиваясь, прокричал:

— Васька, патроны принес?

Я оглянулся — никакого Васьки не было. Оглянулся и сержант-пулеметчик.

— А, черт! — выругался он, заметив меня с камерой. И тут же, забыв обо мне, снова припал к «максиму».

Я включил камеру. Затрещал, вторя пулеметной очереди, аппарат. Вдруг очередь оборвалась.

— Все... Кончился фриц! — бросил сержант.

Под куполом костела виднелась поникшая голова убитого вражеского пулеметчика. Как я жалел, что не было у меня длиннофокусного объектива, чтобы снять его покрупнее.

В это время появился долгожданный Васька с патронами. Пока сержант затягивался папироской, а Васька перевязывал ему окровавленное плечо, я снимал их.

— Когда кино-то покажешь? — спросил сержант чуть небрежно, как человек, окончивший свою работу, качеством которой удовлетворены не только окружающие, но и он сам.

— Твоя фамилия, сержант? — спросил я вместо ответа.

— Мещеряков...

— Кино увидишь, сержант Мещеряков! Будь только жив! — И я скатился вниз с тропки на булыжную мостовую.

За поворотом окраинной улицы возвышался двухэтажный каменный особняк. Около него прямо на мостовой сидели три солдата и молодой лейтенант. Они курили и, наверное, кого-то ждали. Я тоже присел отдохнуть. Лейтенант сказал, что сейчас должны подойти самоходки и я смогу доехать до «горячего» места.

Вскоре действительно подошли два легких самоходных орудия. В одном из них я двинулся дальше, к центру города.

Здесь уличные бои были очень ожесточенные. Драться приходилось буквально за каждый дом. Я выскочил из самоходки на мостовую около полуразрушенного многоэтажного дома. Вбежал в подворотню. Отсюда, в относительной безопасности, я мог снимать стреляющие самоходки, наших автоматчиков, которые просачивались в проломы разбитых зданий. Точка съемки была удобная. Использовав все ее возможности, я перебежал улицу, толкнул первую попавшуюся калитку, вошел в маленький дворик. Миновав его, я оказался на небольшой площадке. Здесь мне удалось снять редкий кадр: наших солдат, пробегавших по самому краю крыши.

...Шло время. Я носился по улицам, каким-то переулкам. Все было настолько насыщено боем, что, не меняя точку, я снимал вокруг себя, поворачиваясь на триста шестьдесят градусов.

Профессиональные заботы на фронте заставляют забывать об опасности. Ведь когда смотришь на бой через визир аппарата, появляется такое чувство, будто камера — щит, оберегающий тебя от пуль...

Мимо пробежал человек с киноаппаратом. Не останавливаясь, крикнул:

— Привет Сене Школьникову! — Побежал дальше, не отличимый от десятков других бойцов — в такой же форме, в такой же пилотке. И все же я узнал его по голосу. Это был Георгий Голубов, оператор с 3-го Белорусского фронта. Встретились и разминулись.

Во второй половине дня, когда бои в городе немного затихли, я снова увидел Георгия Голубова на полуразрушенной улице. Теперь у нас было время обняться, рассказать друг другу о своем житье-бытье. Порадовались, что сняли настоящий боевой материал и что остались живы.

— Пойдем, покажу тебе наше пополнение, — предложил Георгий и повел меня в пригород Вильнюса, очищенный от гитлеровцев еще накануне.

Помнится, первым, кого я разглядел у белого домика под зеленой крышей, был начальник фронтовой киногруппы 3-го Белорусского фронта режиссер Александр Иванович Медведкин. Он сидел на скамеечке и вел неторопливую беседу с несколькими младшими командирами.

Александра Ивановича я знал давно, а об его идее, поддержанной фронтовым начальством, рассказал мне Георгий.

Все шире развертывалось наступление. Все больше требовалось кинооператоров, чтобы запечатлеть на пленке подвиги наших воинов. Однако резервы операторов на киностудиях были исчерпаны, а киноинститут не мог обеспечить достаточного пополнения. И вот Медведкин решил быстро обучить элементарным приемам киносъемки грамотных толковых бойцов и младших командиров, уже имевших большой опыт боевых действий, чувствовавших себя привычно в самых сложных ситуациях. Но чем их вооружить?

Ручных киносъемочных аппаратов тогда не хватало даже для профессиональных операторов. Кроме того, привычный для профессионалов киноаппарат был слишком сложен для неопытных людей. Ведь годами учатся точно наводить на резкость, правильно устанавливать диафрагму, строить композицию кадра...

Александр Иванович пришел к мысли использовать простые в обращении шестнадцатимиллиметровые автоматические камеры, которые применялись в Военно-Воздушных Силах.

Командование фронта выделило в распоряжение киногруппы несколько десятков разведчиков[1].

Главный инженер Центральной студии кинохроники Игорь Борисович Гордийчук на основе шестнадцатимиллиметровой автоматической камеры разработал новую конструкцию киносъемочного аппарата, который устанавливался на прикладе автомата ППШ, а мастера точной механики быстро изготовили несколько десятков таких аппаратов.

Я с интересом разглядывал аппарат. Беседовал с Медведкиным и операторами-инструкторами Николаем Лыткиным, Аркадием Зенякиным, Георгием Голубовым. В разговор включились и «курсанты», увлеченные новым для них, интересным делом. По истечении двух месяцев учебы они должны были получить звание сержант-оператор и вернуться в свои подразделения. Сержанты-операторы впоследствии сняли немало кадров, вошедших в документальные фильмы, а кое-кто из них стал профессиональным кинематографистом.

А в тот день мы просто разговаривали о войне, о судьбах наших, о друзьях, которые далеко. Допоздна длилась беседа, и жаль было расставаться. Но дело есть дело. Оно прежде всего.

За полночь мы с Зиновием сматывали с бобышек отснятую пленку, готовили новые кассеты. Потом заснули как убитые. А с рассветом — снова на съемку.

Три дня мы снимали сражение в Вильнюсе. Наши солдаты отвоевывали дома, чердаки, подвалы. Бились в церквах и костелах, в траншеях на набережной реки Нерис... А 13 июля, когда завершилось освобождение столицы Литвы, мы тут же отправили отснятую пленку в Москву. Там режиссер Леонид Варламов в короткий срок смонтировал фильм «Освобождение Вильнюса».

Наши части еще сражались в Литве, а фильм уже начал путь по экранам страны.

Довелось ли увидеть себя на экране тем воинам, которых я снимал? Кто знает!.. Но память о них — зримая память — сохранилась навсегда. Это уж точно!
____________________________
1. По инициативе А.И. Медведкина в 1944 году были организованы группы (32 человека) киноавтоматчиков: к солдатским ППШ были прикреплены 16 мм кинокамеры, таким образом, солдат снимал, непосредственно ведя бой.

По ленд-лизу в наши ВВС они (американцы) поставили более 500 портативных кинокамер фирмы "Белл-Хоуэлл" с 16-мм пленкой для установки их на самолеты в качестве кинопулеметов. Возникла идея "привинтить" американскую камеру к прикладу советского автомата ППШ и сделать советско-американский киноавтомат! В качестве источника питания — два десятикилограммовых аккумулятора на плечи и — в бой! Организатором первой сержантской группы из 16 киноавтоматчиков, которую бросили снимать бои за Кенигсберг, стал капитан Лыткин.
 Николай КАЧУК, Опубликовано: 01 июня 2017 года; СБ Беларусь сегодня

Лыткин под руководством А.И. Медведкина обучал солдат и разведчиков ведению киносъёмки непосредственно во время ведения боя. Часть съемок бойцов вошла в спецвыпуск «Кенигсберг» (1945, реж. Ф. Киселев).

СПРАВКА

Вильнюсская операция — военная операция советских войск 5—20 июля 1944 года; часть второго этапа стратегической Белорусской наступательной операции.

Проводилась войсками Третьего Белорусского фронта под командованием Ивана Даниловича Черняховского и осуществлялась силами: 2-й гвардейской армии (командующий К. Н. Галицкий), 5-й армии (командующий генерал-лейтенант Н. И. Крылов), 31-й армии (командующий В. В. Глаголев), 39-й армии (командующий И. И. Людников), 5-й гвардейской танковой армии (командующий генерал-лейтенант танковых войск П. А. Ротмистров) и 1-й воздушной армии (командующий Т. Т. Хрюкин).
В боях за Вильнюс участвовали и части польской Армии Крайовой.
В освобождении Вильнюса принимали участие также 11 отрядов советских литовских партизан, объединённых в Вильнюсскую (командир М. Мицейка) и Тракайскую (командир Т. Мончунскас) партизанские бригады. Партизаны помогали войскам в боях на южной окраине города и в районе железнодорожной станции.

13 июля 1944 года Вильнюс был полностью освобождён от фашистских захватчиков. В боях за город было уничтожено около 8000 и взято в плен около 5000 германских солдат и офицеров, захвачено 156 орудий, много танков, автомашин и другой военной техники, оружие и боеприпасы.

В результате Вильнюсской операции были созданы условия для выхода войск Третьего Белорусского фронта к границам Восточной Пруссии.

Использована информация открытых источников.