Опубликовано: Л. Данилов «Владислав Микоша». Брошюра Союза кинематографистов СССР, Всесоюзного бюро пропаганды киноискусства, Москва, 1983 г. Фото: "Василий Молоков и Владислав Микоша". Арктика, 1934 год. Автор фото: Владислав Микоша. Из архива Джеммы Микоши (Фирсовой). Материал подготовлен к публикации Ириной Никитиной.
Ну и счастливое дело –
Знать, что любовью дано
Разум, и сердце, и тело
Слить в озаренье одно.
М. Лисянский. «Призвание»
В 1932 году Микоша вошёл в купе лакированного деревянного скрипучего вагона поезда «Второй курьерский» отправился Транссибирским путём во Владивосток. Директор дальневосточного отделения кинохроники Паршин пригласил его в тихоокеанские края, и молодой оператор с великой радостью согласился на это предложение. Всё же рядом постоянно будет море. А ему нужно было «выболеть» морем до конца…
И вот – приморская столица, а он – спецкор «Союзкинохроники» по Дальневосточному краю (собственная контора на Светланке…).
С первого же дня он окунулся в напряжённую жизнь Дальнего Востока. Годы, проведённые у берегов Тихого океана, окрасили всё последующее в милые его сердцу романтические тона. И потом, после того, как Микоша уехал оттуда, долго ещё просыпался он от звуковой отчётливой галлюцинации – густого, плотного, ликующего грохота океанских волн. Солёный ветер спать не давал, и будоражили-будили его сырые запахи океана, без которых жизнь человеческая беднее.
Любовь к морю, любовь ко всему, что пахнет парусами и вулканами, ветрами тех меридианов, пальмами и солёными льдами, ракушечником Севастополя и чёрными водорослями Командорских островов – всё это тянет его, питает и движет вперёд.
Сбылась мечта – Микоша попал на корабль. И был океан. И были штормы - страшные, долгие, выматывающие. Такие, как он ожидал. Предвидел. Чувствовал. Не ошибся. Выдержал. Он действительно мог быть моряком. Но таких, как он, было бы много. А вот такие операторы, как он, – редкость. И море – этот съёмочный павильон Микоши на Дальнем Востоке – помогло ему стать тем мастером репортажа, который вскоре оказался первым на самых верхних уровнях творчества.
Моря о океаны. Спокойные и бурные. Штилевые и штормовые. Пустынные и с кораблями. Закатные и рассветные. Много пейзажей снято им. И не одно мальчишеское сердце выбирало себе профессию под влиянием морских съёмок Микоша. Это точно!
Он снимал и штормы, и ураганы. На маленьких вёртких судёнышках рыбаков, когда на скользкой от воды и чешуи рыбы палубе трудно устоять и удержаться. А он удерживался, и кадры его были устойчивы и ясны и отвечали всем требованиям ОТК. И сегодня нет-нет, да иной раз где-нибудь на экране и промелькнёт-пройдёт как воспоминание какой-нибудь старый-старый фильм Микоши, где в титрах слова «Владивосток – ворота мира», «Китобойцы «Алеута», «Дальзавод» или «Путина в проливе» – те следы походов в Охотское море, на Сахалин и Камчатку, к берегам Японии и в Берингов пролив… Он никогда не задавался вопросом: трудна ли жизнь? Жил. Работал… Разное было в жизни – и трудное, и смешное, и радостное. Он был счастлив своей работой. Он стоял на капитанском мостике и ледяной солёный ветер обжигал лицо. Кругом бушевала милая стихия, а в руках был любимый съёмочный аппарат.
И впоследствии ему много приходилось плавать на линкорах и торпедных катерах, на траулерах и тральщиках, на эсминцах и пассажирских лайнерах… Но об этом чуточку позже. Сегодня же, возвращаясь во Владивосток из далёкого плавания (шла ранняя весна 1934 года), Микоша услышал о гибели в Арктике парохода «Челюскин», который впервые совершал за одну навигацию переход по трассе Северного морского пути из Мурманска во Владивосток. Экспедицию возглавлял известный полярный исследователь академик Отто Юльевич Шмидт…
Туда, в район льдины, на которой дрейфовали 104 человека, высадившиеся с утонувшего корабля, уходил пароход «Смоленск». На его борту разобранные самолёты и лётные экипажи, которым надлежало вывезти «Лагерь Шмидта» на Большую землю… На борту «Смоленска» и кинорепортёр Владислав Микоша. Его каюта рядом с каютой полярного пилота Василия Молокова – будущего начальника Аэрофлота. В кают-компании он сидит с лётчиками – капитаном Николаем Каманиным – будущим генерал-полковником авиации, будущим командиром отряда советских космонавтов. Тогда командиру звена из ОКДВА было двадцать четыре года и летал он на синем «Р-5»…
Путь в Арктику проходил в тяжелейших условиях. Корабль обледенел и приходилось сутками обкалывать с него лёд, иначе этот слиток льда мог перевернуться… На «Смоленск» надвигалась многоэтажная глыба торосов. Корабль, сжатый льдами, застрял. Корпус его трещал. Шпангоуты погнулись. Несколько лопнуло…. Обшивку помяло. Днём и ночью люди долбили лёд вокруг корабля. Взрывали его аммоналом. По километру в сутки двигались вперёд – к чистой воде. Вышли к Олюторке. Её ждали с большим нетерпением, чем Колумб ждал появления мифической Вест-Индии…
Микоша снимал всё. Пароход во льдах. Выгрузку на берег. Заметим, кстати, что он также участвовал в выгрузке… Здесь нет ни бухт, ни портов и ни пирсов. Здесь были – шторм, вдали – корабль, а где-то там на севере – люди, терпящие бедствие… И вот с борта «Смоленска» нужно было переправить на берег несколько самолётов в разобранном состоянии…
Нет на свете двух одинаковых волн, и невозможно вывести систему – как поступать, когда каждая ездка на лёгких шлюпках, нагруженных частями самолётов, становится новой репетицией циркового номера, у которого ещё нет названия… Нет на свете двух одинаковых вол – их роднит одна: они все зелёные, холодные и прозрачные. Шлюпки плясали на гребнях волн… Порой было даже страшно. Хотя нет – когда ты занят, то чувство страха проявляется и даёт о себе знать только потом. Вначале было чертовски трудно. Всего несколько часов была штилевая погода, когда на катере можно было вплотную подходить к закраине берега… Но когда началась пурга, когда поднялся накат высотою в три довоенных этажа, когда волны с пушечным грохотом разбивались о камни, тогда было похуже… Но всё это было нипочём – ведь там, в высоких холодных широтах было ещё хуже… И для этого нужно было пройти через всё. Это была работа для всех. Не было начальства и не было подчинённых. Не было стоящих вахту и отдыхающих после вахты. Вахту эту бессменно и безотдышно несли все… А Микоше нужно было ещё и снимать. И он снимал. Это – «не переувидишь». Катер пляшет на волне, но кадр должен быть искусством – чьи-то пол-лица на экране – это брак. Вода на объективе – это брак. Мазня из серого неба и кипящей холодной воды – это брак… А брака быть не должно.
Потом никого не будет интересовать, что у тебя замёрзли руки, что у тебя унты полны водой и вдрызг мокрая спина, что ты только что шёл на кунгасе и страховал элерон от падения в воду, и у тебя свело локтевой сустав, что тебя колотило от холода, которого очень много скопилось внутри каждого уголочка твоего организма… Никого это не интересует. Самое главное – тебя послали снимать. Доверили. Ты должен. Ты был на таком событии и не снял его. Ты упустил материал. Не оправдал… Потом – в приватных разговорах – посочувствуют, а сейчас – давай материал, те кадры, что должны быть понятные без слов и дикторских комментариев. Это – профессия. Сам выбрал – никто не заставлял. И утверждайся сам. Искусство – вещь индивидуальная. И Микоша держал элерон аэроплана Каманина, страхуя его от падения в холодную прозрачную воду… А потом снимал. Снимал – не жаловался. Улыбался. Балансировал в кунгасе над студёной кипящей водой. И боялся, как бы все его съёмочные имущество не смыло волной. Тогда – прощай, экспедиция!.. Снимал, как люди грузили самолёты с корабля на лёд. Как падали в штормовую волну. Как обледевали на пронизывающем ветру тех широт… И сам однажды стал похож на ледяную скульптуру – упал за борт… Но это – не самое страшное.
Самое главное, что съёмки ладились. Всё остальное – детали, сопутствующие профессии, что выбрана сознательно. А потом он снимал, как оттуда – с севера, из «Лагеря Шмидта» - прилетели его новые друзья-лётчики… В ледовом лагере вёл съёмки оператор А. Шафран. Он делал панорамы за уходящими на Чукотку самолётами, а Микоша здесь – на «юге» – принимал эти самолёты своей панорамой. Такая была коллегиальная работа киногруппы будущего фильма «Челюскинцы» (1934; реж.: Я. Посельский; операторы: М.А. Трояновским, А.М. Шафран; — прим. ред. #МузейЦСДФ). Всего хватило – и лиха, и радости…
Эти съёмки Микоши на Севере стали звеном в единой цепи поисков и находок, радостей и раздумий, трудов и мучений. Затем всё новые и новые материалы будут появляться на экранах страны, заставят говорит о высокой изобразительной культуре молодого оператора, о его неиссякаемом любопытстве, о неравнодушии к многообразным проявлениям жизни, о неутомимости человека. Словом, обо всём, что отличает высокого художника от равнодушного профессионала. Это потом он будет четырежды лауреат Государственной премии. Потом тридцать орденов-медалей украсят его парадный пиджак. Потом он станет народным артистом РФССР – флагманом школы художественного кинорепортажа. А пока… Пока он был начинающим хроникёром, который снимал, как лётчик Анатолий Ляпидевский – будущий первый Герой Советского Союза – привёз из «Лагеря Шмидта» измученных женщин – участниц экспедиции и девочку Карину, что родилась в походе и получила имя своё от моря, на волнах которого она появилась на свет, – Карского моря, создавал кадры, которые так много значили в его жизни…
Потом Микошу попросила Саратовская студия кинохроники как мастера по съёмкам спасения людей из ледового плена, имеющего опыт работы в трудных условиях (у нас в кино легко создаются амплуа…), слетать на Каспий, чтобы снять сюжет о том, как северные ветры оторвали льдину с рыбаками, промышлявшими на подлёдном лове около Астрахани, и унесли в открытое море, и как спасали этих людей…
Он вылетел на Каспий. И был киноматериал, в котором проявился художник Микоша – с его видением деталей: рука человека, ослабевшая от голода, приветствует самолёт… лагерь рыбаков, снятый через скелет обглоданной лошади… железки от сожженных телег, снятые через льдину… И много – глаза людей. В них радость и надежда… Глаза человека – основа психологического портрета.
Об этом много говорили, много писали. Это была одна из тех работ, которые ярко показали, как в Стране Советов борются за жизнь человека…
Шли годы. И в строчки биографии кинорепортёра Владислава Микоши входили события – большие и малые, которыми так богата была общественно-политическая, хозяйственная и культурная жизнь Страны Советов. Это была великолепная, сказочно интересная школа репортажа… Строчками кинолетописи великой страны становились события, что моги бы остаться просто словами, но стали изображением из бромистого серебра… Устные рассказы – вещь странная: они легко поддаются деформации, а кинодокумент – стабилен… Слова можно переставить. Прилагательные – изменить. А оформленное светом и тенями, отфиксированное бромистое серебро обратного хода не имеет. Его можно только уничтожить – исправлению оно не поддаётся. И ещё одно! – всё стареет, выходит из моды, становится наивным.
Архитектура, песни и штаны, литература, игровая кинодрама и причёска… Не стареет только кинодокумент. Мало того – проходит время, и в нём обнаруживаются новые поразительно глубокие качества. Любые киносвидетельства о жизни минувшей – даже самые спокойные, самые апатичные и самые неэффектные – ну, например, просто проход человека по улице – становятся источником волнений и страстей…
Просто проход, просто спортивное соревнование, просто весенняя пахота, просто спектакль любимого театра… А если это факты и события важные для страны, незабываемые, драгоценные – такие, как строительство Днепрогэса и «Шарикоподшипника», прилёт Чкалова и спасение челюскинцев, манёвры Черноморского флота и альпиниада РКК, первые вылеты сельскохозяйственной авиации и первая корякская школа, конгресс учёных и встреча писателей… Всего, что оставлено на плёнке Микошей, не перечислить, как не перечислить и всех, кто прошёл перед объективом его кинокамеры. Можно только открыть этот список: Чкалов и Папанин, Нежданова и Барсова, Качалов и Шостакович, Алексей Толстой и Фадеев, Барбюс и Фейхтвангер, Роллан и Шоу, Майский и Литвинов, Сталин и Куйбышев, Орджоникидзе и Гамарник. Список можно продолжать до бесконечности. Люди, факты, события…
Много кинодокументов внёс Микоша в Государственный киноархив своей страны. На них – его имя, на них – его почерк… И он – В.В. Микоша – отныне и до веку – их автор… Он так увидел их – те события, те минувшие дни – и так их снял. И теперь его глазами будут смотреть на то, что минуло безвозвратно, люди из неизвестного будущего под названием XXI век, а возможно, и оттуда, где вообще неведомая даль неведомых времён… Кинохроника 30-х годов. Вроде близко и вроде рядом. А на самом деле – так уже далеко.
30-е годы. В них вихри революционных преобразований мира. Эпоха ломки старых, привычных устоев жизни. Хозяева обновляемой земли заполняли залы кинотеатров. Им нужно было увидеть в зеркале экрана самих себя, ликующих победителей, свой труд, результаты его. И фильмы поднимались до уровня требований народа. Они становились художественными открытиями. Документальный кинематограф усилиями и талантом таких мастеров, как Владислав Микоша, был поднят до уровня высокого искусства. И это высокое искусство занимало своё место в ряду музыки, живописи и театра…
Великая школа жизни была трудной школой кинорепортажа и киножурналистики. Увертюрой к журналистскому университету – съёмкам на войне. Ибо там, в боях и сражениях – больших и малых, каждую минуту из 1418 суток того пожара, имя которому Велика Отечественная, – по-настоящему открывались люди… Здесь сдавали гражданский и профессиональный, человеческий и общественный экзамен 252 советских операторов. И Микоша – в их ряду…
Неумолимое время отсчитывало дни и ночи до утра 22 июня 1941 года…
Здесь я забегу почти на сорок лет вперёд и вспомню саамы необычный киносеанс года 1979 (А, может быть, не только этого года…). Вероятно, таких киносеансов история кино не знала до того…(Это была премьера XX-серийной кинопрограммы «Великая Отечественная», производство ЦСДФ, 1978 год). Сеанс этого уникального фильма длится почти сутки, и перетекает из серии в серию река фактов под названием Война… Фильмы эти создали четырнадцать советских мастеров-кинодокументалистов для американского телевидения. Потом эти произведения перешли в репертуар мировой киноафиши и телевидения. Таким образом, всему миру явился великой подвиг великого народа, героизм советского солдата, свернувшего голову фашизму… Эти фильмы помогли миру увидеть, какой подвиг совершили также советские фронтовые операторы.
В конце последней серии, которую её режиссёр – ныне покойный Р. Кармен – назвал «Неизвестный солдат», идёт длинный-предлинный список (а каким он ещё может быть, если в нём 252 человека!..) фамилий операторов – кинолетописцев боевых действий рабоче-крестьянской Красной Армии… 125-м там стоит имя Микоши… И проплывают под удивительно волнующую музыку фамилии подлинных авторов фронтовой кинохроники, снимавших беды и счастье, радости и боль, горечь и восторг, смерть и бессмертие, запечатлевших на плёнку падение Берлина, Парад Победы и капитуляцию Японии – все те славные события и дела, от просмотра которых и от воспоминаний о которых до сих пор сжимаются сердца, и слёзы застилают глаза… Но всё это будет потом, а пока…