Фото: " На съемках докуметального фильм о Московской олимпиаде режиссёра Юрия Озерова «О, спорт, ты – мир!». Снимает оператор Владислав Микоша, асс. оператора Анатолий Ломтев (справа на фото) и Борис Малик. Москва, 1980 год". Фото из архива А. Ломтева.
Материл опубликован в журнале «Спортивная жизнь России» №2, февраль 2006 года (продолжение); с. 40-43. Начало: в журнале «Спортивная жизнь России», №1, 2006 год.
Был конец августа сорок второго. Микоша, в группе четырёх военных операторов, готовился из Архангельска сопровождать караван советских кораблей в Англию и Америку[1]. Они оказались в тягостной ситуации – ожидать караван, тогда как главные события войны разворачивались у Сталинграда. За это время только один небольшой караван ушёл в Англию. Он был почти целиком потоплен немцами. На тех судах наших операторов не было, их просто не успели оформить. В ожидании своего часа операторы помогали в съёмках фильма «69-я параллель». Архангельск подвергался систематическим атакам вражеской авиацию В городе и в порту то и дело вспыхивали пожары.
Наконец пароход «Тбилиси» взял курс на Лондон… При подходе к Темзе слева и справа по борту Микоша увидел множество мачт лежащих на дне потопленных кораблей. Воздух сотрясался от глухих залпов береговой артиллерии из Англии и ответной – из Франции.
Теперь они ждали первый караван в Америку. А пока знакомились с городом. Развалины Лондона были похожи на развалины наших городов. Многие дымились, люди разбирали завалы. Однажды ночью небо над Лондоном было особенно гулким – до сотрясения. Это сотни английских бомбардировщиков уходили бомбить Берлин. Но и ответный удар не заставил себя долго ждать. В сочельник наши операторы были приглашены в Вестминстерский собор. Храм был переполнен людьми. Когда пастор произнёс слово «виктории», раздался вой сирены. При первом взрыве упавшей неподалёку бомбы все прихожане опустились на колени, а собор наполнился звуками органа. И никто не покинул собор, не ушёл в убежище. Было страшно. Но было и ощущение причастности к величию человеческого духа.
«Pacific grove» – «Тихая роща» – так назывался небольшой английский теплоход, на котором им в составе каравана предстояло пересечь кипящую в войне Атлантику. Они шли в балласте – без груза, и суда высоко сидели над водой, а потому качка была ещё более тяжёлой.
Каждый вечер к ним в каюту заглядывал паренёк в морской форме офицера-радиста. Однажды он доверительно сказал: «Я знаю код немецких подводных лодок. Вчера немцы дали команду к нападению на наш караван. Через два-три дня это произойдёт». И вот в ожидаемое время в кают-компанию вошёл капитан: «Господа, через пятнадцать минут, ровно в двенадцать, наш караван будут торпедировать вражеские подводные лодки. Прошу вас надеть лайф-жилеты и подняться на палубу».
Когда минутная стрелка слилась с часовой, раздался сольный взрыв. Владислав увидел полыхающие отсветы пламени на мачте и трубе идущего впереди танкера. Носовая часть судна погружалась в океан. По палубе металась команда, пытаясь спустить на воду шлюпки, но огромный вал ударил шлюпку о борт танкера. Из неё посыпались в воду люди. Затем ещё одна шлюпка, не достигнув воды, разбилась о борт. Танкер быстро уходил под воду. А караван продолжал свой путь. Это было согласно уставу. Даже недолгая остановка для спасения несчастных товарищей неминуемо обернулась бы гибелью всего каравана.
В их каюту заглянул офицер-связист. Он сказал, что до самого Нью-Йорка караван будет находиться в ожидании нападения. «Дважды в день, – добавил он. – В полночь и шесть утра. Нужно быть готовыми к эвакуации».
«Черноморцы» для Чарли Чаплина
Машина с нашими операторами остановилась возле увитых виноградом ворот киностудии. Одновременно появился чёрный старомодный «Роллс-Ройс», и из него вышел Чарли Чаплин. С ним – совсем юная девушка. «Знакомьтесь, – сказал Чаплин. – ЭтоУна, моя жена и будущая кинозвезда». Уна расцеловала каждого, и они поднялись в просмотровый зал. «Я покажу вам один свой старый фильм, – сказал Чаплин, – Вы вряд ли его видели». Это был очень смешной фильм. Наши операторы смеялись до слёз. Чаплин тоже смеялся, словно видел этот фильм впервые.
А потом наступила очередь наших. Они решили показать документальный фильм «Черноморцы» (1942; полнометражный; реж.: В. Беляев; операторы: В. Микоша, Д. Рымарев, Ф. Короткевич, А. Кричевский, Г. Донец, А. Смолка; — прим. ред. #МузейЦСДФ), который Микоша и его друг, тоже оператор Рымарев снимали во время героической обороны Севастополя. Фильм только накануне прислали в советское консульство. Чаплин расположился рядом с Микошей. По ходу действия он комментировал фильм и украдкой следил за тем, как тот реагирует. Великий комик что-то шептал, вздрагивал. Но вот зажёгся свет. Тишина. Потом Чаплин произнёс: «Я потрясён, что не могу говорить». Прощаясь, на обороте фотографии мамы Микоши, которую он всегда носил с собой, Чаплин нарисовал шарж на себя – усы, котелок, трость, стоптанные башмаки, известные всему миру грустные чёрные глаза. Сказал Владиславу: «Когда вернётесь в Россию, телеграфируйте, что живы! Я буду ждать». Он знал, какой опасный путь им предстоит. Нашему судну с американской военной техникой на борту предстоял путь во Владивосток через Тихий океан.
Судно, на котором следовала обратно наша команда операторов, называлась «Трансбалт». И вот когда Тихий океан был уже позади, оставалось одно серьёзнейшее испытание – пролив Лаперуза, который патрулировали японцы. Было известно, что пролив узкий – всего 43 километра, усеян множеством подводных рифов, отчего в тумане вообще непроходим. Наши суда подошли к проливу. У входа их ожидали два японских военных корабля. С одного из них спустили шлюпку, которая направилась к «Трансбалту». Для их встречи наши спустили трап. Японские офицеры поднялись на борт. С их страной, напомню, был договор о ненападении.
Когда этикет приветствий был завершён, японцы предъявили капитану свои полномочия, дающие право проверять грузы военных кораблей, следующих через их территориальные воды. Наши хорошо знали, что с таким грузом, как у наших судов, не один корабль был отправлен на дно «неизвестными подводными лодками». Японцы просмотрели сопроводительные документы, походили между контейнерами со «станками» и «сельхозмашинами». Но даже не попросили открыть хотя бы один. Было очевидно, что им абсолютно всё ясно, они и не скрывали.
Прошёл томительный час после ухода с борта «Трансбалта» японцев, а наши всё ждали разрешения продолжить путь. Однако японцы просигналили совсем другое: «До утра с якоря не сниматься!» Наступила ночь. Над морем поднялся густой туман. Операторы вышли на палубу. Вдруг до них донёсся лёгкий лязг цепи. Они поняли – выбирают якорь. Вскоре тихо заработала машина. Судно тронулось. До самого утра операторы просидел на палубе в полном мраке и неизвестности. Туман рассеялся только в одиннадцать утра. Пролив Лаперуза был далеко.
Спустя какое-то время, уже в Москве, Микоша узнал, что на обратном пути из Владивостока в Сан-Франциско «Трансбалт» в проливе Лаперуза был торпедирован «неизвестными» подводными лодками. Японцы отомстили.
А телеграмму в Голливуд Чаплину Микоша послал. И получил ответную: «Благодарю за вашу телеграмму, которую я очень ценю. Желаю долгого счастья. Чарли Чаплин».
Вспоминает режиссёр Владимир Коновалов, заместитель председателя Гильдии кинодокументалистов России, заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии СССР:
— По базовому, ВГИКовскому образованию Владислав[Микоша] был оператором не документальных, а игровых фильмов, он окончил игровую мастерскую, и это постоянно проявлялось в работе: взгляд, навыки, видение. Так, например, снимать крупные планы в документальном кино не принято. Передача мимики, выражение лица, глаз, оттенков настроения – всего этого мы, документалисты, обычно не делаем. Но Микоша нередко снимал именно крупные планы, его интересовала личность, психология. В нём жил режиссёр, и он его в себе не подавлял.
Помню, у него родилась идея фильма «Времена года», он хотел понаблюдать за людьми в разных ситуациях – весной, летом, осенью и зимой. Он снял две серии, но выпустил лишь одну. Люди в фильме у него встречаются, что-то делают, общаются, говорят о сокровенном… То есть, он снял нечто живое, документальное и как бы изнутри. Но именно это и не понравилось начальству. Оно хотело фильм о грандиозности столицы, о свершениях, то есть, обычный парадный фильм. И Владиславу закрыли этот проект.
Очень интересно мы с ним работали над фильмом о 4-ом Московском международном конкурсе имени Чайковского… Мы решили сосредоточиться на двух конкурсах – скрипичном и фортепианном. И показать эти конкурсы как турнир с выбыванием. Закончился второй тур. В заключительный, третий, попали 12 конкурсантов. И тогда Микоше пришла в голову вот какая мысль: будем снимать портреты выбывших конкурсантов через уличный стеклянный витраж. Идёт дождь. По стеклу стекают капли – как по лицу. Неудачник плачет. Идея прелюбопытная, но и очень сложная: надо снять умело и лирично. Владик сделал это блистательно.
Дальше – ещё сложнее. Из двенадцати финалистов мы решили заведомо, пусть и е совсем точно, определить шестёрку лучших. Их и снимать, на них построить идею сюжета. А она такова. Выступление финалистов – не серия отдельных, самостоятельных выходов музыкантов на сцену, а связанное, непрерывное соревнование. Один конкурсант выступает, а следующий нервно следит за его игрой, прислушивается к реакции публики. Готовится к выходу сам. Камера крупным планом показывает то одного, то другого. Потом – смена лиц, на сцену выходит следующий участник. Так Владислав и снимал.
Надо сказать, что в конкурсе скрипачей победа Гедиона Кремера вполне предвиделась, тогда как у пианистов всё было даоеко не ясно. Последним с финалом Первого концерта Чайковского выступал Владимир Крайнев. Он победил, чему в значительной степени способствовали колоссальные волевые качества нашего пианиста. И Микоша сумел это показать, передать. Крайнева он снял как автогонщика, который, сцепив зубы, пробивается к заветной цели. У музыканта даже пот с лица стекает не вниз, а срывается назад, словно под напором встречного ветра. Как это у Микоши получилось – никто, не исключая и меня, так и не дал ответа на эту загадку. Озарение, а оно всегда тайна!
Многие тогда говорили и даже писали, что на Крайнева в этой сцене просто неприятно смотреть – ведь это, мол, не большой сорт, а большое, высокое искусство. Мы же показали, что и большое искусство может быть таким, как большой спорт. Кстати сказать, и сам Крайнев одобрил этот фильм.
В своих работах Микоша был узнаваем, его кино было не похожим ни на чьё другое. Он предпочитал работать с молодыми операторами и режиссёрами, потому что не терпел навязывания чужой воли. Не переносил халтуру, дилетантства. Помню, мы собирались в Швейцарию на очередной хоккейный чемпионат мира. И вдруг выяснилось, что нам утвердили всего два места из трёх. Иными словами, всю работу теперь предстояло выполнять мне и Владику. Он с этим не согласился. Сказал, что такое решение могли принять лишь люди, не знающие и не уважающие его профессию, его труд. Ведь снимать хоккей одной камерой нельзя. Он был абсолютно прав. Мы остались в Москве.
Он много и с любовью снимал спортивные сюжеты для киножурнала «Советский спорт» и «Новости дня». Режиссёры игровых фильмов нередко приглашали его снять для них сюжеты, связанные со спортом, и в этих случаях Владислав Микоша проявлял себя как оператор игрового кино, и одновременно – как спортивный кинодокументалист. Не раз было, что и известные актёры, например, Любовь Орлова, когда их снимали для документального кино, рекомендовали обратиться к оператору Микоше.
На Олимпиаде в Москве он возглавлял бригаду, которая работала в Лужниках, на Главной спортивной арене. Там происходило торжественное открытие и закрытие Игр, а также соревнование по лёгкой атлетике, в которых разыгрывалось более сорока комплектов медалей. Именно в чаше «Лужников» на Олимпиаде была самая сложная работа для операторов. Здесь очень важно было очень точно определить места съёмки, выверено расставить людей, расписать, когда, в какие моменты и какие планы снимать. И всё постоянно корректировать. Этой работой мог руководить только человек высокопрофессиональный, прекрасно знающий предмет, его нюансы. Фильм о Московской олимпиаде режиссёра Юрия Озерова «О, спорт, ты – мир!»[2] с блеском прошёл по экранам всей планеты. В том успехе была немалая доля труда и таланта Владислава Микоши.
— Помню, Лариса Шепитько снимала фильм «Ты и я». Это странная история женщины, которая уезжает с мужем за границу. Там ей всё не нравится, и в конце концов она возвращается обратно. Героиня в чужой стране посещает хоккейный матч, и этот сюжет весомо вкраплён в драматургию фильма – там, на хоккее, происходит событие, которое серьёзно повлияет на судьбу героини. В общем, нужно было хорошо отснять хоккей, причём так, как это умел делать именно Микоша. И Лариса с этим к нему и обратилась. Владик отправился в Швецию. Причём снимал там не только хоккей, но и игровые, точнее – актёрские эпизоды.
Коль скоро я вспомнила Ларису Шепитько, то мне на память пришёл весьма необычный полнометражный ильм её мужа Элема Климова и его брата Германа «Спорт, спорт, спорт!» В своё время он с замечательным успехом, широко прошёл по экранам. Работая над своим фильмом, братья Климовы не раз приезжали к нам, советовались с Владиславом. Использовали в своей работе некоторые его киноматериалы, в частности, самый трагический, ключевой – сюжет легкоатлетического матча СССР-США в Филадельфии.
— Я хорошо помню этот фильм Климовых, и тот сюжет потрясающего по своему драматизму бега на десять тысяч метров в Филадельфии в 1959 году. Жара – 37 градусов по Цельсию. А ещё убийственная влажность… Вот резко замедляет бег американец Сот. Его конечности бессмысленно дёргаются, он неожиданно поворачивает и бежит в обратную сторону, но падает навзничь, и его уносят. Таким же становится и без нашего Хуберта Пярнакиви. Он, однако, с дистанции не сходит и чудом, ценой немыслимых волевых усилий всё ж добредает до финиша, и тоже падает без сознания. Только немедленно сделанный прямой укол в сердце спас ему жизнь. Победил же наш Алексей Десятчиков. Когда этот эпизод увидал тогдашний министр спорта Сергей Павлов, человек вовсе не сентиментальный, он принял решение дать Пярнакиви звание заслуженного мастера спорта. Этот эпизод и поныне время от времени показывают по телевидению. Я только не знал, что эта съёмка – дело рук Владислава Микоши.
— Да, это его съёмка, он был на том матче в Филадельфии.
(Его долго уговаривали вступить в партию). Наконец он всё-таки подал заявление. Однако тут восстал партийный секретарь студии: рано, мол, не достаёт тебе политической зрелости. И тогда Микоша вступил, только не в партию, а в Институт марксизма-ленинизма. Аккуратно посещал занятия, а все экзамены сдал на отлично. И когда он с красным дипломом вошёл в кабинет партсекретаря и положил этот диплом перед ним на стол, тот процедил: « Ну ладно, теперь мы тебя, может быть, и примем». На что мой Микоша в ответном слове направил секретаря по адресу, не воспроизводимому на бумаге. Так, стало быть, и остался беспартийным.
_______________________________
1. В ноябре 1942 — апреле 1943 — с группой советских кинооператоров (В. Соловьев, В. Микоша, Н. Лыткин, Р. Халушаков) находился в Великобритании и США. Операторам предстояло снять открытие союзниками по антигитлеровской коалиции второго фронта (открытие второго фронта состоялось через полтора года — в июне 1944).
2. «О спорт, ты — мир!» (1989; документальный фильм (2 серии) о XXII Летних олимпийских играх в Москве, которые проходили в период с 19 июля по 3 августа 1980 года); полнометражный; Производство: "Мосфильм" (ТО "Олимпиада-80"); документальный съемки Центральной студии документальных фильмов (ЦСДФ); реж.: Юрий Озеров; авторы сценария: Юрий Озеров, Борис Рычков (ЦСДФ); главный оператор документальный съёмок: Лев Максимов (ЦСДФ); главный оператор-координатор: Михаил Ошурков (ЦСДФ); всего снимали 89 операторов.