«Когда снимать друг друга будете, не снимайтесь без киноаппаратов…»
Письмо Дзиги Вертова из Москвы на Новую землю Самуилу Александровичу Бендерскому и Николаю Константиновичу Юдину.
Источник: журнал «Киноведческие записки» № 30 за 1996 год. Публикация Б. Д. Павлова, комментарии А. С. Дерябина.
Публикуемое письмо написано Дзигой Вертовым в период работы над фильмом «Шестая часть мира». Его адресаты — операторы, отправившиеся, среди других «киноразведчиков», снимать материал для этой пафосно-эпической картины, охватывающей чуть ли не всю необъятную географию страны.
К сожалению, нам не удалось установить дат рождения и смерти Николая Константиновича Юдина и Самуила Александровича Бендерского (по одним данным, Бендерский родился в 1879-м, по другим — в 1881-м году).
Оба оператора работали как в игровом, так и в документальном кино. Н. К. Юдин снял документальные фильмы «Золотое руно» Б. Светозарова (1927), «Охота и оленеводство в области Коми» Лямина (1927, с С. А. Бендерским), «Иваново-Вознесенск» В. Половцева (1927, с Гусевым), «Алкоголь» Генина (1928), «Всесоюзный зимний праздник физкультуры» (1928, с И. Беляковым и Гусевым), «Масляничный подсолнечник» Корнильева (1929), «Подсолнечник в промышленности» этого же режиссёра (1929, с Кобозовым), «Мичуринский питомник» Б. Светозарова (1929, с Поповым), «Практика селекции» того же режиссёра (1930), «Адыгея» Я. Корнилова (1930), «Гигиена женщины» Я. Посельского (1930), «Поднимай доходность сада» Б. Светозарова (1930, с Поповым), «На коньки» Гуревича (1931) и др. В игровом кино выступил оператором картин «Завтра ночью» И. Кравчуновского (1930), «Дурень ты, дурень» А. Медведкина (1931), «Аноха» А. Усольцева-Гарфа (1932), «Мечтатели» Д. Марьяна (1934) и «Гибель сенсации» А. Андриевского (1935). Кроме того как режиссёр сделал документальные фильмы «1917 год» (1930), и «Одна против многих» (1932), во втором — одновременно как режиссёр и как оператор.
С. А. Бендерский в период с 1918 по 1922 гг. занимал ряд хозяйственных и административных должностей в Москве и Саратове, в 1923–1924 гг. работал оператором «Пролеткино» и клуба М. Горького в Саратове, в 1925–1926 гг. продолжил работу в качестве оператора на фабрике «Культкино» в Москве, а с 1927 г. — на студии «Межрабпом-Русь». Среди снятых им документальных фильмов: «Калмыки» (1927) и «Охота и оленеводство в области Коми» (1927), среди игровых — «Преступление коновала Матова» Я. Посельского 1925), мультфильмов — «Мойдодыр» (1927), «Приключения китайчат» (1928, оба — М. Бендерской), а также «Энциклопедия на проводах» (1929), «Вызов» (1930) и «Сказ про коня худого и про коня стального» (1930), где он являлся и оператором, и режиссёром.
Письмо Дзиги Вертова из Москвы на Новую землю Самуилу Александровичу Бендерскому и Николаю Константиновичу Юдину
Дорогие товарищи Бендерский и Юдин, сейчас в дни развала Культкино и переустройства всей нашей работы на новый лад, уголок мира, в к[ото]ром Вы сейчас работаете, кажется тихим «оазисом». До Вас не доходят сейчас шумы, крики, зависть, возмущение, слёзы и радость — сокращаемых, переводимых, вновь приглашаемых, застрявших в экспедициях, или отправляемых в экспедицию и т. п.
Когда оглядываешься кругом и перебираешь в памяти все участки нашего фронта, невольно останавливаешься на Вашей суровой киноэкспедиции, чтобы отдохнуть, охладиться, сосредоточиться.
Ваши письма, к[ото]рые вы прислали мне, где Вы описываете обстановку Вашей жизни, действуют, как освежающий холодный душ. Я не помню, чтоб в последнее время я от какого-нибудь прочитанного рассказа испытал больше удовольствия, чем от Вашего спокойного изложения фактов. Вот Вам лишнее доказательство, что не надо быть «гением», или обязательно «жрецом искусства», чтобы воздействовать на других людей.
Я проверил своё впечатление и на других людях с тем же успехом.
Простое сообщение в известной последовательности небольших фактов, только потому, что они для московской обстановки необычны, гарантируют воздействие на слушателей или читателей.
Если то, что Вам удастся заснять, будет не менее интересно, чем то, что Вы описываете, это вывезет сорванные южные кино-экспедиции и позволит центр тяжести картин в целом перенести на зимний сезон.
Напоминаю Вам о съёмке кино-сеанса у самоедов, к[ото]рую снять следует детально от начала установки до конца сеанса, причём особое внимание обратить на отношение зрителей к кино-аппарату, к экрану. Съёмку зрителей во время самой демонстрации картины надо произвести в сумерки при факелах. Снимать отдельные смотрящие лица — крупно, по несколько метров – 10-12 лиц (мужчин и женщин). Затем сделать попытку всё это объединить общим планом. Здесь надо быть очень осторожным в распределении света, т[ак] как возможны 2 опасности: съёмка общего вида плохо проработается и получится дневная съёмка в дождливую погоду, вторая опасность — ничего не получится.
Повторяю, здесь всё дело не в количестве, а в распределении света, к[ото]рое нужно хорошо продумать.
Если общий вид сделать не решитесь, то можете к крупным планам доснять несколько смотрящих на экран групп по три, четыре человека. Крупные планы-лица — обычно достаточно освещать одним факелом (сильным).
Если будете иметь дело с кострами, то там ночную съёмку легко провести, результаты будут удачные почти наверняка.
Напоминаю ещё раз о необходимости снять несколько моментов, наиболее ярких, из работы кинооператора, используйте тему вьюги, тему ночлега. Когда снимать друг друга будете, не снимайтесь без киноаппаратов — обязательно киноаппарат должен быть ясно виден в кадре в руках ли оператора или возле, если оператор занят чем-нибудь другим.
Напишу Вам на днях ещё, сейчас за мной пришли из Культкино, и я посылаю Вам написанное, чтобы не откладывать.
Очень интересуюсь тем, что уже снято и что Вам не удастся снять. Мне это нужно для распределения кусков у себя в голове и соответствующей досъёмки в других местах.
Жму Вам лапы, пришлите Ваши фотографии в обстановке отдыха или работы. У Вашей жены, Бендерский, одну Вашу фотографию я всё-таки стащил и дал в прессу. Ту, где Вы с чайником.
Пока, всего хорошего, пишите, напишу ещё.
10 /XII–25 г.
Д. Вертов
[Приписка карандашом:] Просьба нашу переписку с Вами и все письма, к[ото]рые Вы пишете в разные места, сохранить, как материал для нашего общего сборника.
Дз. В.
Насколько можно судить по письму, вертовская манера руководства съёмками «Шестой части мира» напоминала азартный сеанс одновременной игры в шахматы (к подобному же сравнению обращался в своей «Творческой карточке» и сам режиссёр, не без гордости отметив, как однажды, в начале карьеры, ему пришлось управлять работой сразу 30 монтажниц). Разослав во все уголки страны операторов-киноразведчиков, он буквально упивался возможностью детально осуществить свои замыслы на практике. Подробные указания получали от него не только С. А. Бендерский и Н. К. Юдин — Я. М. Толчан, например, вспоминал, что 80% материала, отснятого им в Узбекистане, должны были составлять крупные планы (из них 50% — «во весь экран», 10% — «сверхкрупные» и 20% — «размером типа бюст»), и по 10% — «группы» и «общие виды» («Дзига Вертов в воспоминаниях современников». М., 1976, с 123–124).
Наработанное Вертовым к 1925 году доскональное знание своего ремесла блестяще соединилось на съёмках картины со зрелым режиссёрским мышлением: он живо интересуется в письме, «что уже снято и что … не удастся снять» — «для распределения кусков у себя в голове и соответствующей досъёмки в других местах». Правда, неизвестно, удалось ли заснять киносеанс у самоедов именно так, как хотелось бы Вертову; по крайней мере, в фильм эти кадры не вошли. Видимо, на какой-то стадии съёмок Вертов почувствовал, что их включение в картину могло бы разрушить её целостность, превратив в некое подобие гибрида «Шестой части мира» и «Человека с киноаппаратом». Опасность такого рода двумя годами раньше продемонстрировала полуудача многотемного «Киноглаза», так что вполне логично, что Вертов придержал на будущее созерцающих и познающих героев ради действующих и созидающих. Поступившись протокольной киноправдой, ради своего поэтического замысла, он (скорее всего интуитивно) превратил «Шестую часть мира» в киноутопию.
Логично и то, что в готовом фильме место киносеанса у самоедов заняла вторая часть, наполненная самозабвенными выкликаниями «купающихся овец в морском прибое», «коми из области Коми», «бодрых столетних» и т. д. Венчавшее её обращение «И вы, сидящие в этом зале» адресовалось вовсе не современникам Вертова и уж тем более не теперешним киноведам, но абстрактному зрителю этого счастливого далёка, столь же «конкретному», как и «уходящий в неизвестную ледяную даль» один из героев фильма. Вместо обозрения молодой, с энтузиазмом строящей социализм страны Вертов развернул панораму гармоничного бесклассового общества, которое могло бы существовать.
Любопытна, вдобавок, витавшая в «Шестой части мира» на стадии замысла тема «человека с киноаппаратом»…
Первый и единственный раз в жизни Вертов в такой степени ощущает свою творческую свободу — благодаря богатому «Госторгу», сделавшему заказ на «Шестую часть мира», он не мог стесняться в средствах. Парадоксально, но это «парение» художника сопровождалось всё усиливающейся травлей со стороны руководства Совкино (именно это имеет в виду Вертов в начале письма). Директор объединённой кинофабрики, член правления Совкино И. П. Трайнин развязал против Вертова настоящую войну: будучи человеком достаточно властным, он принципиально не считался с документальным кино, уделяя повышенное внимание коммерческой основе кинопроизводства. В конечном итоге Вертов был уволен с фабрики в 1927 году.