Документальная трагедия. Фильм о сталинском приказе № 227, о судьбах людей, воевавших в штрафных батальонах в годы Великой Отечественной войны.
Признательны всем тем, чьими трудами в различные года — недавние и дальние — создавались кинодокументы, без которых этот фильм не состоялся бы...
(Цитируется с экрана)
Вошли кадры военной кинохроники, в том числе: взятие Будапешта, пленение маршала Паулюса, Конференция военнопленных немцев в 1943 году (г. Красногорск), кадры наступления штрафников (оператор О. Рейзман), встреча нач. генштаба Г. К. Жукова с командирами штрафных ботальонов и рот 12 января 1945 года в его ставке, бои за Берлин.
Вошли воспоминания (синхронно): Бориса Ивановича Алексеева (генерал-майор юстиции с 13 февраля 1943 года), Зии Мусаевича Буниятова (Герой Советского Союза, командир 123-й отдельной стрелковой роты 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, капитан; д.и.н., директор Института Востоковедения АН Азербайджанской ССР), Олега Павловича Будничука (адъютант комбрига Михаила Васильевича Водопьянова), Ивана Александровича Кузовкова (Герой Советского Союза, генерал-полковник) и др.
Современные съемки: выставка художника Геннадия Доброва (Гладунова) «Автографы войны» (портреты инвалидов Великой Отечественной войны, написанные в Валаамском доме инвалидов, Бахчисарае, Омске, на Сахалине, в Армении).
ПРОИЗВОДСТВО: ТО "Риск" (ЦСДФ)
СОЗДАТЕЛИ ФИЛЬМА
По сценарной заявке Евгения Шведа
Режиссер и автор комментария Лев Данилов
Редактор кинолетописи М. Еременко
Монтажер Т. Дзелинсковская
Консультант генерал-майор, д.и.н., профессор В. Ларионов
Оператор С. Воронцов
Звукооператор В. Брус
Редактор О. Мозжухина
Художники: М. Артамонов, М. Морозова
Шумовое оформление Э. Котова
Музыкальное оформление С. Василенко
Директор картины В. Шабунин
Документальные» кинокадры, известные всем, об окружении немцев под Сталинградом, когда солдаты бегут навстречу друг другу по заснеженному полю, были сняты кинооператорами позже, с подразделениями, специально выделенными для исторической съемки. Прорывали же оборону немцев и замыкали кольцо Сталинградского окружения штрафники. В съемках они не участвовали, как, впрочем, и в Параде Победы на Красной площади в Москве.
Евгений Швед, кинодраматург, Источник
Со многими из этих людей я познакомился позже, когда работал над сценарием фильма «Штрафники». Не все, с кем удалось встретиться, были готовы откровенно рассказать о своем прошлом, о «непрописанных» страницах войны. Ко многим я опоздал.[...]
[...]Сейчас легко рассуждать. Всякий студент-юрист разберется да осудит еще. А тогда, во время войны… В экстремальных ситуациях другой меры наказания, кроме как расстрел, не было дано! Всякая другая мера — избавление от войны и от смерти, потому что гибли, как правило, все. Мы тоже — прокуроры, трибунальцы — гибли.
Александр Александрович Долотцев, полковник юстиции (ВКВС СССР), Источник
Сталинизм проявлялся в привлечении людей по ст. 58, т. н. «антисоветская агитация». А в том, что за переход на сторону врага мы судили, меня никто не упрекнет. Во всех странах за измену Родине судят, за членовредительство тоже. Война требует жестокости.
Конечно, помню свой первый приговор. На нейтральной полосе задержали армянина при попытке перейти к немцам. Трибунал приговорил его к 10 годам, но фронтовое начальство не утвердило. Сказали — несерьезно. Дело ко мне и попало. Как быть? Я — судья. Приговорил к смертной казни. Так и запомнил первый смертный приговор: читаю, а у самого коленки дрожат…
Приговоры встречали спокойно. За всю войну только один-единственный обматюкал судей. У него по 58–10 за контрреволюционную агитацию — высшая мера наказания. «Ну, — говорит, — и мудаки же вы!» Теперь, я думаю, прав он был.
В современных фильмах о войне многое не так. Она ведь гораздо жестче была. Когда нас бомбили — кишки на проводах да на деревьях висели. Или шапка, или шинель. Особенно под Харьковом, когда мы отступали, нас так молотило! Никто не знал, удастся выбраться или нет. Бомбы рвутся справа, слева! Земля ходуном. А мы — назад. Теперь не понять ту трагедию. Мы же плакали, когда отступали. Думали на ЕГО территории воевать и что отступаем лишь первые дни…
[...]Судили не по своей воле! Страхом держали, но в идею — верили! Мы верили, что должны эту мировую революцию совершить и зажить по-человечески! Теперь уже веры прежней нет. А что осталось? Не хочу быть пророком, но если будет война или что-то подобное — не дай Бог! — поверьте мне, мы не найдем ничего другого, кроме как применить угрозу и силу, чтобы заставить людей воевать! И будем стрелять! Не станет 58–10 — найдется другая. Иного не дано — разбегутся. Если грех брать, пусть партийные органы на себя тоже берут! Они командовали нами. Я был бы рад, если б меня начальник политотдела хоть раз поддержал. Они только давили! Я скоро из жизни уйду, но скажу: до последнего времени не знаю, зачем они вмешивались в это дело?[...]