Лев Данилов о Владиславе Микоше. Сто восемьдесят сеансов «Багдадского вора» (20-е годы)

Жил мальчишка в губернском городе Саратове. Мечтал быть моряком...

Лев Данилов о Владиславе Микоше. Сто восемьдесят сеансов «Багдадского вора» (20-е годы)

12.10.2018

Данилов Лев Стефанович (19 апреля 1926, Владивосток — 22 сентября 1991, Москва). Лауреат Ленинской премии (1980).

Опубликовано: Л. Данилов «Владислав Микоша». Брошюра Союза кинематографистов СССР, Всесоюзного бюро пропаганды киноискусства, Москва, 1983 г.. Фото: из архива Джеммы Микоши (Фирсовой). Материал подготовлен к публикации Ириной Никитиной.

И не пашу, и не сею,
И не планирую дом,
Я проливаюсь на землю
Лишь благодатным дождём.
М. Лисянский. «Призвание»

Жил мальчишка в губернском городе Саратове. Мечтал быть моряком. Капитаном дальнего плавания. Волга у Саратова широка. Напротив старого собора – больше километра. Пространства это Владик преодолевал легко.

Из Бомбея и Рангуна, Сингапура и Касабланки приходили письма от отца – штурмана дальнего плавания. Дома он бывал редко. Письма пахли южными морями, дальними странами и экзотическими архипелагами.

Потом Микоша вспомнит: «Всё это запало в душу. И эти города в моей жизни также много значат. И я прошёл по ним в своё время».

Микоша – бродяга, в отца. Тот сначала был грузчиком в Керчи, затем – матросом в Одессе. И эти города прошёл Микоша в очень трудные дни. Отца тогда уже не было в живых – умер от тифа в революцию…

Сколько Микоша помнит себя, он всегда готовился к походам в океан. Зимой ходил без зимнего. Пальто не надевал – такой был кураж… Ходил в рубашке и без шапки. Голова была и в снег, и в холод непокрыта. Какая шапка, когда сам Руаль Амудсен ходил по торосам с непокрытой шевелюрой! И это в Арктике. У них же просто-напросто Саратов – всего лишь средние широты…

Его всё время влекло к трудному. Цирк. Море. Живопись. Бокс. Авиация. Кино. Все эти вещи – очень на любителя!

Мечтают все. Присягают на верность многие. Остаются десятки. Выделаются единицы…

Хорошие люди встречались ему на жизненном пути. Мать Вера Ивановна. Организатор кинопроизводства Виктор Иоселевич. Лётчик-испытатель Бенедикт Бухгольц

Микоша похож на свою мать. Говорят, когда сын похож на мать, – это к счастью. Во всяком случае, к людям талантливым счастье на житейских путях-дорогах приходит чаще.

Мама Вера Ивановна была монтажницей «Совкино» в губернской кинопрокатной конторе Саратова. Портрет матери Микоша всю жизнь носит с собой. Потому на обороте этой фотографии Чаплин нарисует свой грустный автошарж – глаза, усы и котелок. Но об этом – в своё время…

Саратовский художник Михаил Михайлович Егоров открыл перед Микошей дверь в храм Высокого Возрождения и познакомил с Микеланджело, Леонардо да Винчи, Боттичелли, Мурильо и Рембрандтом. Композиции последнего поразили. Но всё же главным было море. Всё время снилось море. Только море…

Он ходил под жгучим морозом. Микоша закалялся. Он шёл к мечте. Манили и вели вперёд беспокойные образы Седова, Скотта, Беринга и Кука… В конце концов он поехал в Ленинград. В Высшее военно-морское училище имени Фрунзе, куда послал документы и откуда пришёл вызов.

В северной столице лил дождь. Была мокредь и слякоть. Вокруг всё было мокро. Мокры лошади, и мокры трамваи. Мокры решётки Екатерининского канала. С мокрой шпаги мокрого Кутузова у колоннады Казанского собора свисла большая синяя капля балтийского дождя… А экзамены в ВВМУ были отложены. Отложены на месяц. Что делать? Не ехать же обратно. И стал Микоша ходить по паркам и музеям. Пропадал целыми днями в Эрмитаже. Ходил в Русский музей – туда, где Айвазовский и Левитан, Врубель и Репин… Туда – на Театральную площадь – дорога шла мимо Филармонии. Филармония – это было очень дорого. И Штидри, и Коутс – всё оказалось для других, не для него… И шли дожди. Всё время. И Микоша простудился (ведь жил не дома – в гостях у случайных знакомых), стеснялся снять мокрые ботинки, высушить (неудобно перед хозяевами…). А когда пришло время экзаменов в Высшее военно-морское училище имени Фрунзе, то поглядела на него – деликатно шмурыгающего синим носом кандидата в адмиралы – комиссия и сказала: «К морской службе негоден! Хронический бронхит. С подобными болезнями к испытаниям не допускаем!.. Будьте здоровы! Следующий!..»

Всё можно было предположить – срезался на математике, провалился по литературе или истории, но – по здоровью!.. Вот так. Потрясение в семнадцать лет необыкновенно сильное.

Наверное, он был бы славным моряком. Но – вероятно! Это хорошо, что он стал им. Хороший моряк – не редкость. Кинооператор-художник значительно более редко встречается среди людей.

Но жизнь продолжалась. И жить нужно было дальше. И Микоша покинул Ленинград… Снова синие штрихи ливневых капель наискосок перечёркивали золото Исаакия и Адмиралтейской иглы, Петропавловскую крепость, решётки и липы Михайловского парка… Пройдут годы, и – наверное! – сотни раз он будет приезжать в Ленинград на съёмки, и каждый раз всё новые и новые мотивы пейзажных этюдов невского чуда будет видеть он в этом городе. Но всегда самыми лучшими будут микошинские этюды Невы и Адмиралтейства, мостов и Невы, Казанского собора и Петра через диагональные штрихи балтийских дождей, и упоительно-грустные метели жёлтых листьев с клёнов Михайловского парка. И всё это – низколетящие тучи над бурной рекой и кораблик со шпиля Адмиралтейства через росу тумана на кружеве осенней паутины в Летнем саду, – всё это будет потом оттуда – из юности, из неудавшегося похода в моряки…Те впечатления, сильные как рубцы от ран, остались на всю жизнь. Остались и определяли потом все ленинградские съёмки Микоши. И не только ленинградские. Определяли манеру и стиль композиций. Настроение кадра – подлинная лирика не рождается в безмятежности. Лирика не возникает в состоянии покоя.

В Саратове Владик стал учеником киномеханика в кинотеатре «Искра». Помогал маме… Вскоре его перевели в мастера-механики. И он сам демонстрировал фильмы широкому зрителю. По сотне раз смотрел каждую картину… Сначала видел актёра. Потом сюжет, в котором действовали актёры. Затем – обстановку, где всё это происходило. Далее естественно наступало время разбираться в том, как всё это происходит… Не всякий типографический рабочий, печатающий чьи-то книги, становится писателем, но есть писатели, которые были наборщиками и линотипистами. Не всякий киномеханик впоследствии становится создателем чуда на целлулоиде, но есть киномастера, у которых в начале трудовой жизни было множество трудовых смен в кинопроекционной будке.

Микоша подолгу, не уставая и без скуки, смотрел на экран. Настало время, когда эмоции сменялись спокойствием. Спокойствие приводило к размышлениям. Размышления вели к анализу. Анализ становился управляемым: фильмы-то порой были не только выдающиеся, а иной раз и совсем наоборот – косяком шла безвкусица. И он научился отличать хорошее от плохого, тем более что различия между ними нередко были очень резкими. Научился отличать хорошее лицо от плохой игры. Представление – от искусства. Начал понимать, где кончается профессия, навык и начинается вдохновение… Научился отвечать на вопросы. Правда, ещё не на свои. На чужие вопросы отвечать всегда легче.

Жизнь шла трудно. Работа. Учёба. Спал мало. Научился выбирать собеседников, чтобы время проходило с пользой. А собеседники у него были мудрые – Куинджи, Левитан, Бальзак и Пушкин, Рембрандт и Толстой, Серов, Рахманинов, Державин, Айвазовский…

Он стал челном «Общества друзей советского кино» – была такая организация в стране. Из ОДСК вышли многие (если не все!) известные творцы кинематографа. Он видел всё, что выходило на экран. Стал активным подписчиком «Киногазеты» и «Кинонедели»…

Тут настало время сказать ещё об одном месяце переживаний. У Микоши каждый раз перед каким-либо житейским испытанием выпадал такой месяц.

Однажды приятель, ровесник Вася Василенко (он потом станет режиссёром-документалистом на Саратовской студии кинохроники) сказал ему, что есть в Москве Техникум кинематографии, где учат на киноактёров, кинорежиссёров и кинооператоров. Но – отбор жёсткий, конкурс – жуть что! – гоняют по всем разделам истории искусств, вопросы задают на английском языке и просят сыграть на фортепиано что-нибудь из Людвига ванн Бетховена…

И, оказывается, Микоше таким образом суждено было узнать, что в Москве в здании бывшего ресторана «Яр», рядом с киностудией «Межрабпомфильм» есть такой адрес, куда можно написать заявление и послать анкету и ждать ответ. То, что заявление послать нужно, – для него сомнений не сбыло. Актёром стать он не собирался – это дело не для него. Совершенно точно. Он пишет заявление на операторское отделение. И шлёт туда анкету, она называлась «Опросный лист для вновь поступающих в высшие учебные заведения в 1929 году».

Из ГТК получен ответ: «К экзаменам допущен», и Микоша тут же поехал в Москву.

В столице на стенах кинотеатров и тумбах висели афиши тех же фильмов, что шли и в Саратове. В «Уране» – «Женщина с миллиардами» – 8 серий. В «Арсе» (будущий Театр имени Станиславского) – «Индийская гробница». На М.Дмитровке (будущий театр имени Ленинского комсомола) – «Багдадский вор» с Дугласом Фербенксом…

Здание «Яра» на Петербургском шоссе, построенное Адольфом Эрихсоном. 1909—1913 гг. После октябрьской революции ресторан закрыли. Некоторое время в период НЭПа в здании «Яра» ещё работал ресторан. Позднее здесь размещались кинотеатр, спортзал для бойцов Красной Армии, госпиталь, с 1925 года — кинотехникум, в 1930—1938 годах — ВГИК. Фото: Общественное достояние.

Шестой трамвай прошёл под Триумфальной аркой у Тверской заставы и двинулся к бывшему «Яру»..

Микоша вошёл в ГТК. В канцелярии сказал:

— Здрасьте! Я приехал сдавать испытания…

— А почему так рано? – спросили его.

— Так! – неопределённо ответил абитуриент Микоша… – Узнать, может, что изменилось…

— Нет, ничего не изменилось. Но приехал рано. Приходи через месяц…

…Второй строчкой трудовой биографии будущего кинорепортёра В.В. Микоши стала запись: «г. Москва, 1929 год, к/ст «Межрабпомфильм». Осветитель…»

И вот Микоша в киногруппе Я.А. Протазанова «Праздник святого Йоргена». В его ведении дуговой осветительный прибор – «пятисотка». Занятие – следить за ровным горением угле – нелёгкое. Но он уже привык к этому делу, когда был киномехаником. Иногда это ему не удаётся, он срывается. Оператор тогда говорит очень нехорошие слова… Срывается потому, что снимается «павильон «Костёл». Эпизод – «Вознесение на небо». Заняты артисты – Кторов из Театра Корша, Ильинский (очень смешной парень!) из Театра Мейерхольда, М.М. Климов – из Малого. Актёры – все хороши. А какой сюжет в фильме – Владик не знает…

Работа была интересной – месяц пролетел быстро. Наступила пора испытаний. Вот как было это полвека назад… Экзамен шёл на русском языке. Играть на рояле ему не пришлось…

В небольшой комнате, где заседала приёмная комиссия, все стены были увешаны фотографиями на различные сюжеты, и испытания начались с мастерства фотографии. Каждый поступающий показывал свои фотографические работы. А Микоша о фотографии вообще никакого понятия не умел, с фотографией знаком не был и не предполагал, что об этом его будут спрашивать… Но спросили же, конечно, именно об этом.

Главным в комиссии был Иван Александрович Бохонов. Он уткнулся в документы Микоши и изучал их… Потом поднял глаза и сказал:

— Ну, хорошо. Давай фотографии.

— А у меня нет фотографий. Я не умею снимать… – отвил Владик.

— Вот те раз! – сказал Бохонов. – Так зачем же ты приехал, если не умеешь снимать?..

Микоше стало жарко.

— Я приехал учиться… Я научусь… Быстро научусь. Честное слово!

— Да-а-а… – сказал Бохонов.

— Как с ним быть, товарищи?

— Оставить… – начал завершать этот не очень искромётный диалог чей-то голос… Сейчас Микоша уже не помнит, кто был владельцем того баса, – то ли Желябужский, то ли Шипулинский… Ему стало  очень неуютно на белом свете. И, видно, это понял Бохонов. Если бы он тогда не понял Микошу, то не продержал бы его перед очами приёмной комиссии больше часа и не выяснял у юного волгаря, чем тот занимался до экзаменов?.. Какие из виденных фильмов ему больше всего понравились?.. И почему?.. Что – кроме «Ивана Грозного» – нравится в Третьяковке?.. (Все поступающие «поражали» комиссию знанием Репина.) Какую музыку предпочитает?.. Что такое скульптура?..

На вопрос о любимых поэтах Микоша ответил обоймой фамилий из Блока и Пастернака, Есенина и Маяковского… А когда один из членов комиссии сказал угрюмо: «Вроде бы вы, Микоша, из интеллигентной семьи, а говорите про Маяковского, как про поэта… Какое отношение он имеет к поэзии?..» – Бохонов вмешался и сказал: «Зачем своё раздражение на Маяковского переносить на Микошу?..»

И продолжал Владик рассказывать, чем для него хорош «Знак Зорро», «Человек из ресторана» с Михаилом Чеховым из МХАТа и «Потомок Чингисхана», чем греет «Альбом этюдов» Шопена, «Мефистофель» Антакольского, и почему – ему кажется! – надолго Врубель, Рафаэль и Караваджо, Коровин, Скрябин, Тициан и Майков…

— Так-так-так-так, – говорил Бохонов, глядя близко и внимательно-изучающе… на своего будущего студента… – Ну-ну-ну-ну…

Микоша завалил тогда математику и химию. А Бохонов вступился за Микошу перед комиссией: «Кого мы собираемся готовить из него – доктора химии? Профессора математики? Я вам говорю – из него выйдет толк. Возможно, очень большой!..»

 Продолжение следует.


Материалы по теме