_________________________________
1. В конце октября 1956 года Ив Монтан подписал контракт с агентством Жоржа Сориа на вытупление в СССР, а в начале ноября советские танки вошли в Будапешт... Симона вспоминала, что сразу образовалось два лагеря: одни убеждали, что гастроли должны состояться, другие — что их надо во что бы то ни стало отменить. Газета "Фигаро" вышла с карикатурой на первой полосе — Хрущёв звонит в Кремль и отдаёт приказ: "Пошлите танки в Париж, чтобы Ив Монтан мог у нас петь"... (Источник: Журнал Сноб № 12 (77), декабрь 2014-январь 2015 гг.)
Л. Брик: «Жорж Сориа должен был их (Ив Монтан и Симона Синьоре; — прим. ред.) везти в СССР с концертами в начале ноября 1956 года, когда наши танки вошли в Будапешт. Монтаны, как вся левая интеллигенция, настроенная прокоммунистически, были в сильном шоке, рвали и метали. Они были резко настроены против этой нашей акции. Французские газеты писали, что, если они поедут к нам на гастроли, значит, они одобряют политику СССР, и называли их предателями. Не поехать они не могли, у них не было денег заплатить Госконцерту огромную неустойку. Француз-продюсер грозил в случае поездки не подписывать контракт с ними на какой-то фильм. Обстановка была сложная, в это время Москва отменила все зарубежные гастроли наших артистов, так как за рубежом им устраивали обструкцию. На прием 7 ноября в наше посольство в Париже в знак протеста почти никто не пришел. Арагон и Эльза были подавлены и мрачны, они тоже осуждали нашу политику, но в печати пока не выступали, это будет позднее. Симона просила Арагона поговорить с послом Виноградовым, объяснить их положение и сделать все возможное, чтобы русские под любым предлогом отменили контракт. Тогда Монтан не будет платить неустойку, не поедет в Москву и не будет выглядеть предателем. Но у Арагона отношения с Виноградовым из-за той же Венгрии уже были на грани разрыва, он не мог его ни о чем просить, зная, что посол на это не пойдет. Я видела, что у Симоны буквально кровь отлила от щек. Она чуть не плакала, она так надеялась на Арагона.
Василий Катанян (из книги “Прикосновение к идолам” (1997)), Источник
Мне хотелось ее утешить, я позвонила ей на другой день, и она пригласила меня к себе.
Что я там выслушала! «Если б мы знали, что СССР такая страшная держава, то ни за что не согласились бы на гастроли» — это было самое безобидное. Я просто не знала, куда девать глаза, хотя — сам понимаешь — была не при чем. Они подписали протест деятелей французской культуры против нашего вмешательства и теперь опасались, что наша публика устроит им обструкцию и освищет Монтана. Я им сказала — чем, мол, виновата наша публика? Вечно нас за что-то наказывают — то лишают Шаляпина, то Рахманинова. «Вы хотите, чтобы теперь мы и вас не услышали?» Просила их не путать публику с вождями, что их очень ждут, что Монтана знают по записям Образцова, что Синьоре любят за ее фильмы, что их будут носить на руках и успех будет огромный. Словом — старалась. Да так оно и вышло.
— Выходит, это вы уговорили их приехать?
— Я, не я, но они немного успокоились. Думаю, что кое-что им, стало яснее после нашего разговора. В Москве она пригласила нас на концерт, и на следующий день Монтан прислал мне целую… копну цветов, другого слова не подберу. Наверно, большую половину того, что ему накидали на сцену.
Мне он крайне понравился. И симпатичный. И она очень талантливая. Умная».
[…]Советские власти благожелательно относились к Монтану — бывшему рабочему и сыну рабочего-коммуниста. А тут еще знаменитый Образцов , влюбившись во время парижских гастролей своего театра в песни Монтана, познакомил с ними огромную аудиторию советских слушателей. Так, в 1956 году Ива Монтана пригласили СССР на серию концертов.
Людмила Вайнер (Журнал "Чайка" № 13 (24) от 2 июля 2004 г.), Источник
За пару месяцев до запланированного визита они с Симоной отправились в столицу ГДР Берлин на съемки фильма по “Салемским колдуньям” Миллера. В пьесе речь шла не столько о знаменитом салемском процессе, как о Комиссии по антиамериканской деятельности (“охота на ведьм”). Это еще больше понрявилось советским руководителям, которые почувствовали в Монтане и Синьоре “своих”. После съемок они вернулись в Париж и стали вместе со своими музыкантами готовиться к поездке в Москву.
Но тут случилось непредвиденное. В Венгрии народ выступил против промосковской политики своего правительства, и это выступление было жестоко подавлено советскими войсками. Монтан и Синьоре задумались, не отменять ли им гастроли, ведь их приезд в Москву может быть истолкован как одобрение политики Кремля? Их многочисленные знакомые, французские деятели культуры и искусства, — настаивали на отмене гастролей. А член ЦК французской компартии, знаменитый писатель Луи Арагон вел себя “двойственно”: в глаза говорил, что ехать нужно, а за глаза — что поездка несвоевременна...
Никто не знает, чем в действительности руководствовались Монтан и Синьоре, но в декабре 1956 года они все же в Москву отправились. Концерты проходили с большим успехом. В отснятом в ходе их поездки документальном фильме можно было увидеть стоящую за кулисами зала им. Чайковского Симону, которая со слезами на глазах слушала песню “Когда поет далекий друг” Марка Бернеса.[…]