«ЕВТИХИАНЫЧУ» — 100!!! Вдогонку неотмеченному юбилею...

В.Е. Баскаков на фото слева. Фото предоставлено В.И. Фоминым.

Летом этого года легендарному киноначальнику Владимиру Евтихиановичу Баскакову шарахнуло все 100.  Наша кинообщественность этот юбилей дружно и умело проигнорировала.

Это ей было не впервой. Ведь позорно обкакалось оная, даже не шевельнувшись, в 2019 году, когда надо было хотя бы скромненько отсалютовать столетнему юбилею советского кино. То ли подзабылась она, то ли сделала вид будто подзабыла, что именно в 1919 году Ильич декрет о национализации кино подмахнул и именно с той поры повелось отсчитывать дату рождения советского кино.

Впрочем, круглые юбилеи самых больших советских киноначальников — это совсем уж особый случай.

Их кинематографисты  всегда и всех без исключения не то что не особо любили, а люто ненавидели. Даже несмотря на то, что  хотя бы в виде исключения из правил среди оных  бывали и вполне достойные люди, сделавшие много полезного и хорошего для облегчения несчастной судьбы нашего кино за долгие годы его существования с капээсэсным партбилетом у сердца.

Да и сама власть, усаживавшая этих людей в кресла главных киноначальников, тоже, мягко говоря, платила им ничем иначе как черной неблагодарностью.

Напомним: отцом-основателем  советской кинематографии по справедливости следовало бы назвать чекиста Василия Николаевича Манцева, под председательством которого комиссия Совнаркома разработал тот самый проект организационного устройства советской кинематографии, реализация которого запустила процесс реального создания и быстрого дальнейшего развития нашего кино. До этого целых шесть лет после национализации кинематографа и полного его разрушения власть корчилась в бесплодных попытках создать нечто новое и небывалое. Они проваливались одна за другой. И только когда к этому подключилось Манцев — он был не простой  чекист, а чекист высокого чина, зам самого Дзержинского — дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Власть этой заслуги Манцева не забыла. В 1938 году он заработал статус «врага народа» и был расстрелян, после чего его имя и та роль, которую он сыграл в рождении советского кино, были навсегда забыты.

Пинком под зад и освистанным покинул свое председательское кресло Константин Матвеевич Шведчиков, уже практически реализовавший план Манцева и поставивший на ноги из послереволюционных руин советскую кинематографию.

Сменивший его Мартемьян Никитич Рютин, которому в1930 году выпала нелегкая участь создать из разрозненных и суверенных республиканских кинематографий единое советское многонациональное кино с жестко централизованным управлением из Москвы, был тоже объявлен в итоге «врагом народа» и получил чекистскую пулю в затылок.

Оказавшегося в том же кресле Бориса Шумяцкого, при котором  советское кино смогло вытеснить зарубежное кино с советских экранов и стало любимым, подлинно народным искусством, тоже оказался английским, японским и еще каким-то шпионом. К тому же, как утверждалось, он нарочно разбил пробирку с ртутью в кремлевском кинотеатре, чтобы злодейски уничтожить во время просмотра Сталина с его ближайшими боевыми товарищами. Вместе с Борисом Захаровичем пошло «в расход» все тогдашнее киноруководство в Москве и в республиках.

Чекиста Семена Семеновича Дукельского, принявшего в руки злосчастную эстафету киноначальствования, до расстрела не довели, но тоже, как и Шведчикова, спровадили из того же кресла пинком под зад, как только он выполнил порученную ему капээсэсной властью грязную работу по очистке киноведомства от вредителей.

С теми же «почестями» выпроваживали следом Ивана Григорьевича Большакова, сумевшего сберечь киноотрасль в годы войны и в еще более трудное послевоенное время.

Так же «отблагодарили» и лидера СК Ивана Александровича Пырьева, создавшего взлетную площадку для чудесного воскресения послесталинского кино.

Алексея Владимировича Романова и Владимира Евтихиановича Баскакова, при которых случился «серебряный век советского кино», и оно впервые в своей биографии перепрыгнуло планку 4,5 миллиардов посещений в год, спровадили так, как будто и они позорно провалили порученную работу.

А вот сам-то кинематографический народ, казалось, мог бы как-то пообъективнее отнестись к своим начальникам, в которых видел одних сплошных злобных и тупых упырей, а к тому же и личных смертельных врагов. Этой испепеляющей ненавистью, презрением были неизлечимо больны все поколения советских кинематографистов. А более всех — ведущие режиссуры.

Баскаков по нелюбви киносообщества не стал исключением. А справедливо ли?

Для начала вспомним его биографию.

Баскаков Владимир Евтихианович (1921 — 1999), государственный чиновник, критик, писатель.

Учился с 1939 по январь 1942 г. в Ленинградском университете, на филологическом факультете. В начале1942 г. эвакуировался вместе с родителями из Ленинграда в г. Слободской Кировской области, где был редактором районного радиовещания, а с июля 1942 г. призван в ряды Советской Армии.

С сентября 1942 г. и до окончания войны находился в действующей армии — на Калининском, Степном, 2-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах, был солдатом,  зам. политрука минометной батареи 1-го мехкорпуса, комсоргом управления корпуса. А с осени 1943 г. и до окончания войны работал литсотрудником газеты 1-го мехкорпуса «В бой за Родину», участвовал в боях на Курской дуге, при освобождении Украины, Белоруссии, Польши, в битве за Берлин.

В ходе сражения за столицу фашистской Германии судьба неожиданно столкнула его на одной из берлинских улиц с асом фронтовой кинохроники Романом Карменом. Тот затеял отмочить более чем хулиганскую шуточку. В квартире одного из уцелевших домов оказался телефон. Кармен снял трубку, услышал гудок. Работает! Недолго думая, через коммутатор позвонил в Рейхсканцелярию, попросил соединить с Геббельсом. О. чудо! Таки соединили! Геббельс взял трубку, спросил, кто им интересуется. «Майор Красной Армии Кармен», — бодро ответил оператор. «В чем дело майор?» – не нашелся, что ответить фюрер фашистской пропаганды. «Рекомендую вам отдать приказ войскам  немедленно капитулировать!» — последовал немедленный и решительный ответ.

Младший по воинскому званию Баскаков должен был как политработник инженера-майора удержать или хотя бы пожурить за подобную шуточку. Но вместо этого, услышав гудок со злостью брошенной на другом конце трубки, оба  дружно расхохотались и долго не могли остановиться.

В послевоенный период до 1956 г. Баскаков  служил в военной печати (в группе советских  оккупационных  войск в Германии, был затем зав. отделом, отв. секретарем — членом редколлегии газеты МВО «Красный воин»). Доучившись уже в Московском пединституте и дослужившись до звания майора, он решил, тем не менее,  начать новую жизнь и ушел на гражданку.

При содействии молодого театроведа Юрия Ханютина, тогда еще  не прибившегося к берегам кино, Баскаков потихоньку стал печататься в разделе культуры «Литературной газеты». По этим первым публикациям им заинтересовались и другие периодические издания. А потом была Старая площадь, где бывший политработник и журналист быстро зашагал по ступеням партийной карьеры.

• 12.1956 – 08.1960 — инструктор Отдела культуры ЦК КПСС.
• 07.1960 – 07.1962 — Зав. сектором Отдела культуры ЦК КПСС.
• 07.1962 – 06.1963 — Зам. министра культуры  СССР по вопросам кино.

Далее наш герой уже на государственной службе — и со Старой площади перемещается в Малый Гнездниковский, 7. Его новая должность — Первый заместитель  председателя Госкомитета Совета Министров СССР по кинематографии.

На фото: Евгений Андриканис (в первом ряду третий справа), Григорий Чухрай (во втором ряду за Андриканисом), зампред Госкино СССР Владимир Баскаков (в первом ряду шестой справа), Роман Кармен (слева на фото; видна часть спины). Источник: ГОСКАТАЛОГ.РФ № 8881893.

В новосозданном Комитете по кинематографии, будучи только замом руководителя ведомства, Баскаков фактически стал его главной фигурой. По степени своей образованности и профессиональной подготовке, а самое главное по всем своим чисто человеческим качествам Баскаков на голову был выше серенького и заурядного своего начальника — председателя Кинокомитета Алексея Романова, выдвинувшегося из рядов заштатных партийных пропагандистов. Все самые важные, самые трудные, самые рискованные решения, принимавшиеся  в Кинокомитете, исходили, в первую очередь, от Баскакова. Именно потому с его именем связаны самые светлые и самые большие свершения оттепельного кино. Но одновременно — и самые горькие, самые драматичные кинособытия той поры.

Будучи государственным  чиновником, Баскаков уже по самой сути своей должности обязан был строго надзирать за высокоидейным и прочим благонравием вверенной ему киномузы и самым жестким образом пресекать любые попытки свернуть важнейшее из искусств с указанной ему партией столбовой дороги. И эту свою священную обязанность первый зампред исполнял  неукоснительно. В кинематографическом сообществе за глаза его чаще всего стали звать не по фамилии, а по упрощенному отчеству «Евтихианыч». Но за резкий и взрывной нрав он заработал и другое, менее ласковое прозвище «Психианыч». Про него даже стала ходить такая байка: — Ты слышал  новость? — Какую? — Да Баскаков руку сломал! — Кому?

Однако, пройдя суровую школу воспитания армейского политработника и поистине живодерской стажировки в аппарате ЦК КПСС, «Евтихианыч» «Психианыч» в отличие от многих других киноначальников как личность все же как-то уцелел. Поэтому свои обязанности главного цербера и надсмотрщика за благонравием советской киномузы исполнял все же не слишком ретиво, без пылкого энтузиазма и какого бы то ни было сладострастия. И уже только благодаря, казалось бы, этой малости, годы баскаковского  руления «важнейшим из искусств» оказались для отечественной киномузы самым благодатным и самым плодотворным периодом во всей ее вековой биографии. Именно в эти годы были созданы самые значительные отечественные фильмы, советская кинематография уверенно вышла в лидеры мирового кино, а ее популярность  у себя в стране достигла рекордной отметки — более 4,5 миллиардов кинопосещений в год!

Браво, брависсимо советскому оттепельному кино!

А вместе с ним — и зампреду в Малом Гнездниковском.

Сам Баскаков называл эти годы «серебряным веком советского кино». Назвал  красиво, но абсолютно по заслугам.

Но именно по этой причине, собственно, он и был снят со своей высокой должности  в 1974 году.

Горькую пилюлю легендарному киноначальнику, сыгравшему важнейшую роль в развитии оттепельного кинематографа, слегка подсластили тем, что рекомендовали на должность учреждаемого тогда же НИИ истории и теории кино. В проекте предлагаемого постановления значились также утешительные строчки о закреплении должности директора НИИ в номенклатуре ЦК КПСС. Тем не менее, иначе как катастрофой в судьбе Баскакова эту «рокировочку» в науку никак не назовешь.

Вскоре Владимир Евтихианович вплоть до самых перестроечных времен окажется нашим институтским (в том числе непосредственно моим) начальником.

Надо признать, что грозный зампред встретил новое назначение-понижение очень достойно, по-мужски. Он живо и заинтересованно отнесся к созданию научного киноведческого заведения, многое сделал для создания его материальной базы, постарался привлечь в уютный особнячок в Дегтярном переулке лучшие киноведческие головы и перья.

Вместе с тем, невозможно было не заметить, что командование киноведческой дивизией оказалось бывшему зампреду Госкино совсем не чуждым. Он к этой работе, в отличие от сменившего его в годы перестройки Александра Михайловича Адамовича, был абсолютно подготовлен. И она была для него не просто вынужденной.

Другое дело, что это новое занятие для него — человека, рулившего еще совсем недавно всей нашим большущим кинохозяйством, объединявшим все сразу — и управление, и производство, сорок киностудий, прокат, заводы киноаппаратуры и фабрики кинопленки, подготовку кадров для киноотрасли, связи с заграницей и прочее-прочее, руководство киноведческой богадельней было занятием все же слишком мелковатым и мало соответствовало масштабу его личности и огромному человеческому и профессиональному опыту.

К моменту, когда Владимира Евтихиановича вышвырнули из Госкино, он был на пике своей формы. Ему было-то всего 53 годочка, он был полон сил и энергии, а, самое главное, за годы в работе в Комитете накопил огромный опыт, в том числе не только опыт горьких и поучительных ошибок, но и опыт хитроумных комбинаций, нетривиальных решений, при которых многие непозволительные по партийной ортодоксии поступки и решения  можно было все же себе позволить. И он позволял!

Будучи главным цензором в романовском Кинокомитете, Баскаков, конечно, порушил и покрушил многое и уже только по этой причине не мог быть любимчиком и душкой для многих пострадавших от его размашистой руки кинематографистов. Но даже в должности главного цербера он не был фигурой ординарной и не раз и не два проявлял непозволительную смелость. Без его личной и во многом решающей  подписи не появились бы на свет божий ни «Андрей Рублев», ни фильмы Шукшина, Климова, Шепитько, Панфилова, как и многие другие киноработы, ставшие классикой советского кино.

Чиновники, которых усадили на баскаковское место, по сравнению со своим грозным предшественником казались просто серыми и невзрачными, трусливыми мышками, и очень быстро стало ясно, что сила не в высокой должности, которую занимал Баскаков, а в его незаурядной личности. Мы же, наблюдая Владимира Евтихиановича в интерьерах НИИКа, не раз вспоминали знаменитую суриковскую картину «Меншиков в Березове».

Руководство институтом по сравнению с прежней работой было детской нагрузкой. Он собрал под свое крыло крепкие, высокопрофессиональные кадры, работа коллектива быстро наладилась, шла как по маслу. Долго сидеть одному в своем директорском кабинете «Евтихианычу», скорее всего, было тошновато. Он часто покидал свое директорское кресло и шел к простому киноведческому народу. Заходил то в один отдел, то в другой — здоровался, улыбался, усаживался, заводил разговор с дежурившими в отделе  сотрудниками, не разбирая их чинов — «младший» ты пока или уже «старший», или, быть может, даже «ведущий». Говорили «за жизнь» — обсуждали горячие новости, новые фильмы и книги, проблемы. Разговоры были  откровенными, к тому же — абсолютно «на равных», без чинов. Иногда наш директор ударялся в воспоминания. И тут бы только ухватиться за перо да поспевай  записывать. Да было как-то неловко это дело — уж больно доверительный был разговор.

Почему–то так получалось, что я  чаще всего сталкивался с «Евтихианычем» в нашей шикарнейшей институтской библиотеке, на пополнение которой он не жалел никаких денег, дозволяя закупать не только все лучшее. что выпускали советские издательства самого разного профиля, но еще и заграничные книги и журналы по кино и не только по кино.

Я часто заставал его между высоких стеллажей с какой-нибудь книгой в руках, или когда этот высоченный, сутулый и обычно хмурый дяденька  с поистине детской счастливой улыбкой листал какую-нибудь книгу, или еще только разглядывал корешки книг из раздела новых поступлений.

Иногда он, заметив у меня в руках книгу, которую я присмотрел, чтобы взять ее домой, с  тем же  простодушным детским любопытством брал ее и непременно улыбался,  разглядев название. Ясно было, что он ее, конечно же, читал, потому и улыбался как встрече со старым другом.

И тут опять затевался разговор, которому час-другой просто не было конца. Особенно его прорывало, когда находился какой-нибудь повод заговорить на военную тему. Все! Твоим делам, даже самым неотложным, наступал полный копец. Похоже, в его голове была одна большущая, грандиознейшая, личная  его Википедия, которая обрушивала на тебя разом такие поразительные и мельчайшие детали, океан таких   поразительных подробностей, что становилось даже жутковато от того, что стоящий перед тобой пожилой дяденька держит в своей голове запредельное количество информации. При том это было не какое-то разгоряченное словоизвержение шизоидного характера, а всегда  толковейший, крепко связанный, а еще и эмоциональный  рассказ о  чем-то непременно важном, серьезном. И самое главное  — абсолютно тебе неизвестном.

Убей меня Бог, быть бы при другой судьбе нашему директору самым крутым, самым знающим  и понимающим советским историком по Великой Отечественной войне. Он и так по этой части сделал немало. Дозволил  и организовал бесценную киносъемку воспоминаний маршала Жукова. Стал автором сценариев документальных фильмов — «Маршал Рокоссовский. Жизнь и время» (1987), «Повесть о маршале Коневе» (1988), «Солдаты» (1989). Он также был одним из авторов «Всероссийской Книги Памяти. 1941—1945» (1995), написал несколько повестей о войне. Тем не менее, все это  была только  самая махонькая часть того, что мог бы сделать на историческом поприще наш директор.

Скорее всего, мои четыре большие документальные книжки о войне и как ее снимали, несколько документальных фильмов  на ту же тему, скорее всего, произросли из вулканических часовых монологов Владимира Евтихиановича о Великой Отечественной  войне.

P.S.

На этих днях, уже после того как 100-летний юбилей Баскакова прошел незамеченным, все же состоялся акт должного воздаяния и поклонения его памяти. Инициаторами оного стали земляки Баскакова, как известно, уроженца знатного русского города Череповец Вологодской области. Земля эта дала нам немалое число самых знатных людей — писателей, поэтов, композиторов  и даже один космонавт — Павел Беляев — там народился. Ну, вот только навскидку назову хотя бы несколько имен — поэт Николай Батюшков, художник Василий Верещагин, писатель Василий Белов, композитор Валерий Гаврилин, выдающийся русский ученый-физиолог Николай Вознесенский. Короче, вологдчанам есть кого благодарно помнить и кому поклоняться. Но вот вдруг выяснилось, что, мягко говоря,  не шибко любимый и даже никак не чтимый некоторыми кинематографистами Владимир Баскаков у них в полной чести и в благодарной памяти.

Они  вовремя намечали собственными силами отметить его юбилей, но поганый вирус сломал все их первоначальные планы. Но вот теперь намеченное торжество наперекор всему, тем не менее, свершилось. В  резиденции представительства Вологодской области, что в самом центре Москвы, в прелестнейшем Староконюшенном переулке состоялся памятный вечер, в котором, помимо самих земляков, все же имели честь поучаствовать еще и трое  представителей  кинематографического сообщества.

А именно — известный киновед, педагог, выдающийся организатор, а напоследок и спаситель нашего кино Армен Николаевич Медведев. С ним прибыл еще один собрат по киноведческой профессии — Дмитрий Караваев, четвертый по счету и последний достойный директор Баскаковского института.

Автор этих заметок тоже  там был, но мед и пива не пил, как не делали этого  ни мои коллеги, ни земляки Владимира Евтихиановича. Обошлось без всякого пошлого банкета. Пили себе чай с домашними пирожками и просто вспоминали  уже давненько пребывающего на небесах юбиляра. Вспоминали по-хорошему, по-доброму, не избегая, впрочем,  шершавых эпизодов и подробностей  из кинематографического периода жизни юбиляра.

Гости-киноведы к тому же пришли на вечер памяти не с пустыми руками. Землякам был вручен диск с весьма продолжительной  видеозаписью воспоминаний Баскакова о своей жизни и работе в кино, аудиозаписью двух больших бесед с ним, готовым электронным макетом большой фотовыставки  о НИИКе — последнем детище Владимира Евтихиановича и другими материалами. К диску с этими биографическими материалами были приложены еще три книги, имеющее также некое отношение к мероприятию. А именно: «Кино и власть. Советское кино 1965 – 1985 годы. Документы и свидетельства», «Василий Шукшин: «Хочешь стать мастером, макай свое перо в правду…», «Документы. Свидетельства. Статьи» и шикарнейший фотоальбом Миколы Гнисюка «Союз кинематографистов в лицах».

Гостями было вежливо, но твердо высказано пожелание — первую книгу отправить в город-родину Баскакова Череповец, книгу о Шукшине в город Белозерск, где снималась «Калина  красная», а прекрасный фотоальбом Миколы Гнисюка, изданный Союзом кинематографистов России, передать Вологодскую областную библиотеку.

Напоследок все обнялись и сфотографировались.

Если с небесами в этот вечер у Москвы была какая-то связь или, быть может, даже неведомая нам какая-то особая видеокоммуникация, то Евтихианыч, скорее всего,  остался увиденным и услышанным вполне доволен. И слава Богу!..