Опубликовано: Журнал «Советский экран» № 14, 1990 год. Материал к публикации подготовила И.Г. Никитина.
С тех пор, как обтесали
мы первый камень, –
созидающие
и разрушающие –
это мы…»
Эти строки почти тридцать лет тому назад Назым Хикмет написал для дипломного фильма Роллана Сергиенко. Фильм назывался «Я землю люблю» и был антивоенным документальным коллажем.
Сценарий фильма начинался с удара колокола, с которым на экране возникали песочные часы. Тогда верхний конус часов был заполнен, нижний – пуст. Часы только начинали отсчитывать время нашего экологического апокалипсиса. Шёл 1962 год.
Сегодня нижний конус песочных часов почти полон, верхний – почти пуст. И время может завершиться не от военного атома, который грозил нам тогда, а от мирного, сулившего лишь изобилие и процветание.
Работают реакторы
и синхрофазотроны,
И пролетают спутники,
когда восходит солнце,
Когда восходит солнце,
щебечут громче птицы,
Когда восходит солнце,
младенца кормит мать…
Такой рисовалась мирная идиллия Назыму Хикмету в первом фильме Роллана Сергиенко. Да и сам режиссёр вряд ли мог предположить, что колокол, ударивший в его дипломе, станет суровым набатом «мирной» трагедии Чернобыля. Как же изменился мир всего за двадцать лет!
Итак, два последних фильма Р. Сергиенко и В. Синельникова – «Не спрашивай, по ком звонит колокол» и «Колокол звонит по тебе».
Два часа экранного времени поистине апокалипсического «действа», где в единый клубок переплелись и судьбы тех, кто собой закрыл амбразуру Чернобыля, – они обречены на болезни, а кто-то и на смерть, и судьбы тех, кто без вины виноват – оказался в необходимости жить на «грязных» территориях… Но также судьбы детей и амбиции ведомств, виновных во всём и пытающихся скрыть истинное положение вещей – обмануть и пострадавших, и государство, и самих себя. Ибо ничего уже не скроешь.
Кто не виноват в том, взорвался реактор на четвёртом блоке, для зрителя очевидно и вполне доказано в фильме: люди, сидящие на скамье подсудимых, – они сидят там вместо кого-то другого. И не потому, что кинематографическая система доказательств их невиновности не оставляет сомнений. Достаточно увидеть, как вёлся этот процесс – «открытый суд в закрытой зоне», на который прессу-то пустили только на первый и последний день суда. Секретность? Да полно врать-то! МАГАТЭ и иностранные специалисты были больше информированы о том, что случилось на четвёртом блоке, чем собственные, от которых утаивали львиную долю информации. Достаточно увидеть, как судья обрывал обвиняемых, не давая им говорить. Достаточно несколько фраз, произнесённых обвиняемыми с экрана. Например, таких:
В.П. Брюханов (бывший директор ЧАЭС):
«До того нам всем казалось, что всё в порядке. Для меня, как и для всех, была неожиданной эта авария, которой никто не мог предполагать». (И это правда – достаточно почитать выступления и интервью академиков Легасова, Доллежаля, Александрова, напечатанные в газетах и журналах до аварии на ЧАЭС).
А.С. Дятлов (бывший заместитель главного инженера станции, физик-атомщик):
«Реактор этот шёл к своему трагическому финалу отнюдь не случайно, это было обусловлено. Достаточно сказать, что главный конструктор реактора РБМК-1000 академик Доллежаль сказал в своей пояснительной записке, что реактор был неуправляем. К этому вообще добавлять ничего не надо», (И это правда – сегодня у нас уже много независимых исследований аварии на РБМК-1000 в Чернобыле – и наших специалистов, и зарубежных, – и все они сходятся в главном: в признании конструктивных недоработок реакторов этого типа).
Брюханов: «Это страшное событие в ночь на 26-е в моей памяти останется на всю жизнь. И это, наверное, будет большим наказанием, чем то, которое я сегодня услышал». (Сказано в день вынесения приговора – 10 лет заключения).
Дятлов:
«…если бы я себя чувствовал виноватым в такой катастрофе, то, прямо скажу, – я бы уже не жил». (И в это веришь – на памяти трагический конец академика Легасова).
Достаточно посмотреть в лица осуждённых, сравнить их слова и поступки с теми, кто на наших глазах нагло, омерзительно врёт (экран это враньё блистательно разоблачает), чтобы понять: в тени этого процесса укрылись истинные виновники, истинные причины трагедии.
Да, фильм ставит вопрос: «Кто виноват?». Но не только и не столько в конкретном контексте вины за взрыв на четвёртом блоке, но во всём, что привело и к появлению реактора РБМК-1000, и к катастрофе, и к её последствиям.
Только на пятом году трагедии, когда с непреложной очевидностью стало ясно, что мы так и не осознали истинных её масштабов, была названа главная причина: «Катастрофа на ЧАЭС произошла на фоне правовой незащищённости людей и земли. Нет закона об ответственности Государства перед человеком, ведомств и должностных лиц – перед Государством, землёй, человеком», – записано в заключении Государственной экспертизы по Программам трёх республик по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, экспертизы, работавшей с января по март этого года.
«Правовая незащищённость» – это и технически «некондиционный» реактор, и «открытый суд в закрытой зоне», и «стрелочники на скамье подсудимых», и утаивание от населения радиационных карт, и уменьшение доз ликвидаторам, и непризнание связи заболевания с пребыванием в Чернобыле заболевшего (а таких сотни тысяч), и производство «грязной» продукции, которая потом сопровождается на мясокомбинаты секретным «руководством» по её разделке, и многое-многое другое. Это ложь, ложь, ложь – поток вязкой лжи, в которой увязает трагедия Чернобыля. Но вместо того, чтобы уменьшаться, минимизироваться, как на то рассчитывали ведомства, – трагическое только увеличивается. «Дальнейшая тенденция сокрытия масштабов беды может катастрофически усугубить положение в целом ряде аспектов: медицинском, психологическом, социальном, экономическом» – сказано в заключении Госэкспертизы. Я бы добавила: и политическом.
И как же пронзительно ясно – как на ладони – высвечивает эту незащищённость человека дилогия Р. Сергиенко – В. Синельникова! Как страшно за Галину Деркач, получившую третью степень лучевой болезни на своём огороде – всего за один день 26 апреля, как страшно за крестьян из белорусского села Ломачи, брошенных со своим горем туда, где «молока не пей, огурцов не ешь, ничего не бери… Какая де это может быть чистая зона?» – «Свиней держать неможно, коров – неможно, яиц – неможно, и картошки… Дак зачем тут жить?»…Как страшно за старушку, которая со своей пенсии в сорок рэ должна ещё детям и внукам помочь: «У одной детей восьмеро… А чем я могу помогти, кроме земли? Кабанчика возьмут, картошку, бураки…» Вот вам и радиофобия»! Как страшно за жену ликвидатора Лещука – Веру Лещук, которая знает, что жить мужу осталось месяц, за детей её, которые через месяц останутся без отца – потому что в его медицинской карте записано: «Сам заболел»… Потому что дозиметристам «запретили писать, сказали – писать не более двух рентген…» Вот оно, вопиющее бесправие человека на своей земле!
И как же отлажен у нас механизм «конституированной безответственности», махровым цветом распустившейся на фоне бесправия, на фоне полнейшей безответственности и безнаказанности чиновника и ведомства! Пожалуй, самое страшное в фильме – это свидетельства наглой, откровенной, «обыденной» безнравственности. Вот рассказ рядового Горбенко о том, как курсантов послали чистить площадки вентиляционной трубы – руками сбрасывать графит там, где дозиметр «зашкаливало». «Ну, когда мы уже ехали со станции, нам один майор сказал: «Как вас, ребята, жестоко надули…» И встык – сюжет из киножурнала: награждение группы, водрузившей знамя на этой злосчастной трубе – уже после того, как ребята очистили её площадки! «Они не считались с опасностью, своим примером вдохновляя товарищей…» – говорит диктор киножурнала. Смотришь этот сюжет с ужасом, потому что понимаешь: вот она, вопиющая, наглая, омерзительная безнравственность – ведь курсантам даже не «связали» их тяжёлые заболевания с участием в ликвидации аварии, а «знаменосцы» стали Героями Советского Союза. Да, все мы с детства привыкли к этой «стахановщине», когда целый колхоз «пахал» на одного «маяка», чтобы тот Героя получил, – но здесь, в Чернобыле, это уже обретает черты нравственного апокалипсиса.
Вот министр, который на международной конференции докладывает, что «тщательное медицинское обследование не выявило каких-либо отклонений в здоровье населения, находившегося в пострадавших районах». А перед нами один за другим проходят люди, которым врач говорит: «Ну, с чем бы тебе это связать»...»
Вот докладывает академик медицинских наук (!) Ильин:
«По оценкам, которые мы выполнили, ожидаемое теоретически превышение числа избыточных опухолей со смертельным исходом над спонтанным уровнем у 287-миллионного населения СССР составило величину порядка сотых долей процента».
А почему риск «раскладывается» на всю шестую часть земного шара? А потому что это безнравственность «среднепалаточной» температуры, которая скрывает истинное положение вещей именно на пострадавших территориях!
«Какое население в Белоруссии? Десять миллионно. В настоящее время каждый пятый умирает от рака. Из десяти миллионов два миллиона человек умрут от рака, – со спокойным прагматизмом рассуждает наш современный Гиппократ на той же конференции. – Так вот, представим себе (продолжает он), что умрут не два миллиона, а два миллиона семьдесят пять тысяч. Меняет ли это радикально проблему риска рака для данной территории? « Хочется спросить этого фашистствующего эскулапа: а если среди этих 75 тысяч будут его мать, жена, дети, внуки? «Меняет ли это радикально проблему риска?..»
Мы все пытаемся понять, что же такое Чернобыль. Откуда он – Чернобыль? Да вот эта людоедская логика медика(!), эта узаконенная, повседневная, «мирная» безнравственность – это и есть Чернобыль, Чернобыль наших душ, грозящий уничтожить и нас самих.
Так кто же виноват в страшной трагедии? Да мы сами! Каждый из нас. Каждый, кто привык к этой безнравственности, сжился с нею, уже не замечает её, проходит мимо неё, как мимо растущего на дороге репейника. Об этом – последние два фильма Роллана Сергиенко. В теоретической части к своему дипломному фильму он написал: «Решал и взвешивал мысли, и оказалось, что от одной моей ошибки или просчёта может произойти катастрофа со всем человечеством». Сергиенко был прав. Наверное, сегодня нас может спасти только это – только такое отношение к каждому слову, к каждому своему помыслу. Верхний конус песочных часов почти пуст. Колокол предупреждает о конце времён.
Последний эпизод дилогии: на огромном стадионе собрался народ в годовщину Чернобыля. Удары колокола. Минута молчания. По тем, кого уже нет в живых, или… по себе?
Чернобыль рядом.
Чернобыль подступает к каждому из нас.
«Не спрашивай, по ком звонит колокол. Колокол звонит по тебе…»
Постскриптум:
Когда статья уже была в наборе, в редакцию из Киева привезли «Решение научно-технического совета Государственного комитета СССР по надзору за безопасным ведением работ в атомной энергетике. Москва. 15.02.90 г.» Есть там такие строки: «Анализ инкриминированных персоналу ЧАЭС нарушений показывает, что таковыми можно считать: (далее три пункта нарушений. – Ред.). Однако указанные нарушения не являлись первопричиной аварии, не влияли на ход её развития и масштабы последствий…» (стр.12).
Вот ещё несколько выдержек из этого документа: «…на момент аварии эксплуатировался реактор, имевший конструктивные недостатки, которые стали главной причиной катастрофического развития аварии 26.04.86 г.» (стр. 5). И ещё: «…документ, регламентировавший действия персонала, содержал неоднозначную, зачастую противоречивую информацию. Очевидно, что недостатки эксплуатационной документации предопределены низким качеством проекта РБМК…» (стр. 8)