Полностью текст на сайте Информационного агентства REALISTFILM.INFO.
Из выступления киноведа, историка кино Наума Клеймана 10 марта 2016 года в кинотеатре «Иллюзион» во время премьеры звуковой кинохроники с Сергеем Эйзенштейном.
В 1948 году, 11-го утром, было напечатано постановление об опере «Великая дружба», где формально ругали Мурадели за оперу «Великая дружба», а фактически разбили Шостаковича и Прокофьева. И видимо, Сергей Михайлович слышал об этом по «голосам», потому что его радио было включено без двадцати два. Он упал без двадцати два ночи. В это время советские радиостанции не работали. Все станции работали до двенадцати ночи. Значит он по «голосам», либо по BBC, по «Голосу Америки» услышал об этом постановлении, которое вполне, может быть, его и убило. По странному совпадению, 10 февраля – это день смерти Пушкина. Пушкин умер 10 февраля 1837 года. А 11 февраля – это день рождения Мейерхольда. Обе эти даты были не безразличны для Эйзенштейна, и вот такое странное, почти мистическое совпадение, что в ночь со дня смерти Пушкина на день рождения Мейерхольда, его любимого учителя, архив которого он спасал с риском для жизни. Мало кто знал, то есть никто не знал кроме его близких, что он успел спрятать архив Мейерхольда, врага народа, и то, что мы сегодня имеем архив – это благодаря Эйзенштейну, который из учеников не побоялся взять его к себе домой. Потому что если бы нашли, его могли бы тут же, как пособника врага народа, посадить. Вот именно в эту ночь Эйзенштейн умер.
На Мосфильме в это время снимали его ученики. Михаил Абрамович Швейцер вместе с Рыбаковым и Бунеевым. Они снимали «Кортик». Швейцер говорил: «Мы объявили перерыв. Я подошёл к окну и увидел, что вот напротив дом на Потылихе (теперь снесённый, где жил Эйзенштейн), там окно светится как всегда. Я подумал, старик опять работает ночью». Его все называли старик с юности. И вдруг он увидел, как зажглось рядом ещё одно окно, потом другое, потом стали зажигаться окна во всём доме. И его охватил ужас, он понимал, что что-то случилось, а что – он не мог понять. И в это время позвонили на студию и сказали, что Эйзенштейн умер. И он говорит: «У меня было ощущение, что вся Москва вдруг проснулась оттого, что умер Сергей Михайлович». Конечно, Москва не проснулась, но об этом сообщили в «Правду», и на следующий день на первой странице было напечатано постановление об опере «Великая дружба», а на четвёртой странице – вот такой квадратик, в чёрной рамке было написано «Сегодня ночью скончался Эйзенштейн».
И вот 13 февраля была панихида (я буду называть по ходу просмотра, кто там есть), и Сергея Михайловича похоронили на Новодевичьем кладбище. Это, слава Богу, разрешили. Хотя когда Пера Моисеевна[Аташева] обратилась к Ворошилову, тогда председателю Верховного совета, с предложением, что в квартире Эйзенштейна надо сделать музей, она готова всё, что ей досталось по наследству, отдать государству для музея, то она получила ответ такой: «Эйзенштейн не тот, кому делают музеи». И вопрос был решён, ей пришлось потом… она всё отдала из своей квартиры – отцовские, материнские вещи, – всё раздала, выкинула. И всё, что могла уместила в эту квартиру на Гоголевском бульваре, которая гораздо меньше была, и кое-что отдала друзьям на сохранение, что надо сказать, случилось – почти все сохранили вещи Эйзенштейна, они потом вернулись в мемориальный кабинет Эйзенштейна. Но так или иначе она обратилась также к Юткевичу, а Юткевич в это время был тогда в немилости, его как космополита чистили. И они добились права снять двухчастный, на 20 минут, фильм памяти Эйзенштейна, куда как раз включили похороны, немножечко его квартиру, сделали такой обзор его творческого пути. И это было даже показано. Причём самое удивительное, что Большаков, министр кинематографии, который в общем-то к Эйзенштейну неплохо относился по-человечески, но выполнял волю партии и правительства, разрешил это, но при одном условии, что там не будет написано, кто делал эти фильмы. И в этом фильме есть операторы в титрах, и нет имён режиссёров. Нет Аташевой, и нет Юткевича. Юткевич писал дикторский текст.
По такому странному совпадению в 1956 году, когда мы были на первом курсе, то есть 60 лет назад, нас повезли в Красногорск, знакомить с архивом (мы были в Госфильмофонде и в Красногорске). И тамошние работники сочли необходимым показать начинающим киноведам именно этот фильм – «Памяти Эйзенштейна». И у меня оказалась запись этого – я написал Гене Шпаликову: «Мы вчера были в Красногорске, и нам показали фильм, похороны Эйзенштейна. Ты когда-нибудь видел его?». Гена ответил: «Нет». Я написал: «Я тоже нет». Вот странным образом они понимали тогда, что это за ценность и сохранили все не вошедшие кадры. То, что мы сегодня сможем с вами посмотреть. Ну вот извините меня, я так затянул вступление. Сейчас будет фильм, и я буду походу комментировать то, что необходимо».
Кадры с похорон Эйзенштейна, снятые на цветную кинопленку.
Источник: www.static.diary.ru.
«На похороны приехал Андрей Николаевич Москвин. Почему-то здесь Москвина не сняли. Я не знаю почему. Но Москвин был на похоронах. Потом они все приехали на квартиру Эйзенштейна на Потылиху, и Пера Моисеевна всем друзьям давала какие-то подарки. Сказала – вы можете взять всё, что вам дорго. Она не знала, что будет с квартирой, не знала, сохранят ли ей вообще возможность сохранить вещи Эйзенштейна. Каждый взял, что они считал нужным. Там англиканец (?) взял книжку «История архитектуры», которую он когда-то брал у Эйзенштейна. Козинцев попросил бюстик Мейерхольда. Надо сказать, что у Эйзенштейна была, может быть, единственная квартира в Советском Союзе тогда, где висел портрет Мейерхольда не снятый и такая карикатурная скульптурка, сделанная кукрыниксами, Мейерхольд и Прокофьев. Есть такие фарфоровый статуэтки. И Козинцев попросил эту статуэтку. Андрей Николаевич Москвин сказал: «Пера дай мне шапку-ушанку, в которой Эйзенштейн снимал «Ивана Грозного». Она сказала: «Андрей, ты смеёшься». Он говорит: «Нет». И он действительно, единственно, что он взял из этого дома – он взял ушанку и завещал похоронить себя с ней и действительно был похоронен с ушанкой Эйзенштейна.