Источник: «В Тени самого себя» (изд. 3-е; — MELPET PRODUCTIONS MELBOURNE AUSTRALIA; 2001). Фото: "Николай Шерман проводит Masterclass для студентов Wintec (технический колледж Хамилтона является одним из ведущих технических учебных заведений Новой Зеландии). 2004 год". Фотография предоставлена автором.
Kак просто писать во сне... Утром всё куда-то уходит и приходится вымучивать из себя жалкие остатки ночного вдохновения. Сколько раз говорил сам себе: пришло что-то в голову, встань и запиши, но сон победить трудно.
Раньше я писал легко, теперь вытянуть из самого себя слово просто пытка, да к тому же сдерживает тот факт, что все вокруг пишут.
“О вкусах не спорят” — говорит пословица. О вкусах как раз и надо спорить. Вкус надо воспитывать, формировать. Вкусовщина и тенденциозность — главные болезни, которыми страдают почти все западные русскоязычные издания. Другая их болезнь – неприятие критики.
Не люблю "сделанных" стихов. Часто приходится слышать — это же профессионально, ритмично и т.д. С точки зрения литературной техники может, оно и так, но мне недостаточно одной только пусть даже филигранной техники. Мне надо чтобы “забирало” и за душу, и за нервы. Самое главное, когда есть, что сказать, — внутреннее содержание. Также важна передача чувства.
Таинство творения, как писала Марина Цветаева, заключается в том, когда — “Кто-то, что-то тобой руководит, твоей рукой водит – то, что через тебя быть хочет", — и я ей верю.
После отъезда из СССР у меня произошла переоценка ценностей, и мой литературный вкус изменился.
С открытием поэта Давида Кнута я ещё дальше отошёл от Пастернака, к которому всегда относился с некоторым предубеждением. Чем больше я узнавал о Пастернаке, тем больше подтверждались мои предчувствия и тем более далёким становился он мне.
Прочитав переписку Пастернака с его двоюродной сестрой Ольгой Фрейденберг, я только утвердился в моём к нему отношении. Пастернак не стоил ни одной женской души перед ним раскрывшейся. Даже Цветаева, всю себя ему в переписке отдавшая и принявшая его в его слове, при встрече отшатнулась от него, как от прокажённого. Незримый образ стал зрим. Блестящий, холодный и чопорный литератор снаружи, внутри был маленьким человечком, больше всего на свете любящим покой, женскую плоть, бульон с пирожками и ковырять в носу, когда никто не видит.
Пастернак — это, прежде всего, миф о Пастернаке. Из всей его поэзии для меня, как яркий свет, стихи к «Доктору Живаго» и несколько строчек о любви из самого романа, который в целом я считаю посредственным.
Сколько людей ― столько точек зрения. В своё время В. В. Вересаев проделал титаническую работу, результатом которой явились две книги: «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни». Кроме небольших предисловий там нет ни одного слова, написанного самим Вересаевым. Образы великих русских писателей встают перед нами из записей, сделанных ими самими, отрывков писем, воспоминаний современников — порой очень противоположных. В книгах нет никаких авторских комментариев. Выводы предоставлено делать самому читателю, перед которым раскрываются потрясающие по силе человеческие земные образы. Вересаев блестяще составил обе книги.
Трудно описать иммиграцию. Выходцы из России — явление необыкновенное, ждущее своего исследователя.
Чтобы показать всю глубину человеческих эмоций, нужно обладать большим талантом. Русско-еврейская иммиграция из СССР подвержена сильным душевным и физическим переживаниям, чего нельзя сказать об иммигрантах из других стран. Всё, что я прочитал о последней иммиграции, ничего кроме чувства досады не вызывает.
Очутившись на свободе, люди предстали во всей своей наготе, и многие из тех, кого я знал раньше, неожиданно оказались не такими, какими я их себе представлял. Некоторые из тех, кого я высоко ценил в Союзе, оказались приспособленцами и конъюнктурщиками. Бывшие “борцы за идею свободы творчества" превратились в в низкопоклонных слуг, ловящих каждое слово начальства и поставивших жизнь в зависимость от той же номенклатуры, только другого оттенка. Никто так не любит начальство в Израиле, как выходцы из СССР.
В Израиле, особенно в государственном секторе, номенклатура не менее омерзительна, чем в СССР. Тем более мерзки люди, сменившие красные партийные билеты КПСС на схожего цвета билеты сионистских партий. Старый лозунг — “Кто не с нами, тот против нас!” — слышен в Израиле на каждом углу.
В Союзе я встречал противников режима — диссидентов, а в Израиле нет. Даже самые ярые оппозиционеры никогда не выражали сомнения в правильности самой идеологии. На меня, выражающего свои мысли на этот счёт, в Израиле смотрели, как на еретика.
— Ты что?— спрашивали меня, — против евреев, да? — Ты что антисемит, да?
Любую критику Израиля и евреев евреи называют антисемитизмом. Скверный анекдот.
Во время войны в Ливане в 1982 году я был поражён фактом того, что израильтяне приносят в жертву молодых —
18-22-летних — и оберегают более старших. На передовой всегда находилась "зелёная" молодёжь. Может, так предписывают еврейские религиозные законы, но это отвратительно, как отвратительна сама война.
Надежда увидеть в Израиле интеллектуалов-творцов оказалась наивной. Иногда я склоняюсь к мысли, что евреи могут творить, только живя среди других народов.
Я горжусь тем, что родился и вырос в России, хотя Россией СССР назвать трудно. Ясно вижу своё отличие от тех, кто был рождён и вырос в Израиле или любой другой стране Запада. Также ясно вижу и недостатки того, что был рождён в России.
Моя история стоит вне главного направления эмиграции из СССР в 70-е годы, и то, что случилось со мной — случай единичный и нетипичный. Я, попросту говоря, сбежал из «Союза нерушимых» в новое, неизвестное, притягивающее, как магнит.
Многое, казавшееся непреложным, нужно было пересмотреть и перестроить. От умения обращаться с рынком спроса и предложений на Западе зависит и настоящее, и будущее индивидуумов, и мне приходилось и приходится учиться жить заново.
Существует предположение, что Достоевский по воле Господа-Бога был брошен на каторгу, чтобы поведать о людских страданиях. Может, по воле Всевышнего я провёл 7 лет в Израиле, чтобы понять доселе неизвестное, коснуться вечности и уйти не унизившись. Ничто не проходит бесследно, и израильский опыт себя ещё покажет.