Опубликовано: «ПЛАЧЬТЕ, НО СНИМАЙТЕ!..» СОВЕТСКАЯ ФРОНТОВАЯ КИНОХРОНИКА 1941–1945 гг.» (Автор Валерий Фомин; Изд: — М.; ООО "Киновек"; 2018; с. 688 — "Забытый полк. Операторы и работники фронтовых киногрупп. Материалы к биографиям"; раздел подготовлен совместно с В.А. Ждановой). На фото (слева направо): 1-й заместитель наркома внутренних дел СССР Сергей Никифорович Круглов, народный комиссар внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия, режиссер Сергей Герасимов. Ливадийский дворец в Ялте. Февраль 1945 года. Автор фото: Борис Косарев. Источник фото: МАММ/ МДФ.
Герасимов Сергей Аполлинариевич (1906–1985).
Кинорежиссер, педагог, сценарист. Герой Социалистического Труда, Народный артист СССР. Доктор искусствоведения. Поставил фильмы «Сердце Соломона», «Семеро смелых», «Учитель», «Комсомольск», «Маскарад», «Молодая гвардия», «Тихий Дон», «Лев Толстой» и др.
Пожалуй, никто другой из мастеров советского кино не внес такой большой вклад в дело пополнения творческих кадров советской кинематографии. Среди воспитанников Герасимова – целые созвездия блистательных актеров и режиссеров: Т. Макарова, П. Алейников, Н. Мордюкова, С. Бондарчук, Л. Кулиджанов, Н. Рыбников, И. Макарова, Л. Гурченко, Н. Губенко, Б. Мансуров, К. Муратова, С. Никоненко и многие другие. По этой причине ВГИК, по-видимому, и носит имя Герасимова. Хотя явно просились и совсем другие варианты.
В разные годы Герасимов охотно и вполне успешно исполнял роль «правильного» идеолога советского кино, за что заработал от язвительного С.М. Эйзенштейна кличку «красносотенец».
В 1944–1946 возглавлял Центральную студию документальных фильмов. Организационный погром, учиненный тогда властью в стенах Главкинохроники, наверняка, имел бы худшие последствия, если бы назначенный новым шефом советской кинодокументалистики С.А. Герасимов не повел себя достаточно осторожно и осмотрительно. Выполняя партийную установку на «коренной перелом», он, к его чести, не проявил полагающегося в таких случаях особого рвения и не стал все ломать через колено.
При первом же посещении Центральной студии кинохроники, которую ударными темпами предстояло превратить в ЦСДФ, он, скорее всего, горько пожалел о том, что, повинуясь непоколебимому правилу партийной дисциплины, вынужден был согласиться стать ее директором. Картина, представшая его взору, заставила бы закручиниться любого самого непрошибаемого оптимиста. Со времен первых бомбежек Москвы в окнах студии были выбиты стекла. Кое-где они были заделаны фанерой, ржавой жестью, гнилыми досками, тряпьем. Но где-то и этих «материалов» не хватило, и многие окна зияли черными дырами, открывая внутренние помещения студии холодным ветрам и стуже. Крыша студии то ли от тех же бомбежек, то ли сама по себе также насквозь прохудилась и практически никак не защищала от дождей и снега. Прилегающий двор был весь завален каким-то невероятным хламом до такой степени, что негде было уже выгрузить дрова и каменный уголь, привезенные для отопления.
«Если бы это было в 1942, – признавался позднее С.А. Герасимов, – то фанерованные окна, побитый фасад не производили бы такого ошеломляющего впечатления. Но в 1944 году на фоне Москвы, очень хорошо приведенной в порядок, наш дом выглядел довольно безобразно. Это впечатление не рассеивается, когда входишь внутрь помещения. Фасад вполне соответствует внутреннему состоянию студии. Очень плохо утеплены двери. Бросается в глаза отсутствие стекол, нет даже фанеры во многих окнах. Сразу легко определить состояние нашего водопроводного хозяйства, побывав в студии хотя бы один день и столкнувшись с ее удобствами…»
Наряду с хозяйственной разрухой перед новым директором предстали картины еще более печальные – страшная техническая и технологическая отсталость, организационная неразбериха, несогласованность в работе служб и цехов, отсутствие должной производственной дисциплины, засоренность кадров. По табельной ведомости на студии числилось шестьсот с чем-то трудовых единиц, но быстро выяснилось, что именно на самых ответственных участках нужных специалистов и настоящих профессионалов нет. Студия не справлялась со своим производственным планом, то и дело заваливала утвержденные сроки, за что по законам военного времени директору, не особо церемонясь, могли запросто выписать путевку в лагеря Воркуты или Магадана. В коллективе процветали склоки, борьба болезненных самолюбий, группировки, не стесняясь, сходились на кулачки.
Герасимов не стал «осушать» это болото. По свидетельству одного из ведущих редакторов студии той поры Ю.Б. Каравкина, «Герасимов больше играл в директора», чем реально старался быть таковым. Он стал скорее идейно-художественным руководителем студии, нежели директором-хозяйственником. До него, наверное, достаточно быстро дошло, что капитальное изменение технического оснащения студии и наведение порядка – дело слишком долгое, да и вряд ли в тех условиях вообще возможное. Видимо, в силу подобных соображений особых радикальных преобразований в жизни ЦСДФ не случилось. За это Герасимову следовало бы сегодня сказать отдельное спасибо, затей он крутую перестройку, ему было бы уже не до фронтовых киногрупп, и те наверняка остались бы до конца войны абсолютно безнадзорными. А в такой ситуации трудно сказать, что и как запечатлели бы камеры фронтовых операторов в эти последние месяцы войны и решающего сражения за Берлин.
В годы «оттепели» Герасимов возглавлял художественный совет Министерства культуры СССР по кинематографии, когда был организован Союз кинематографистов СССР, стал первым заместителем председателя этой организации.