Источник: книга Николая Шермана «В Тени самого себя» (изд. 3-е; — MELPET PRODUCTIONS MELBOURNE AUSTRALIA; 2001 г.). На фото (слева направо): Виктор Бочаров, Николай Шерман, стоит у осветительного прибора Сергей Туркин (впоследствии работал ассистентом оператора на «Леннаучфильме»). Фото предоставлено автором.
Продолжение. Начало: ALMA MATER.
В 1961 году в СССР началось внедрение 11-летней системы школьного образования. Часть школ перешла на новую систему с производственным обучением, другая часть сохраняла 10-летнее обучение. Моя 157-я школа c девятого класса становилась школой рабочей молодёжи.
Я оканчивал восьмой класс, и надо было думать о том, что делать дальше. Идти работать на завод и учиться вечером я не хотел, так как это не совпадало с желанием стать кинооператором.
После долгих разговоров с матерью было принято решение продолжать дневное обучение и, распрощавшись со 157-й, я поступил в 188-ю 11-летнюю школу. Она находилась по другую сторону Таврического сада на улице Чайковского (Сергиевская) в красивом особняке, некогда принадлежавшем князю Потёмкину. Эту школу нужно было посещать четыре дня в неделю, в остальные два дня я проходил производственную практику на Государственном оптико-механическом заводе (ГОМЗ), с которым меня связывали семейные узы.
Я работал в 20-м (астрономическом) цехе на участке сборки телескопов. Никаких телескопов я, конечно, не собирал, а просто зачищал металлические кольца оправы линз, вырезая специальным инструментом шабером заусеницы из прорезей, оставшиеся после штамповки. Иногда я заходил к дяде Андрею, который работал в цехе шлифовки оптического стекла. Работать надо было только 4 часа. К полудню я был свободен и мчался во Дворец пионеров.
В моём “9-9” классе учились ребята и девочки, пришедшие из разных школ, но из 157-й школы, кроме меня, никого не было.
Новый класс был неплохим по составу, но очень идейным, и мои первые неприятности начались именно по этой части.
Перед 7 ноября, — днём Октябрьской революции, у Смольного должен был состояться парад школ, на котором мне поручили нести школьное знамя. На этот день была назначена съёмка во Дворце пионеров, и на парад я не пришёл. Разразился страшный скандал. Меня хотели исключить из комсомола. На общешкольном комсомольском собрании, единственном в жизни на котором я присутствовал, мне был вынесен строгий выговор с занесением в учётную карточку — пятно, смыть которое было очень трудно. Мне было неприятно и в то же самое время очень смешно. Дело в том, что в комсомол меня принимали в Смольнинском районе, a 188-я школа находилась в Дзержинском районе, и я, снявшись с учёта в Смольнинском райкоме ВЛКСМ, забрал оттуда свою учётную карточку, но ещё не встал на учёт на новом месте. Стоя перед поносившим меня собранием, я думал о том, каким образом выговор может быть занесён в лежавший в моём кармане учетный документ. Только через несколько лет я отвёз свою “незапятнанную” учётную карточку в Петроградский райком ВЛКСМ, к которому относилась комсомольская организация телевидения.
Никаких комсомольских поручений в 188-й школе мне больше не давали, но после этой истории меня крепко невзлюбил директор школы полковник в отставке Н.П. Колесниченко.
В новой школе мы учились по так называемой “кабинетной системе”. Не имея постоянного класса, ученики переходили (согласно расписанию) из кабинета литературы в кабинет математики и т.д. Кабинеты были хорошо оборудованы и имели все необходимые учебные пособия.
Моим соседом по парте, вернее по столу (во всех кабинетах вместо парт стояли столы), был Федя Манасевич — длинный белобрысый юноша, который увлекался литературой, любил всяческие каламбуры и пародии и был незауряден.
Себя он называл MeHeСеВеЧе (МНСВЧ), а меня ШиРыМыНы (ШРМН), опуская гласные в наших фамилиях.
Федя жил в Доме писателей на улице Софьи Перовской, ходил в гости к писателю Сергею Вольфу и познакомил меня с творчеством Даниила Хармса, которого боготворил.
Стихи Федя писал ужасные, но пародии его были меткими. На меня он написал следующее:
В очках роговых, на старуху похожий
Он страшен во тьме и всегда.
Увидев его, отшатнётся прохожий,
А ежели нет, то беда...
Круглым отличником в классе был Изя Тухман, у которого я всегда списывал домашние задания, так как времени для приготовления уроков у меня практически не было — всё свободное от школы время я проводил во Дворце пионеров.
Самой красивой девочкой в нашем классе была Лена Ларионова — я сделал ее фотографический портрет, промучав под светом часа два.
Самой интересной внутренне девочкой была Наташа Иткина, дочь хранителя коллекции икон Русского музея. Я пытался снимать и Наташу, но грубые черты её лица не позволили сделать интересный портрет, так как полноценно владеть светом я ещё не умел. Через неё я познакомился с её приятелем Аркадием Красильщиковым. Я чувствовал, что Наташа ведёт двойную жизнь. Она была любовницей Аркадия, но узнал я об этом много позже.
С классом и школой после истории со знаменем у меня были прохладные отношения. Зато с ребятами из Дворца пионеров я тесно подружился. Самым близким моим другом был Боря Волох. Его семья жила в коммунальной квартире на улице Некрасова — пять человек в одной комнате: мать с отцом, две старшие дочери и Боря.
Отец Бори, сапожник и горький пьяница Хаим Волох, напоминал типаж, сошедший со страниц книги рассказов Исаака Бабеля. Мать Бори Роза работала продавщицей винного отдела в гастрономе на Суворовском проспекте. Я очень любил Борю, который не умел сердиться, был бесконечно добр и что бы ни делал, делал всегда очень обстоятельно.
Другой мой приятель, Валя Сидорин, тоже вырос в семье, где отец пил. Валя, как и Боря, жил вместе с родителями и младшей сестрой Тоней в одной комнате коммунальной квартиры в районе Измайловского проспекта.
Валя обладал природным даром абсолютного видения, мог составить блестящую композицию из чего угодно и прекрасно фотографировал. Валя был старше меня на два года и работал ассистентом кинооператора на Ленинградской студии кинохроники. Валя первым из нас поступил на кинооператорский факультет ВГИКа, где учился в мастерской одного из лучших советских кинооператоров Бориса Израилевича Волчека.
Окончив институт, Валя начал работать на киностудии “Ленфильм” в качестве второго оператора у другого известного мастера советского кино — Евгения Вениаминовича Шапиро. К сожалению, самостоятельная работа на Ленфильме Вале не удалась, и он начал снимать короткометражные фильмы на других киностудиях.
Виктор Бочаров, мой третий дворцовый приятель, тоже был старше меня. Виктор страдал врождённым пороком сердца и от службы в армии был освобождён. Его отец Николай Иванович был военным, и семья Бочаровых жила на территории Академии связи, находившейся на Суворовском проспекте.
Виктор учился в одном классе и был дружен с Яковом Рабкиным, ставшим всемирно известным учёным-историком, ныне живущим в Канаде. Я часто встречал Яшу у Виктора в доме. В те годы он был совершенно обыкновенным молодым человеком, студентом ЛГУ.
Вместе с нами в киностудии Дворца пионеров занимался скромный мальчик Володя Максимов ― Макс, как мы его называли. Володя хотел стать режиссёром. Миловидный, всегда предельно вежливый, никогда не повышавший голос, Володя вселял спокойствие и уверенность в окружающих. Он был увлечён телевидением и так же, как и многие из нас, начал свою карьеру с самого низа. Рабочий сцены, помощник режиссёра, затем ассистент режиссёра — Володя прошёл весь путь, ведущий к заветной цели. Долгое время Володя работал ассистентом у талантливого режиссёра детской редакции ЛСТ Вильяма Рощина, a затем стал работать самостоятельно.
Володя Максимов и его жена Тамара ― популярная ведущая российского телевидения — в годы перестройки, первыми организовали телевизионные передачи-дискуссии между Америкой и Россией. Однажды я видел по телевидению интервью с Володей, который рассказывал о программе, посвящённой общероссийским парламентским выборам 1993 года (она транслировалась на всю Россию), режиссёром которой он был. Я не видел Володю четверть века, но узнал его сразу. В юности я сделал его фотопортрет, который очень любила его мама, и который, надеюсь, он сохранил.
Из всех учащихся киностудии Дворца пионеров только я жил в отдельной квартире и имел свою комнату, которая постепенно превратилась в фотоателье. У меня была необходимая осветительная аппаратура и полный комплект оптики к фотоаппарату “Зенит – 3”. Обучаясь работе со светом, мы часто снимали друг друга, и у меня всегда кто-то находился.
Мать удивлялась тому, что я мог просиживать часами в плохо вентилируемой кухне, печатая фотографии, добиваясь нужных результатов, в то время как у рояля и скрипки я долго не задерживался.
Руководителем киностудии Дворца пионеров был телеоператор ленинградского телевидения Роман Львович Черняк — студент-заочник кинооператорского факультета ВГИКа. Роман Львович был старше нас лет на десять, но нам он казался гораздо старше.
Трудовую биографию Роман Черняк начал на киностудии “Ленфильм”, где он работал осветителем. Своими учителями в профессии кинооператора Роман Львович считал замечательных мастеров Моисея Магида и Льва Сокольского, от которых он перенял умение работать со светом и композицией. Магид и Сокольский всегда работали вместе: первый сидел за камерой, а второй занимался светом.
После “Ленфильма” Роман Черняк пришёл в группу телеоператоров ленинградского телевидения, окончил ВГИК и затем работал в объединении “Телефильм”.
Многие в киностудии Дворца пионеров не любили и побаивались Романа Львовича из-за его строгости и требовательности. Я тоже претерпел от него немало “обид”, но бесконечно благодарен ему за всё, чему он меня научил. Именно Роману Львовичу Черняку я в большой степени обязан тем, что выбрал профессию кинооператора.
Через некоторое время Романа Черняка сменил его протеже Анатолий Сергеевич Панасенко, работавший вместе с ним на телевидении. Панасенко был его полной противоположностью. В прошлом машинист ленинградского метрополитена, Анатолий Сергеевич во ВГИКе не учился и в общении с нами был более прост.
Он сумел добиться того, что наша маленькая студия стала выпускать первые фильмы, которые мы снимали на 8 и 16-миллиметровой обратимой плёнке. Вместе с ним мы несколько раз были на “Ленфильме” и других студиях Ленинграда.
Однажды Анатолий Сергеевич пригласил нас на телевидение, где мы получили возможность видеть его работу как ведущего оператора — на детском телевизионном спектакле “Король Пиф-Паф или не в том дело”, который ставил режиссёр Владимир Поболь, и в котором одну из главных ролей играл мой бывший однокашник по 157-й школе Юра Овсянко.
Когда Панасенко был занят по работе, его заменяли операторы телевидения Виталий Ананьев и Андрей Решетов. Каждый из них нас чему-то научил и с каждым впоследствии я был хорошо знаком.
Школа как таковая перестала для меня существовать. Девятый класс я окончил кое-как. Двоек у меня не было, выручала хорошая память, но троек было много.
Продолжение следует.