«Война гуляет по России, а мы такие молодые». МИХАИЛ ЛЬВОВСКИЙ, кинодраматург

Источник: журнал «Искусство кино» № 5 за 1995 год. АНКЕТА «ИК».

Задумывая номер, посвященный 50-летию Победы в Великой Отечественной войне, редакция «ИК» обратилась к кинематографистам-ветеранам с просьбой ответить на вопросы анкеты.

«ИК». Расскажите о себе на войне — где воевали, в каком чине, были ли ранены и т.д. Может быть, вспомните конкретные эпизоды.

М. Львовский. Мое боевое крещение состоялось... в самом центре Москвы. 

В начале войны мы, студенты Литературного института, среди которых были Луконин, Наровчатов, Платонов, Агранович, пошли добровольцами в армию. Нас зачислили в 22-й истребительный батальон и разместили в доме по Тверскому бульвару. Днем — военные занятия, а по ночам, когда фашистская авиация особенно интенсивно бомбила город, патрулировали закрепленные за нами объекты.

22 июля самолеты противника сбросили «зажигалки», упавшие на небольшую фабрику на улице Огарева, недалеко от Центрального телеграфа. На этой фабрике делали вату, поэтому буквально через несколько секунд возник грандиозный пожар, в ночное небо взвился колоссальный огненный факел, стало светло, как днем. И в этот момент метрах в двадцати от телеграфа разорвалась «фугаска». В месте падения бомбы противотанковые надолбы, мгновение назад казавшиеся мощными и несокрушимыми, превратились в груду скрученного в штопор металла, из разорванных пакетов и мешков, которыми было обложено здание, хлынул поток цемента и песка. Несколько человек, в том числе и я, оказались засыпанными. В криках товарищей (среди них я узнал голос Сергея Наровчатова) преобладала, как принято теперь говорить, «ненормативная лексика...»

Когда я оправился от полученной в ту ночь контузии, был направлен в Ташкентское пехотное училище, а оттуда на военную службу в Иран, где и находился до конца войны, «дослужившись» до младшего сержанта.

Не буду описывать жесточайший голод и изнурительные марш-броски, сопровождавшие службу: все это меркнет перед подвигом тех, кто был в самом пекле смертельных боев.

Многие — и я в том числе — просились на фронт, пока нам не объявили, что каждый служит там, где приказано, и впредь за рапорты с подобной просьбой будут строго наказывать.

Помню такой трагикомический эпизод. Во время Тегеранской конференции глав великих держав  одна из наших рот охраняла самолет делегации Великобритании, и голодный солдат похитил из сумки Черчилля жареную курицу — ЧП, грозившее, по мнению перепуганного начальства, перерасти в международный скандал. Не знаю уж, что стало с тем солдатом, однако эта история имела неожиданное продолжение — Сталин разрешил покупать для воинской части продукты на месте за валюту, и наше питание ощутимо улучшилось. 

«ИК». Какое место в общественном сознании занимает сегодня память о Великой Отечественной войне? Как вы оцениваете по прошествии полувека события военных лет? Можно ли назвать эту войну народной трагедией?

М. Львовский. Общественное мнение неоднородно. Те, кто пережил войну, и их ближайшие потомки, трепетно чтят память о подвиге народа: на всей территории бывшего Советского Союза трудно найти семью, в которой не погиб бы кто-либо из родственников — на фронте ли, в оккупации, от голода...

Молодые люди не принимают так близко к сердцу эту, полагаю, неизбежную в то время для страны трагедию. Их можно понять: то, что не прочувствовал сам, то, что не сказалось непосредственно на судьбе твоих близких, в известной степени умозрительно и даже абстрактно. Так же, как для рожденных в 30-е годы — гражданская, а для современников гражданской — Отечественная война 1812 года.

«ИК». Как опыт военных лет соотносится с вашей сегодняшней жизнью? Что вам кажется актуальным, что безвозвратно ушло в прошлое?

М. Львовский. Опыт военных лет соотносится с сегодняшней жизнью всех участников Великой Отечественной независимо от рода занятий. Я знаю людей, которые хотели бы вычеркнуть эти четыре года из своей жизни, не вспоминать о пережитых кошмарах. Но им все равно никуда не деться от прошлого — оно настигает их даже во сне. Нет никого, кто пришел с войны не изменившимся. На фронте невозможно скрыть свою истинную сущность, люди полностью обнажаются нравственно (или безнравственно). Кто был жесток — становится более жестоким, кто был человечен — сохранил и приумножил это прекрасное свойство души. Люди литературы и искусства — не исключение. Во всяком случае, и те, кто пишет о войне, и те, кто не пишет о ней, безусловно включают в свой жизненный и творческий опыт войну.

Этот опыт прямо или косвенно отражен во всех моих произведениях, будь то песня «Вот солдаты идут» или сценарий фильма «В моей смерти прошу винить Клаву К.»

«ИК». Доводилось ли вам переоценивать события военных лет — когда и почему? Как вы относитесь к переоценке военной истории — что приемлете, что нет?

М. Львовский. События военных лет в зрелом возрасте не переоценивал. Как человек, склонный к анализу, я составил себе более или менее точное представление об истинной войне задолго до того, как в печати стали публиковать скрытые до времени от посторонних глаз факты. И то, что побежденные потеряли значительно меньше солдат и офицеров, чем победители (для ясности картины я сознательно не пишу о потерях гражданского населения), — цена сталинской военной стратегии, его пренебрежения к человеческой жизни.

Так что к переоценке военной истории отношусь спокойно, если она объективна, строго научна и не искажается в угоду сиюминутной политической конъюнктуре.