Интервью опубликовано в газете «СК-НОВОСТИ» № 7–8 (417–418) 25 июля 2022 г.; с. 17. С Юрием Сальниковым беседовала Юлия Герра. Источник фото: www.regnum.ru.
Задаешь вопросы режиссеру-документалисту Юрию Сальникову о его жизни, впечатлениях, взглядах, а он тут же переходит на судьбы героев своих фильмов... Так уж получилось, что в профессии у него две большие любви: Арктика и космос.
− Как вы пришли в профессию?
− Хотел стать режиссером, но для моего отца, партийного работника, это была непонятная такая профессия… Он меня уговаривал получить какое-то «нормальное» образование, а уж потом, если желание не перегорит, стать режиссером. Отец убеждал: «Вот ты говоришь, ВГИК. Но у тебя ни сценария, ни заявок никаких нет. Ты должен получить хорошее образование». Я поступил на филологический факультет Уральского государственного университета им. А. М. Горького. После окончания по распределению три года отработал на Свердловской киностудии. Документалистов с кинематографическим образованием на студии не было. Попросил дать мне работу ассистента режиссера.
В 1960 году набора в мастерскую игрового кино во ВГИКе тоже не было. Из желающих поступить в мастерскую Романа Кармена сформировали двадцать групп по двадцать человек. Из этих четырехсот человек он должен был выбрать всего восемнадцать... На экзамене я говорил Роману Лазаревичу: «У нас на Свердловской киностудии профессиональных режиссеров-документалистов нет». Кармен в ответ кивнул. Он видел, что у меня в 25 лет уже есть высшее образование – значит что-то изучал, читал, есть уже какой-то опыт.
Перед отъездом в Москву я написал сценарий короткометражного фильма по рассказу одного болгарского писателя. «Так вы художественные фильмы хотите снимать?» − спрашивал меня Кармен, прочитав сценарий. – «Нет, нет, документальные!»
В нашей мастерской учились пять вьетнамцев, индус и исландец. А еще – десять студентов из разных республик Советского Союза. Первый год обучения мы видели Кармена не часто − он был в командировке, снимал «Пылающий остров». Потом вернулся − и уехал снимать очередной фильм…
Каждый раз, возвращаясь из поездок, он приглашал весь курс к себе на дачу или приезжал к нам в общежитие. Устраивали посиделки.
− Главное качество, которое характеризовало Кармена?
− Он был документалистом до самых кончиков ногтей. Начинал как хороший фотограф, а потом освоил камеру и быстро стал востребованным оператором. А еще Кармен не боялся начальства и умел со всеми ладить. Когда уже после окончания ВГИКа у меня были проблемы с пропиской, Роман Лазаревич обращался с ходатайством в институт, и мне ее продлевали.
− Почему после ВГИКа вы выбрали научно-популярное кино?
− Тогда это все же было не полностью научно-популярное; это было, в основном, документальное кино. Во-первых, романтика. Во-вторых, какие-то чудеса творят люди — это же интересно! А потом, когда узнал, что всего на год младше Юрия Гагарина и на полгода старше Германа Титова, стал соизмерять путь своих ровесников и свой собственный.
− Вы много лет работали на телевидении…
− Да, начал, когда даже Творческого объединения «Экран» не было. Был просто отдел по производству документальных фильмов на Шаболовке.
− Жанр телевизионного документального фильма тогда зарождался... Какие задачи перед вами ставили?
− Передать характер человека. Крупный план героя, рассказывающего о своем подвиге, всегда интересен. Многие операторы на фронте были стрелками-радистами. Им приказывали снимать, а при необходимости − отстреливаться.
Когда мы создавали телевизионное объединение по производству фильмов о космосе, у нас возникла проблема. Мы понимали, что в космонавты никогда не попадем − там очередь слишком большая, а снимать о космосе и нужно, и важно, и интересно. Нас три года мучили допусками и пропусками. Секретность была такая, что нашу монтажную, в которой мы работали с Виктором Виноградовым, охранял часовой. Оказались в ситуации, когда так много запретов, что снимать почти ничего нельзя, а делать кино надо...
Первый фильм сделали за двое суток. Снимали на шестнадцатимиллиметровую пленку. Камеры были замечательные, а пленка – нет: плохо держала склейки. И когда во время эфира склейка рвалась, Юрий Фокин, политический обозреватель Центрального телевидения, а тогда – автор и ведущий программ о космонавтике, проявлял чудеса изобретательности. В такой момент он обращался к телезрителям со словами: «Мы специально остановили фильм, чтобы рассказать вам интересные подробности». А в это время монтажер склеивал пленку…
Потом мы получили персональное разрешение Сергея Королева снимать на космодроме, присутствовать на сборке корабля. Через некоторое время наша редакция снимала текущие новости и события, а ЦСДФ готовила итоговые репортажи. В 1970 году мы сделали фильм о полете Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова. После этого фильма Севастьянов семнадцать лет вел на телевидении программу «Человек. Земля. Вселенная».
− Когда сейчас говорят «телевизионный документальный фильм», подразумевают, что это фильм не очень высокого качества...
− Знаете, почему? Потому что все телевизионные люди, да и киношные тоже, стали использовать один штамп: снимают «говорящую голову». Не утруждают себя поиском художественного решения фильма. Я видел тридцатиминутную картину, где было две «говорящие головы» − смотреть невозможно. Есть редкие исключения, когда один человек может вытянуть на себе весь фильм. Это особенные люди, рожденные для телевидения, способные привлекать внимание, «держать» аудиторию.
− Так это ваше телевизионное руководство поняло, что необходимо искать художественное решение фильма?
− Да, и оно тоже. Мы стали договариваться, чтобы нас пустили снимать тренировки космонавтов, подготовки к полетам.
И еще нас всегда интересовала возможность поехать в какую-то республику нашей страны. Однажды у нас была почти анекдотическая ситуация. К нашему руководителю Юрию Фокину приехала делегация из Молдавии. До них дошли слухи, что космонавтам будут отправлять на борт красное вино, и предполагалось, что это вино будет из одного молдавского совхоза. Руководители совхоза пригласили нас посмотреть, как делают это прекрасное вино, и снять об этом сюжет. Нас очень хорошо приняли: такое прекрасное молдавское гостеприимство − душа к душе. Вино мы, конечно, продегустировали. Оно было прекрасное, но потом из этой затеи ничего не вышло… Возможно, то было время, когда решили, что пить вредно. Или руководство страны посчитало: не очень хорошо общественность воспримет тот факт, что на борт космического корабля отправят красное вино…
Много было интересных поездок по стране, любопытных встреч. Люди, которые принимали решения, и за что-то отвечали, были закрытыми, сниматься не хотели, и нужно было приложить очень много сил, чтобы добиться их доверия.
− Вы любите документалистику, раз посвятили ей всю свою жизнь. А за что не любите документальное кино?
− За то, что порой бьешься и не можешь найти решение, как документально восстановить правду, которую ты пытаешься отыскать. Пробуешь рассказать настоящую историю и создать некий поэтический образ. Иногда это удается… Однажды Алексей Леонов похвалил меня за то, что в моем фильме здорово получился проход космонавта.
И еще не люблю из-за того, что иногда очень много начальников путается под ногами и не дает тебе снимать.
− Почему вас так «зацепила» Арктика?
− Началось все с того, что в подростковом возрасте, где-то в девятом или десятом классе, прочитал книгу воспоминаний Фритьофа Нансена. Она была так замечательно написана, что я представил себе все очень живо. Вот идет «Фрам» − корабль, на котором он плавал. Где-то между Исландией и Шпицбергеном Нансен и Ялмар Йохансен сошли с корабля и направились к Северному полюсу. А это около тысячи километров пути… Два человека среди льдов и торосов… Как они на такое могли решиться? Эта история произвела на меня огромное впечатление.
А на втором курсе ВГИКа я приехал на новосибирскую киностудию с рекомендацией Романа Кармена. Руководству студии он сказал: «Вот молодой человек; у него уже есть опыт, есть первое образование. Дайте ему какую-нибудь картинку снять». Это был короткометражный фильм «Летняя Арктика».
Мне дали оператора, который мечтал привезти шкуру белого медведя. Он сказал: нужно лететь на землю Франца-Иосифа, потому что там рядом с людьми бродят белые медведи. И они действительно в дом к нам стучались…
Потом я много прочитал материалов о челюскинской эпопее, и уже после ВГИКа уговорил Юру Визбора написать сценарий. Принес ему полчемодана книжек и сказал: «На, почитай!» Юра написал сценарий, и мы сняли фильм «Челюскинская эпопея».
− В те времена можно было так оперативно снять фильм, не ожидая годового плана?
− Картина в плане студии была; вернее, единица картины. А еще по этому плану картина должна была быть широкоэкранной. Не нашлось человека, который мог бы ее снять. Они на меня посмотрели: молодой, один университет уже окончил, учится во втором высшем учебном заведении. Наверное, что-то соображает… Подумали и дали мне снять эту картину. Картинка неплохая получилась, неплохая… Как-то оператор мне говорит: «Мы сейчас на острове Уединения. Давай, ты снимешь меня, а я сниму тебя. Этот материал у тебя потом с руками в разных журналах оторвут!» Остров Уединения — самый большой птичий базар во всей Арктику. Оператор поставил фокус, и я снял кадр. Хотя, нам, студентам, Роман Кармен говорил: «Занимайтесь своим делом. Не снимаете − не лезьте в кадр!» Эти сюжеты взяла ЦСДФ в «Новости дня».
− Кино, которым вы занимались, призвано было воспитывать людей, образовывать. Это была государственная политика. Есть ли сейчас такое понимание, как считаете?
− По-моему нет политики никакой.
Сергей Королев, когда к нему приходил человек, интересовался, с чего тот начинал, как рос, чем занимался. Делал вывод, подходит он для его дела или нет. Случайных людей в его окружении не было. Он ценил тех, кто предан делу.
Какое отношение это имеет к нашим чиновникам? Никакого. Хотя должно бы иметь. Нет у них государственного мышления…
− Ваш любимый герой – советский летчик Сигизмунд Леваневский. Почему?
− Жизнь Леваневского я изучал серьезно. В 1974 году написал о нем книгу «Жизнь, отданная Арктике».
Чкалов, Громов, Байдуков многого добились профессии в то время, а Леваневский − нет. Его все считали невезучим. Мне стало обидно за Леваневского. Начал исследовать его судьбу и снял три фильма. Хотелось в какой-то степени реабилитировать его, попытаться доказать, что он был равным тем первым героям.
− Что вами двигало в тот момент?
− Чувство справедливости. Талантливый был человек.
После того, как мы с Юрием Визбором сделали фильм «Челюскинская эпопея» и он получил приз на международном фестивале «Человек и море», меня пригласили в Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова Академии Наук СССР. «Мы вашу картину знаем. Картина хорошая, давайте пошлем ее американцам. Если она им понравится, отправитесь в Америку». Пришлось «подтянуть» английский. Так в 1989 году я оказался на стажировке в Национальном музее воздухоплавания и астронавтики (Вашингтон), лучшем авиакосмическом музее того времени. Этот фильм посмотрел Рон Дэвис, историк авиации. Сказал, что фильм очень понравился и что об этой истории в Америке почти ничего не знают. Рон предложил написать книгу, и мы начали готовить книжку «Поход Челюскина». Она вышла на двух языках. «Я сейчас не могу заплатить тебе гонорар, потому что много денег вложил в печать этой книжки − ее в Гонконге напечатали, − сказал Рон. − Со временем выплачу». Но этого так и не случилось: Дэвис умер, а я занялся космосом…
В следующем году юбилей челюскинской эпопеи. Мечтаю снять картину об Отто Юльевиче Шмидте − удивительном человеке, сильной судьбы. Это был ученый, опередивший свою эпоху.