Коллективный портрет для экстерьера

Опубликовано в журнале «Новый Мир» № 1, 1994 год. Фото: "Военный парад на Красной площади в Москве. 1935 год". Автор фото: Александр Родченко. Источник фото: МАММ / МДФ.

Известие о кончине Якова Моисеевича Толчана (1901 — 1993), оператора, режиссера научно-популярного кино, автора работ по кинотехнике, застало нас за подготовкой этого номера. Соратник Вертова, сохранивший память о своем учителе на всю жизнь, Яков Моисеевич щедро делился своими воспоминаниями. Волею судьбы публикацию его мемуарного текста, предлагаемую в этом номере, мы посвящаем также и памяти самого Якова Моисеевича, еще одного, увы, ушедшего ветерана нашего кино.

К Дзиге Вертову в студию Культкино, расположенную в подвале на улице Горького, я пришел еще весной 1924 года студентом первого курса кинотехникума. Зная, что киноаппараты были тогда наперечет и все находились у операторов, я рискнул пойти в студию хроники со случайно приобретенным мною любительским аппаратом конструкции “СЭТ” французского изобретателя Андре Дебри, примененное впервые у нас чудо, созданное для работы хроникера — ни штатива, ни ручки для вращения механизма, замененное мощной пружиной. Первое же пробное задание, выполненное мною отлично, привело в восторг Вертова, сразу оценившего значение съемки таким портативным и легким аппаратом с рук. Мне поручались уже все спортивные сюжеты, требовавшие оперативности, быстроты смены точек съемки, свободного ведения панорам. Помню и первую, доверенную мне Вертовым, экспедицию для съемки празднования пятилетия Казахстана в далекой Кзыл-Орде на берегу широкой и мутной Сыр-Дарьи.

В течение ряда лет, в том числе и в 1935 году, некоторых операторов игровых фильмов вызывали вместе с хроникерами Центральной студии документальных фильмов (ЦСДФ) и студии Моснаучфильм на съемки первомайского и октябрьского парадов на Красной площади и по городу. Сбор перед выездом и проверка аппаратуры происходили в здании ЦСДФ.

На этот раз мне было поручено вести съемку внутри Кремля — проход высших правительственных чинов через кремлевскую площадь по пути к Мавзолею, на фоне удивительных архитектурных шедевров.

Зная о полученном мною задании, руководитель съемок отдела хроники студии Культкино Дзига Вертов обратился ко мне с просьбой снять для него проход Сталина на трибуну через пробитый специально для него проход в Кремлевской стене против угла здания Верховного Совета, выходящий прямо на трибуну мавзолея.

Отсняв кадры разного высокого начальства на фоне архитектуры, я отправился в сопровождении курсанта военного училища (такое обязательно полагалось при съемке в Кремле) выполнять задание Вертова.

Мне не было известно, откуда и в каком направлении пойдет Сталин, и я остановился с моим спутником на углу здания Верховного Совета, откуда был широкий обзор кремлевской площади. Никого уже на площади не было, только мимо прошел, мельком взглянув на меня, какой-то военный. Мне запомнилась только его длинная кавалерийская шинель и очень длинный мундштук с горящей папиросой. Неожиданно мой курсант старательно вытянулся и, щелкнув каблуками, лихо откозырял.

— Перед кем ты так старался? — спросил я.

— Да ведь это товарищ Ягода.

Мне же тогда это имя ничего не говорило, все было засекречено.

По моим расчетам оставались считанные минуты до начала парада. Я уже начал волноваться, не прозевал ли нужный объект, как вдруг увидел, что Сталин со свитой вышел из средних дверей здания и направился в противоположную от меня сторону. Бежать вслед нельзя, — задержит охрана, но въевшееся в меня вертовское “умри, но сними” автоматически сработало, и я, шепнув курсанту — “бежим” — бросился в противоположную сторону, надеясь обежать здание Верховного Совета кругом и успеть снять момент прохода сквозь Кремлевскую стену. Промчавшись вдоль короткой стороны здания, я бросился в проход между длинной его стороной и кремлевской стеной так стремительно, что курсант едва за мной поспевал. Это было отчаянное десятое дыхание. И когда я выбежал из-за угла, то оказался лоб в лоб с моим объектом, метрах в двадцати от двери в стене. Крепко прижав к груди аппарат, дрожащими руками я нажал спуск и панорамируя, проводил всю компанию через проход. Ноги дрожали, но — успел, снял!

Вспоминая этот редкостный в моей операторской жизни эпизод, я дерзко подумал, что будь это сегодня, я мог бы с таким уникальным рекордом попасть в книгу Гиннесса.

Бежал-то я с моим спутником не в трусиках и кроссовках по беговой дорожке стадиона, а в исключительных экстремальных условиях — по булыжной мостовой в шнурованных до колен башмаках, брезентовой куртке, с сумкой с запасными кассетами через плечо и висящим в правой руке на ременной петле довольно увесистым американским аппаратом “Аймо”.

Вглядевшись в фотоувеличение с кусочка пленки, сохранившемся после пробы, вы увидите: спутники Сталина — Молотов и Каганович, смотрят четко вперед, а Сталин, резко повернувшись, подозрительно на ошалевшего типа, внезапно выскочившего из-за угла. Такую вольность, думаю, в 1937 году шедший сзади Ежов или Берия мне бы не простил. Я был уже далеко, а возможно, и совсем бы исчез. Так и было со многими.