19.03.2023

Киновед, научный сотрудник Российского Государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД), научный сотрудник сектора изучения текущего кинопроцесса НИИ киноискусства.

Источник: ГОСФИЛЬМОФОНД.РФ. Статья была подготовлена специально к XXII фестивалю архивного кино «Белые Столбы 2019»

Документальный фильм «ОГЛЯНИСЬ, ТОВАРИЩ!» (1967 г, ч/б)

Производство: «Киргизфильм» (СССР)

Автор сценария и режиссер Юз Герштейн

Оператор Игорь Моргачев

Оператор полиэкрана Кабир Расулов

Художник Альберт Павлов

Автор музыки и звука Людгард Гедравичус

Ассистенты режиссера: Галина Ландсберг, Светлана Медетбекова, Надежда Мнацаканова

Редактор Бексултан Джакиев

Литературный консультант Герц Франк

Совместная реставрация Госфильмофонда России, Российского государственного архива кинофотодокументов (РГАКФД) и Государственного центрального музея кино (ГЦМК).

Юбилейный монтажный фильм: Киргизия с 1917 по 1965 год в кинохронике, фотографиях, рассказах современников и участников исторических событий.


«Оглянись, товарищ!» — самый, пожалуй, загадочный и малоизвестный запрещенный фильм во всем советском кино. Единственная копия, тайно вывезенная режиссером в Москву, в свое время произвела фурор в среде московских кинематографистов. Но – увы! – с тех пор прошло более полувека, и о фильме уже никто и не помнит.

К счастью, автор его, Иосиф (Юз) Абрамович Герштейн (11 марта 1919, Киев — 15 декабря 2018, Иерусалим), успел написать объемистые мемуары, в которых подробно описал и историю создания фильма, и основные причины его запрета, и его недолгий полуподпольный успех; даже режиссерский монтажный лист опубликовал.

Замышлялся «Оглянись, товарищ!» как юбилейное монтажное кинополотно, да еще авторское и даже экспериментальное. (Кстати, ничего исключительного в этом не было — например, «235 000 000» Улдиса Браунса также был фильмом и юбилейным, и абсолютно авторским.) Прежде всего, авторы – сам Герштейн и оператор Игорь Моргачев — сразу же решили отказаться и от диктора, и от комментатора. Заменить «указующий перст» должен был полиэкран: в левой половине кадра «бежали» годы, мелькали надписи, а в правой — шла кинохроника, сменялись фотографии, давались синхронные съемки участников исторических событий н современников. Иногда совмещались фотография и «синхров», или одно изображение вдруг «вырастало» и начинало занимать уже весь кадр полностью.

Разумеется, при реализации такого замысла возникли огромные технические сложности. Очень дорого обходились киностудии синхронные съемки — в те годы «Киргизфильм» располагал одной-единственной синхронной кинокамерой, постоянно занятой на других проектах. Да и совместить в одном кадре разные типы изображений в условиях провинциальной киностудии тоже было весьма непросто.

За три года работы (1964–1966) было снято множество ценнейших «синхронов», просмотрена вся возможная кинохроника, многие тысячи уникальных фотографий. Авторы смонтировали негатив, завершили работу над фонограммой, а вот копию фильма на одной пленке так и не успели напечатать.

Первые показы (с двух пленок) в «нижних» инстанциях прошли вроде бы неплохо, хотя добрый ангел съемочного коллектива, председатель Госкино Киргизской ССР Шаршеналы Усубалиев, сразу почуял неладное. И оказался прав: после показа партийному руководству Киргизии грянул гром. Тогдашний первый секретарь ЦК КП Киргизии — тоже Усубалиев, но Турдакун (06 ноября 1919, Кочкорка — 07 сентября 2015, Бишкек) — буквально разгромил картину и (вероятно, уже в кулуарах обсуждения) пригрозил уничтожить и Герштейна, и своего однофамильца.

Что же вызвало столь истерическую реакцию местного партийного князька?

Ну, во-первых, Усубалиев-партийный полагал, что киргизское кино (и кино о Киргизии) должно создаваться только и исключительно национальными кадрами. Так, в 1965 году благодаря ему чуть было не запретили фильм «Первый учитель» Андрея Михалкова-Кончаловского; картину, как известно, спасло только заступничество союзного Госкино и лично Михаила Суслова.

Во-вторых, партийного вельможу наверняка возмутили синхронные съемки «нетипичных» киргизов, довольно коряво говоривших по-русски.

В-третьих, особое раздражение вызвала простодушная правда, которую так легко открыли перед камерой герои картины: и жестокость революции, и репрессии, и повальное обучение киргизских детей на русском языке, и адский труд женщин в сельском хозяйстве, и невозможность заниматься наукой, и отсутствие сколько-нибудь внятных жизненных целей у молодых современников...

И в-четвертых, особенно крамольным показалось товарищу Усубалиеву упоминание о М.Л. Белоцком, одном из первых руководителей советской Киргизии. (В 2000-е годы Усубалиев посвятил «развенчанию» Белоцкого пространную статью, в которой подробно перечислил мыслимые и немыслимые грехи этой жертвы сталинского террора.)

Казалось бы, что тут такого? Ведь полного запрета на тему репрессий в брежневские времена все-таки не было. Более того, во второй половине 1960-х годов вышло несколько небольших документальных очерков о репрессированных деятелях политики и науки. Среди них — «Влас Чубарь» (Украинская студия хроникально-документальных фильмов, 1965, реж. Александр Косинов), «Мы знали его... (Воспоминания о С.В. Косиоре)» (Украинская студия хроникально-документальных фильмов, 1966, реж. Гелий Снегирев), «Командарм Яков Алкснис» (Рижская киностудия, 1967, реж. Герман Шулятин), «Абдулло Рахимбаев» («Таджикфильм», 1968, авт. сцен. Юз Герштейн, реж. Лилия Кимягарова), «Павел Постышев» (Украинская студия хроникально-документальных фильмов, 1969, реж. Вадим Кислов), «Жизнь поля» (об ученом А.Г. Дояренко; «Центрнаучфильм», 1969, реж. Петр Зиновьев). Правда, все эти картины были небольшие (от одной до двух частей) и вьпyскались только республиканскими киностудиями. К тому же в них звучал голос диктора, а не потенциально «опасных» очевидцев, и прямо об арестах, пытках и доносах (как в фильме «Оглянись, товарищ!») ни в одном не говорилось. Может быть, поэтому Усубалиев так «вцепился» в Белоцкого.

...В общем, Герштейну пришлось бежать за поддержкой в Москву. С собой он взял только смену белья и два яуфа — с позитивом и с магниткой. Так и показывал фильм с двух пленок везде, где сумел — в Союзе кинематографистов, на «Мосфильме» и тд.

Успех был сокрушительный. Мэтры и рядовые кинематографисты торопились пожать режиссеру руку, хвалили за смелость, обещали любую поддержку, предлагали совместные проекты... Герштейн, не искушенный в хитросплетениях политической и богемной жизни, ждал и ждал, а ситуация всё не менялась. В конечном итоге, режиссеру пришлось уволиться с «Киргизфильма» и устроиться на «Леннаучфильм», где он и проработал до 1976 года, а затем репатриировался в Израиль.

До конца дней своих Юз Герштейн сокрушался из-за того, что не смог напечатать хотя бы одну полноценную копию фильма. И был твердо уверен в том, что создал картину по-настоящему значительную, во многом опередившую свое время.

Что же предстоит увидеть нам, первым «вторым» зрителям этого необычного фильма?

Совершенно точно известно, что Госкино забрало у Юза Герштейна пять частей позитива и пять частей магнитной пленки. Затем, в перестроечное время, фильм был передан в Музей кино, а оттуда — в РГАКФД.

К сожалению, первая часть фонограммы пропала (по-видимому, это произошло еще в хранилище Госкино), а в оставшихся четырех частях по непонятной пока причине уцелели только синхронные звуковые съемки. То есть погиб один из важнейших компонентов фильма, о котором сам Юз Герштейн вспоминал так:

«Еще в самом начале работы я спел ему (Людгарду Гедравичусу - А.Д.) <...> знаменитую песню эпохи военного коммунизма "Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка...". И эта мелодия <...> стала лейтмотивом фильма, и каким? Людгард <...> сделал, не побоюсь сказать, гениальную обработку этой песни и сразу, без преувеличения, стал третьим полноправным соавтором фильма. Мелодия узнавалась сразу, но повторов не было — эта простенькая песня в каждом эпизоде появлялась в другом обличье: то это был марш, то вальс, то преддверие бури, то сама буря, то деревенские частушки, то городской романс, а то и вовсе цирковое антре с барабанной дробью, но такой эмоциональной силы, что сердце останавливалось. Даже космос — и то лег на эту музыкальную тему... Это было какое-то завораживающее волшебство — музыка полностью заменила дикторский текст, которому не было места еще даже по первоначальному замыслу».

Хочется верить, что даже в таком виде фильм все-таки займет свое заслуженное место в истории отечественного кино и станет своеобразным памятником сотрудничеству трех замечательных институций — Госфильмофонда, РГАКФД и Центрального государственного музея кино.


Материалы по теме