Два русских города

Газета «Известия» № 55 (8048) от 07 марта 1943 года

Два русских города

07.03.2023

Евгений Кригер

Специальнный военный корреспондент газеты «Известия».

Источник: ЭЛЕКТРОНЕКРАСОВКА; газета «Известия» № 55 (8048) от 07 марта 1943 года; с. 4. На фото воины Калининского фронта на окраине Ржева.. Зима 1943 года. Автор фото: Ольга Игнатович. Источник фото: МАММ / МДФ.

Последних семнадцати километров перед городом Ржевом я никогда не забуду. До этой черты, обожжённой многомесячным пламенем войны, мы ехали сравнительно легко, кое-где выскакивая из машины, чтобы толкнуть её плечом и преодолеть буйные мартовские заносы; но вдруг, вытаскивая на себе машину, мы почувствовали, что она уперлась всеми четырьмя колесами и не хочет, не может итти. Отчаявшись, мы вылезли из сугроба и впервые за долгое время осмотрелись по сторонам. Мы поняли, что произошло. Сами того не заметив, ослепнув от физического напряжения, мы втолкнули машину в полосу многомесячных боёв за Ржев. Ни фотографический аппарат, ни самый красноречивый рассказчик, не смогут передать странного, сложного впечатления, которое производит на человека это зрелище — зона многомесячных боёв.

Немцы не хотели уходить отсюда. Гитлер грозил им казнью за отход, и они цеплялись за каждый клочок земли, за каждый камень, где можно было схорониться и пристроить рядом с собой миномёт, автомат, противотанковое ружьё.

Сама земля здесь выглядит иначе, чем всюду. Белую пелену снега выдуло, вынесло отсюда взрывными волнами. Земля оголена войной, покров её содран тысячами снарядов. Так выглядит измученное, человеческое тело, с которого сняли кожу. Жёлтая прошлогодняя трава торчала из-под черного снега, где каждый кристалл, каждая пушинка были перемешаны с порохом, с прахом взорвавшегося, сеявшего смерть металла.

Я был во многих местах, откуда выбили немцев. Там, где побывали немцы, — там пахнет смертью. Смерть приходит вместе с немцами к домам — с них содраны крыши, а стены выворочены так, что смотришь через них насквозь, и деревья рядом мертвы, и людей живых не видать.

Но здесь, под Ржевом, я увидел сплошное поле смерти. Я понимал, что это лишь первое впечатление; сила народа вернёт жизнь и в эти обезображенные немцами места. Но всё же трудно было освободиться от гнетущего впечатления смерти, вонзившей свои скрюченные пальцы в самую кору земли. Почва вспухла от воронок, истерзана кольями, лопатами, колючей проволокой, покрылась язвами от пороха, сотен тысяч железных осколков, как шрамами, исполосована окопами, где, заваленные снегом, одеревеневшие, стынут застигнутые нашей атакой немцы. Умирая, они тащили с собой всё живое. Такого пиршества отчаяния и злобы я не видел нигде, никогда.

Мы долго тащились с машиной и не встречали ни одного жилья, ни одной целой стены, ни одного камня, который бы говорил о присутствии человека, и я, наконец, спросил:

— Здесь никогда не было деревень?

И мне ответили:

— Смотрите внимательней.

И тогда на выглаженной, выутюженной войною земле я увидел едва заметные признаки былой жизни. Из-под занесённой снежной порошей почвы кое-где торчали камни, здесь была печь, возле которой грелись люди; высовывался железный брусок, в котором можно было угадать остатки крестьянской бороны; выглядывал обугленный корень — здесь когда-то тянулось к солнцу живое дерево. Здесь шумели буйной, веселой жизнью русские сёла. Теперь их руины нужно распознавать, как археологи распознают в глубоких слоях земной коры тысячелетней древности следы былых культур, угасшей в веках жизни.

Поле усеяно остатками экскаваторов, которыми немцы рыли окопы. Насыпь железной дороги изрыта короткими поперечными траншеями, в неё вдавлены амбразуры дзотов, брёвна, железные крючья, извивающиеся как бы в бессильной ярости кольца колючей проволоки. Но пусто теперь здесь. Немцев вышибли, выскоблили из глубоких нор, вогнали внутрь города, а оттуда — в холодное снежное поле, на стужу, на смерть.

И вот перед нами Ржев. Когда-то это место называлось городом. Теперь эти громадная каменоломня. Каменные стены домов рухнули, рассыпались, вросли в землю. Земля стала красной от кирпичной пыли. Деревья срублены, спилены, вырваны с корнями — нет березовой рощи возле Филипповой дачи, где жил когда-то Островский, нет Казанского сада, нет сада имени Грациаского. Немцы пилили деревья день и ночь — на кресты для могил. Нет больше садов во Ржеве, есть немецкие кладбища. Всё начинено минами. По ту сторону Волги, в нагорной части города, до сих пор рвутся заведенные, как часы, мины замедленного действия. Все разрушено. Немцы хотели разрушить даже каменную пустыню, чтобы война продолжала греметь и стонать ещё долгое время после их бегства.


На пустынных улицах Ржева я встретил подростка. Бледная, болезненно нежная кожа на лице: голод. Жёлтые круги под глазами. Когда немцы уходили, он прятался в своей комнате под кроватью и потому уцелел. Я спросил его, где люди этого города. Вася Румянцев сказал:

— Из мальчиков моего возраста здесь остался только я. Больше нет никого, немцы угнали с собой на работы. Из здоровых мужчин во всем городе только я да ещё один человек сорока восьми лет. Он тоже прятался. Кроме нас — старухи и больные. Больных они тоже угоняли с собой. Я видел, как одна совсем не могла итти — хромая. Её застрелили. Другая была в тифу. Её тоже убили. В то утро я спрятался под кроватью, как всегда. Немцы все же пришли в комнату, взломали замок — уходя, мать запирала меня всегда, чтоб думали, будто в комнате никого нет. Они сломали замок ломом и вошли. Я не шевелился под кроватью, не дышал. Они шарили, выворачивали сундуки, ящики, лазали по карманам на вешалке. И думал, может, меня не найдут. А если найдут, — расстреляют. И я лежал тихо. Они добрались до кровати. Они стали её двигать, и я двигался за нею, но мои ноги остались на месте. И они меня увидели. Они кричали и направляли на меня пистолеты. Они были пьяные и забыли меня на минуту и ушли к соседям. Там была молодая женщина с ребенком. Она держала его на коленях, нарочно, чтобы её не трогали. И они сказали, чтобы она убрала ребенка и легла с ними. Она сказала, что не уберет ребенка, и они долго ругали её, но она так и сидела всё время с ребенком на коленях. Это наша соседка, её зовут Маргарита. Потом они ушли в другой дом. Там жили мужчина и женщина, старые. Они ржевские, только я не знаю их фамилии. Мы ведь все в городе последние месяцы недолго жили на одном месте. Немцы то плиту выдерут себе в землянку, то лежанку разломают или стену разберут на кирпичи, и мы уходили на новое места. Так и эти двое пришли в дом не знаю откуда. И немцы в ту ночь пошли к ним. Они долго стучали в дверь, кричали громко, и старая женщина им открыла. Они вошли, и я слышал, как потом эта женщина вскрикнула страшно, и сразу два выстрела. Утром в том доме нашли этих двух, женщину и мужчину...

Они лежат на снегу возле дома. У старика раскроен череп, запекшаяся кровь на лбу. Рядом с ним женщина, у неё седые волосы, мускулистые, обнажённые до локтя руки домашней хозяйки. Она не хотела пускать ночью чужих в свой дом — вот единственная причина убийства. Пуля попала в висок этой женщине. Кто она, как её имя? Никто не знает. Все люди в городе бродили эти месяцы с места на место. Седые волосы убитой шевелятся от ветра на холодной земле.

Это — Ржев в марте 1943 года, на другой день после изгнания немцев.

Я помню другой русский город, Гжатск.

Смоленская обл., г. Гжатск. 1943 год. Автор фото: Георгий Петрусов. Источник фото: МАММ / МДФ.

Я помню Гжатск в тот день тысяча девятьсот сорок первого года, когда в него входили немцы. Город ещё не был разрушен, во все стороны шли по улицам беженцы с последним скарбом, они шли медленно, оглядываясь на свои дома, возвращаясь, чтобы запереть двери на замок, закрыть забытое окно. В канун этого дня я ночевал в одном доме, где пятнадцатилетний мальчуган сторожил сон командиров и шопотом пререкался с бабкой и говорил, что не уйдёт из города, останется здесь, возьмет винтовку и будет делать то, что делают партизаны, — убивать немцев. Бабка испуганно шипела на него, и мальчик умолял её говорить тише, чтобы не будить командиров. Они спорили до утра, мальчуган и старуха. Он твердил, что останется в городе и будет ждать красноармейцев, своих, потому, что они вернутся, придут, не могут не притти.

И русские вернулись в этот город с боями. Они прошли сквозь три пояса немецкой обороны. Они вернули город своей стране. Они нашли землю, которая когда-то была городом: тут были немцы, значит, тут была смерть. Нет и следа того дома, где мальчуган оберегал сон командиров. Ожидая немцев, он искал винтовку, чтобы стрелять. Он знал, что немцы — не люди.

Каменная пустыня. Фотография Ржева и фотография Гжатска выглядят одинаково: разбитые стены, проломанные потолки, вырванные с корнем деревья, угрюмая немецкая злоба. Она ещё взрывается последними минами, ещё ранит неосторожных людей. Внимание! Здесь были немцы, не прикасайтесь ни к чему, пока всё вокруг вас не проверила внимательная рука русского солдата. Он проходит вперёд с трудными боями, он проходит через город на запад, и вслед за ним на измученную русскую землю возвращается жизнь. 

Евгений Кригер. РЖЕВ — ГЖАТСК, 6 марта