Опубликовано 29 декабря 2016 года / Общество / «Вечерняя Москва».
29 декабря утром не стало Рубена Багиряна – легендарного Багиры, одного из старейших сотрудников «Вечерней Москвы» - он проработал в ней более сорока лет.
Редактор отдела науки, Рубен Григорьевич действительно разбирался в ней, равно как и в медицине. Он совершенно на равных беседовал с академиками РАН, запросто им звонил, со многими – тесно дружил, а все потому, что вызывал безотчетную симпатию – и своей непосредственностью, и глубиной и масштабностью знаний. Честно говоря, мы не называли его по имени и отчеству, он был для нас «Багирой» или, несколько фамильярно, «Рубеном». Но «Вечерка» его любила – он был ее «фишкой».
Описывать Рубена бесполезно, как бесполезно описывать словесно любое живописное полотно – ведь все равно упустишь массу деталей, лишишься полутонов, а значит полной к не составишь. То же и с Багиряном. Выплывая из своего кабинета в старой редакции «ВМ» на улице 1905 года, он, окутанный клубами сигарного дыма – сигара навсегда будто прилипла к уголку его рта, - он входил в коридор как огромный корабль в порт, а вокруг него шмыгали мы – люди-лодочки. Выцелив «жертву», чей материал в вышедшем номере ему не понравился, он направлялся к ней и заводил разговор, который можно было не слушать, достаточно было его «смотреть» - эмоциональный спектакль одного актера и многих зрителей.
Он всех звал одинаково – старик. Старик! – он мог так сказать мальчишке, а мог – взрослому мужику, но допустимая глубина общения с коллегами у него определялась только одним – профессионализмом. Получить от Багиряна «бонус» в виде фразы: «Старик, отличный материал!» было примерно то же самое, что получить орден. А доставалось от него и мужчинам и женщинам примерно одинаково: тут тоже «рояль» играли лишь профессиональные мотивы.
Мать! (Так он обращался ко всем дамам – мать!) Прискорбно, конечно, говорить тебе это, но материалец-то - …
В этот момент для меня лично жизнь завершалась. «Почему, Рубен Григорьевич?»
- Ну во-первых потому, что я написал бы лучше. Во-вторых – потому, что ты тоже можешь лучше, но и не можешь тоже, ведь то, что ты написала, может создать только совершенно безмозглое существо! Как ты могла! Тебе не говорили, что надо думать, когда пишешь?
Крик кончался, клубы сигарного дыма исчезали за злобно захлопнувшейся дверью, а я оставалась – растерзанная в клочья и залитая слезами – корпеть над текстом, который, возможно, был не так уж и плох. Просто Багирян хотел лучшего. Всегда. И свои собственные тексты он правил с невероятной жесткостью, до последнего слова и последней запятушки.
И до «Вечерки», и параллельно с ней Рубен много работал для кино. В 1987 году стал лауреатом Госпремии за цикл снятых на «Леннаучфильме» научно-популярных фильмов – «Двадцать микрон пространства», «Глазами одного пациента», «Город кардиологов». Своими многочисленными наградами он гордился заслуженно, был уважаем и образован, но главное – мы знали, что за всей этой внешней помпезностью и клубами дыма прячется удивительно ранимый, тонкий человек и душой светлого ребенка. Он бесконечно помогал людям – сотрудникам и их родным, дальним знакомым и «седьмой воде на киселе», звоня, договариваясь, укладывая в больницы и устраивая на консультации. И представить, что он не возьмет трубку и в ней не забулькает ворчливо «Мать, ну что ты долго не звонила!» - просто невозможно.
Таких, как Багирян, уже не делают – так говорили мы когда-то и не ошибались. Он – огромный, ни на кого не похожий, в чем-то странный, но бесконечно любимый и уважаемый, - несколько лет боролся с тяжелой болезнью, никому на нее не жалуясь. «Ты что, забыла, в честь моего дня рождения придумали день космонавтики, то бишь я – космонавт, а они не ноют!» - оборвал он мои вопросы в последний наш разговор.
Не космонавт, конечно, но человек Вселенной и Космоса – точно.
Так горько, Рубен Григорьевич, что вы больше не будете смешно ругаться и ворчать. Вы такой – один. Были один… И не забыть никогда…