И дух смирения, терпения, любви...

Короткометражный фильм, 1988 год

Фильм:
И дух смирения, терпения, любви...
(год выпуска – 1988)

Тип фильма:
Короткометражный фильм
(3 части, хронометраж – 00:29:14)

Правообладатель:
РГАКФД

Категории:
живопись, искусство, история, культура, литература, личность, музыка, общество, поэзия

Ссылка на РГАКФД (23816)
Страница фильма на сайте net-film.ru

О фильме

Документальный фильм по заказу Исполнительного комитета СО Красного Креста к 150-летию со дня гибели А. С. Пушкина. В основе картины лежат материалы Всесоюзной выставки "Пушкин в памяти поколений".

Александр Сергеевич Пушкин (6 июня 1799, Москва — 10 февраля 1837, Санкт-Петербург)

В фильм вошли кадры: виды Михайловского Святогорского монастыря и могилы А.С. Пушкина в монастыре; Музей А.С. Пушкина в г. Москве; памятник А.С. Пушкину; церковь Большого Вознесения в г. Москве, где венчался А.С. Пушкин с Н.Н. Гончаровой; особняк на Арбате, где жил Пушкин с женой после женитьбы; Дом-музей А. С. Пушкина в Болдино; Дом-музей А.С. Пушкина на Мойке в г. Ленинграде (Санкт-Петербург). В фильме прозвучали — романс О. Горбовской на стихи А. Толстого и песнопение Б. Феоктистова на стихи А.С. Пушкина. О поэте говорят: литературовед Борис Тарасов, поэт Татьяна Глушкова, художник-график Юрий Селивёрств. 

Говорит Борис Николаевич Тарасов (род. 1947), писатель, философ, литературовед, доктор филологических наук, сопредседатель Союза писателей России (во время съемок фильма в 1988 году — аспирант Литературного института им. А.М. Горького):

"Достоевский говорил, что Пушкин унёс с собой в гроб некую тайну... и вот мы теперь без него эту тайну разгадываем. Тайна Пушкина неразрывно связана с тайной человека и его историей. Вглядываясь в сокровенные глубины человеческой души, поэт обнаруживал в них незримую борьбу гадов и ангелов, питающую противоречивый ход истории, составляющую таинственную непредсказуемость бытия. Именно в этих сокровенных глубинах зарождается гордость, тщеславие, зависть. Берут начало желания первенства и власти, счастья и свободы, просыпается тоска и скука, вера, надежда, любовь, завязываются первые акты маленьких и больших трагедий человеческого существования. Размышляя над летописью истории, Пушкин видел её наполненность героями, полководцами, историческими деятелями... людьми выдающимися, в разной степени втянутыми в игру гордого, эгоистического сознания. Между тем, на первый взгляд, второстепенные, рядовые персонажи истории сдерживают разрушительность этой игры, нейтрализуют шум и ярость бурного исторического процесса. И без такой тихой истории зло не имело бы никаких преград".

Не пугай нас, милый друг,
Гроба близким новосельем:
Право, нам таким бездельем
Заниматься недосуг.
Пусть остылой жизни чашу
Тянет медленно другой;
Мы ж утратим юность нашу
Вместе с жизнью дорогой...
 
Смертный миг наш будет светел
И подруги шалунов
Соберут их легкий пепел
В урны праздные пиров.
А.С. Пушкин. Из стихотворения Кривцову (1817)
 
   
 Говорит поэт Татьяна Михайловна Глушкова (1939 – 2001; после окончания Литературного института имени Горького работала  экскурсоводом в  Михайловском):
"Многие думаю, что пушкинская  гармония — это некая  райская идиллия, безоблачная благодать и не  находят её в сегодняшней  жизни. Но Пушкин ответил бы на это  словами своего Моцарта: "Но нет: тогда б не мог и мир  существовать..." — потому что гармония у  Пушкина — это не  состояние, а наоборот, вечно длящийся процесс борьбы противоположных начал, света и тьмы, добра и зла. В этом  процессе  верх может брать то одна, то другая сила. Сегодня, как  никогда,  актуальна проблема пушкинской гармонии — выравнивать крен мира, осаживать дисгармоническое начало, разрушающее мир и людские души. Вот что значит исповедовать пушкинский гармонический идеал".
 
С богом, в дальнюю дорогу!
Путь найдешь ты, слава богу.
Светит месяц; ночь ясна;
Чарка выпита до дна.

Пуля легче лихорадки;
Волен умер ты, как жил.
Враг твой мчался без оглядки;
Но твой сын его убил.

Вспоминай нас за могилой,
Коль сойдетесь как-нибудь;
От меня отцу, брат милый,
Поклониться не забудь!
А.С. Пушкин. Из стихотворения "Похоронная песня Иакинфа Маглановича" (1834)
 
“Я женат — и счастлив, — писал Пушкин Плетневу 24 февраля 1831 года (Пётр Александрович Плетнёв, критик, поэт, издавал произведения А.С. Пушкина; — прим. ред.). — Одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется я переродился…”. Через несколько дней Пушкины дали в квартире на Арбате свой первый семейный бал… Так начался самый светлый период жизни Александра Сергеевича Пушкина.
 А.С. Пушкин. Из письма А.Н. Верстовскому; вторая половина ноября 1830 г. Болдино (Алексей Николаевич Верстовский — русский композитор и театральный деятель; стихотворения А.С. Пушкина "Чёрная шаль" и "Певец", песня Земфиры «Старый муж, грозный муж…» из поэмы Пушкина "Цыганы" положены им на  музыку; «Черная шаль» - самый известный романс Пушкина и пушкинского времени; существует более двадцати «Черных шалей» композиторов XIX — XX веков, но необычайную популярность приобрела только одна из них, впервые прозвучавшая в 1823 году, — А. Н. Верстовского; — прим. ред.):
"Сегодня должен я был выехать из Болдина. Известие, что Арзамас снова оцеплен, остановило меня еще на день (речь идёт о мероприятиях царского правительства: карантины, вооружённые кордоны, запреты передвижений во время эпидемии халеры, что впоследствии привело к  холерным бунтам (городские, крестьянские и солдатские волнения в России в 1830 — 1831 гг.; — прим. ред.). Надо было справиться порядком и хлопотать о свидетельстве. Где ты достал краски для ногтей? Скажи Нащокину (Павел Воинович Нащокин — ближайший друг А.С. Пушкина последних лет; — прим. ред.), чтоб он непременно был жив, во-первых, потому что он мне должен; 2) потому что я надеюсь быть ему должен. 3) что если он умрет, не с кем мне будет в Москве молвить слова живого, т. е. умного и дружеского."
А.С. Пушкин (из письма П.Я. Чаадаеву, 19 октября 1836 года (Чаадаев — русский философ и публицист, один из самых образованных людей своего времени; по мнению Чаадаева, западно-европейские успехи в области культуры, науки, права, материального благополучия — являются прямыми и косвенными плодами католицизма как «политической религии»; к православию относился прохладно; критиковал православие за его социальную пассивность и за то, что Православная церковь не выступала против крепостного права; —  прим. ред.):
"Нет сомнения, что схизма отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех...Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, — как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человека с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал... ".
 
Однажды странствуя среди долины дикой,
Незапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен,
Как тот, кто на суде в убийстве уличен.
 
Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь как больной:
«Что делать буду я? Что станется со мной?»...
 
Пошел я вновь бродить, уныньем изнывая
И взоры вкруг себя со страхом обращая,
Как узник, из тюрьмы замысливший побег,
Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.
Духовный труженик — влача свою веригу,
Я встретил юношу, читающего книгу.
Он тихо поднял взор — и вопросил меня,
О чем, бродя один, так горько плачу я?
И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный:
Я осужден на смерть и позван в суд загробный —
И вот о чем крушусь: к суду я не готов,
И смерть меня страшит».
          «Коль жребий твой таков, —

Он возразил, — и ты так жалок в самом деле,
Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь отселе?»
И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать путь?»
Тогда: «Не видишь ли, скажи, чего-нибудь», —
Сказал мне юноша, даль указуя перстом.
Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
«Я вижу некий свет», — сказал я наконец.
«Иди ж,— он продолжал, — держись сего ты света;
Пусть будет он тебе единственная мета,
Пока ты тесных врат спасенья не достиг,
Ступай!» — И я бежать пустился в тот же миг.
 
Побег мой произвел в семье моей тревогу,
И дети и жена кричали мне с порогу,
Чтоб воротился я скорее. Крики их
На площадь привлекли приятелей моих;
Один бранил меня, другой моей супруге
Советы подавал, иной жалел о друге,
Кто поносил меня, кто на смех подымал,
Кто силой воротить соседям предлагал;
Иные уж за мной гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть — оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.
А.С. Пушкин. Из стихотворения "Странник" (1935)
 

"Мы долго стояли над ним молча, не шевелясь, не смея нарушить великого таинства смерти, которое свершилось перед нами во всей умилительной святыне своей. Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видал ничего подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти. Голова его несколько наклонилась; руки, в которых было за несколько минут какое-то судорожное движение, были спокойно протянуты, как будто упавшие для отдыха после тяжелого труда. Но что выражалось на его лице, я сказать словами не умею. Оно было для меня так ново и в то же время так знакомо! Это было не сон и не покой! Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! нет! какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне все хотелось у него спросить: «Что видишь, друг?» И что бы он отвечал мне, если бы мог на минуту воскреснуть? Вот минуты в жизни нашей, которые вполне достойны названия великих. В эту минуту, можно сказать, я видел самое смерть, божественно тайную, смерть без покрывала. Какую печать наложила она на лицо его и как удивительно высказала на нем и свою и его тайну. Я уверяю тебя, что никогда на лице его не видал я выражения такой глубокой, величественной, торжественной мысли. Она, конечно, проскакивала в нем и прежде. Но в этой чистоте обнаружилась только тогда, когда все земное отделилось от него с прикосновением смерти. Таков был конец нашего Пушкина..."

Василий Андреевич Жуковский — наиболее близкий друг Пушкина из его старших современников.

Говорит художник-график Юрий Иванович Селивёрстов (1940 — 1990;  в конце 80-х приступил к главному труду своей жизни — создал серию портретов великих русских мыслителей; — прим. ред.):

"Всё тленно в этом мире, но несёт в этой жизни человек от рождения частицу вечности — это его бессмертная душа. И Пушкин, как никто другой, а может быть, первый со всей пронзительностью помог нам это понять, осмыслить... наверное, поэтому он и называется «истинно народный поэт», потому что в его творчестве более чем у кого-либо есть то, что мы называем отзвуком национальной души… При всех тех общечеловеческих характеристиках, которые свойственны и русской душе: широта, отзывчивость, доброта — есть одна черта, о которой можно сказать, что она отличительна — это дух покаяния... русский человек несёт на себе чувство большой вины и Пушкин почувствовал это".

             
 
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв.
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
А.С. Пушкин. Июль 1936 года.

ПРОИЗВОДСТВО: ЦСДФ

СОЗДАТЕЛИ ФИЛЬМА:

Режиссёр Владилена Мусатова

Операторы: А. Яцура, И. Галин

Автор сценария В. Тетерин

Автор текста Н. Лисовой

Звукооператор И. Гунгер

Монтажер Н. Якимова

Редактор М. Шапошников

Директор фильма Э. Болотинская

 
Источник: записи (стихи А.С. Пушкин, интервью, дикторский текст) цитируются с экрана; использованы фотографии открытых интернет-источников.
 

Цитаты

«Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человек с предрассудками - я оскорблен, но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков».

А.С. Пушкин. Из письма Петру Чаадаеву. 31 октября 1836 год, Источник