Источник: www.mua-ha-ha.livejournal.com / 10.10.2009. На фото внучки Александра Серафимóвича (Попова) — Искра и Светлана Поповы. Фото из архива семьи Завьяловых.
Стон. Стеклянный невидящий взгляд.
— Дедушка, дедушка!..
«Палата № 6» нашего времени, безымянная высота несуществующих героев. В укрытии ординаторской попрятались врачи, контуженные собственным бессилием. Здесь — на переднем крае медицинской премудрости — грубые руки немолодых санитарок, в равной степени изгубляющие и спасающие умирающую плоть.
И снова:
— Дедушка, любимый!...
Племянник, рыжий верзила тридцати с лишним лет вслушивается в эти неясные восклицания. Неразборчивый шелест её губ пробуждает собранный из рассказов матери образ пожилого человека, сидящего за изящным письменным столом. На коленях старика дремлет светлое дитя — пятилетняя малышка. Он пишет. Эта сосредоточенная работа преисполнена чуткости.
— Дедушка...
Вокруг мёртвое пространство палаты. Уродливая правильность её геометрии нарушается лишь кривыми обводами нависающей над изголовьем раковины. Слышно падение каждой капли в хлорированную гниль заржавленного слива.
Внезапно в бессмыленных глазах проскальзывает сизая искра дикого ужаса:
— Дедушка, они снова здесь — уууу! — летят!! Слышишь? Бомбы-и-иии! Спаси-и-иииии!!!
Взгляд молодого человека панически бежит с её лица на пергаментные морщины линолеума.
Соседнюю кровать — у окна — ещё не прибрали. Скособочившись стоит около неё ободранный больничный стул. Бессильно опав лежит больничное одеяло — тонкая оболочка, недавно скрывавшая измученную, гниющую плоть в расползающихся заплатках марлевых повязок.
Мысли деревянно шевелятся в голове. Сколько оно продолжается? Два, пять месяцев? Полгода? С того самого момента, как её полное, кургузое тело с диким криком повалилось на пол, устав от бесконечной маеты среди череды казённых стен.
«Боже мой... Зачем это всё?...Что ж, добросовестный, ты лучше многих. Ты ведь всё сделал как надо, ты старался», — в памяти всплывает калейдоскоп больничных дел.
Первая передача. Панцирная кровать в переполненном болью и немощью коридоре.
Просьба, нельзя ли переместить больную с прохода? Завотделением — старый прожжёный лис со смешной детской фамилией — осторожно принимает взятку. На востроглазом лице выражение чувства вселенской скорби. Расспросы, найденного в недрах больницы хирурга. Бег, деньги, бег, офис. Передача, одноразовые простыни, передача, бег, эндопротез.
Хирург согласен сделать операцию, мы смогли достать всё необходимое. Выражение ежедневной дежурной скорби на сморщенном лице сменяется нескрываемым скепсисом. Я прошу, пусть сёстры и санитарки будут к ней повнимательней, — ещё одно осторожное лисье движение.
Памперсы, передача, бег.
Операция...
Её привозят обратно в этот безнадежный склеп. Проходит неделя, другая. Передача, медсёстры, хитрый лис, взятка, памперсы....
Вдруг — луч! Она лежит на кровати в холле отделения и улыбается своей ясной и детской улыбкой. Она ест из рук, разговаривает, её интересуют домашние дела!
— Милая, я договорился с врачом, тебя переместят в палату. Мама говорила мне, что эта старуха рядом сильно кричит по ночам, и сползает со своей кровати на тебя.
— Я не хочу, оставьте меня в покое.
— Но мама говорила...
— Я не хочу не трогайте меня!!!
— Простите, сестра, я договорился с врачом, нельзя ли?..
— Не надо, не трогайте меня!!! Не на........!
— Несём её кровать, сюда, какая она тяжёлая!
— Дедушка, дедушка, милый, любимый, я иду к тебе... Я иду... Дедушка!..