На фото оператор Николай Шмаков и режиссер Павел Русанов. Фильм: «Сергей Есенин». 1965 год. Фото из архива семьи Н. Шмакова. Текст к публикации подготовлен редакцией сайта «Музей ЦСДФ». Публикуется впервые.
Судьба познакомила меня с Павлом Васильевичем Русановым, когда ему было 50 лет. К тому моменту он прожил больше половины жизни. Для мужского сословия про этот возраст говорят как про женщину, что она возродилась и стала «ягодкой опять».
В стране заканчивалась эпоха, вошедшая в историю под словом «оттепель». В театрах ещё шли новые пьесы, в парках и выставочных залах художники показывали абстрактные картины, писатели писали про ужасный сталинский период жизни страны.
Время шло. Была зима. На Центральной студии документальных фильмов работа продолжалась. Всего на студии было три производственных объединения. В объединении № 2 состоялось моё знакомство с Павлом Васильевичем. Секретарь Нина Станиславовна сказала: «Будете работать с этим человеком». Он был маститым хроникёром с большим опытом работы на Дальневосточной студии кинохроники. В годы войны с фашистской Германией как фронтовой кинооператор работал по специальному заданию режиссёра Александра Петровича Довженко. Обладал пытливым умом, юмором, талантом беседы с людьми. У Павла Васильевича на фильме я стал числиться в должности помощника оператора — это самая первая ступенька к операторской профессии. В киногруппе главным считается режиссёр.
Борису Леонидовичу Карпову, недавно окончившему ВГИК и пришедшему работать на студию, доверили картину. Режиссёр и оператор написали сценарий фильма под рабочим названием «Москва зимой». В тот год зима в Москве была на редкость снежная. Морозы доходили до 20 градусов. Мы очень увлеклись, снимая заиндевевшие окна в трамваях и автобусах. Заснеженную, в сугробах Москву. Бегущих от холода москвичей. Красивые заснеженные парки. Лыжников. Людей, плавающих зимой в проруби Москвы-реки, их называли «моржами». Снимали контуры людей в больших заснеженных окнах в кафе. Зимой город завораживал, очаровывал. Поэтический образ преследовал киногруппу. Оторваться от съёмочного процесса было невозможно. Красота покорила. Но всему приходит конец. Как известно, кинооператору на фильм выдаётся определённое количество плёнки. Лимит кончился, и начался монтаж фильма. Вскоре рабочий вариант был фильма готов. Назначили показ. Немой вариант для дирекции и художественного совета. Нижний просмотровый зал был наполнен зрителями, все смотрели с интересом. Зажёгся свет. Стали выступать режиссёры, редакторы, операторы. Говорили, что всё красиво, хорошо снято, а смысла в фильме нет. Не отражён труд простого человека. Доснимать — упущено время, зима кончилась. Режиссёр и оператор сняли фильм в формалистическом ключе. Судьбу киноленты решил худсовет — режиссёр должен доработать материал. 20 минут смонтированного изображения зимней столицы отправили «на полку». Через некоторое время материал передали в отдел «Летопись», и кинопланы разошлись по многим картинам. Очень жаль! Как хорошо было бы сейчас посмотреть на заснеженную Москву шестидесятых годов!
Другая встреча произошла на киносъёмках фильма «Сергей Есенин». В стихах Есенина есть строки: «Потонула деревня в ухабах». Под это стихотворение нужно было снять кинокадры.
Зимой пришлось ехать в командировку на машине-вездеходе УАЗ (фургон под названием «буханка») в город Торжок. Там разместились на первом этаже старенькой гостиницы. Рядом домик с надписью на доске:
«Здесь Александр Сергеевич Пушкин на обед ел знаменитые куриные пожарские котлеты».
И в честь жаркого сочинил стих. Из окна номера была видна река Тверца. На другом берегу расположился заброшенный монастырь. За большим, высотой метров пять забором, обрамлённым большим пучком колючей проволоки, находился пересыльный пункт для заключённых под стражу. Утром поехали на осмотр натуры и киносъёмку пейзажей. Погода была солнечная. Было снято небольшое количество планов и осмотрено множество деревень. Ночевать решили в деревне на берегу небольшой речки — директор киногруппы договорился с хозяевами о ночлеге.
Вечером мы поселились в большом деревянном пятистенном доме. Комната была большая, места для ночлега хватало всем. Были две кровати с блестящими шарами. На одной, самой большой, за занавеской разместились хозяева — бабушка и дед. На другой — наш директор Георгий Ефимов, ушедший на пенсию и подрабатывавший на студии администратором киногруппы. Павел Васильевич и я изъявили желание лечь на матрасе на полу за столом. Оператор лёг и накрылся знаменитым пальто на ватине с бобриковым воротником. Я расположился рядом под боком. Все крепко уснули. Под утро, когда стало светать, Павел Васильевич во сне стал кричать: «А-а-а-а!» Видно, ему что-то приснилось. Все проснулись. Директор в кальсонах подбежал к нам и стал уговаривать оператора: мол, все спят и неприлично кричать ночью во весь голос. Нас двоих покинул сон, мы стали хихикать под бобриковым воротником и долго не могли остановиться, вспоминая причудливую фигуру директора в синих кальсонах и его назидательную речь.
Весной киногруппа в том же составе в распутицу поехали на родину Есенина — в село Константиново. Просёлочной дороги от шоссе до деревни фактически не было. Перед нами лежало поле, слегка покрытое тающим снегом с бороздами от саней. Над головой сияло солнце и бирюзово-розовое небо дышало стихами Николоза Барташвили: «Первым цветом над собой мир увидел голубой». Мы с трудом въехали на центральную улицу деревни. Подъехали к мемориальному дому поэта. Обыкновенный деревенский дом, окружённый забором из палок. Перед домом полянка, за зелёным лужком находился колхозный гараж с небольшим церковным колоколом, висящим меж двух столбов на перекладине. Дальнейшая судьба колокола мне неизвестна. Рядом — храм без колокольни, её, несчастную, местный колхозник разрушил за трудодни — колхозу нужны были кирпичи для свинарника, в результате получили щебень. Недалеко, перпендикулярно реке Оке, расположилась свиноферма, а подальше — дом Снегиной. Киногруппа приехала снимать весну, осмотреть местность и договориться о киносъёмках в доме Есенина.
В следующий заезд киногруппа увеличилась в размерах. В деревне гостиницы не было, и мы разместились в доме у местного жителя, Сергея Константиновича Сафронова, электрика. Его жена Тамара была беременна, они имели сына. Местность не была паспортизирована. Дом охранял пёс чёрной масти по кличке Жук. Нам посоветовала жить в этом доме родная сестра Сергея Есенина Александра Александровна, сказав, что хозяин дома дальний родственник Есениных, человек он философского склада мышления, правда, с небольшим недостатком — любит выпить и поговорить. Вечером жена Тамара говорит мужу: «Ты бы продал гнилой столб, денег всего три рубля». Серёжа отвечает: «Не имею права — столб государственный, а коллектив рядом осудит мой поступок». Любимая фраза Серёжи: «Вот и стали мы на год взрослей, Тамара, и другая пора настаёт».
Недалеко от дома, между лугом и гаражом находилась большая лужа. Рядом в яме с водой лежал здоровенный боров, не обращая внимания на окружающую природу, наслаждался жизнью. В деревне Константиново местные жители занимались бизнесом — выращивали на продажу поросят. Так что лежавший в луже боров-производитель был залогом будущего денежного достатка колхозников.
Итак, мы разместились в доме у Серёжи. Режиссёр и оператор — на большой деревянной кровати в углу комнаты за перегородкой, без двери. Мы с осветителем — на матрасе, лежащем на полу за большим обеденным столом. В другом углу — хозяин с женой на диване. Русская печь занимала особое место на кухне. Между стеной и печью был небольшой промежуток, где лежала беременная свинья. Животное тяжело дышало и изредка хрюкало. Хозяева ожидали приплода. Через несколько дней рождение новой жизни свершилось: это торжество природы произошло рано утром. Началось с позывных матери. Её дыхание участилось, переходя в тревожное хрюканье. И вдруг что-то серенькое упало на пол. Поросёнок в целлофановой блестящей обёртке встал на ножки. Стал быстро розоветь. Обёртка клочками осыпалась и он, пошатываясь, пошёл. Шаг его становился всё более твёрдым и уверенным. Последовало очередное хрюканье — и ещё один брат (а может быть, сестра) появился на белый свет. Рождалась новая жизнь и одновременно денежный достаток семьи Сафроновых. Свинья, похрюкав ещё девять раз, успокоилась, окружённая розовыми детками. За перегородкой расположились режиссёр и оператор. Через два дня из-под кровати мы с осветителем услышали лёгкий шорох, через некоторое время — куриное кудахтанье, потом появилась сама курица с выводком жёлтеньких комочков. Мама вывела деток на прогулку.
Проблема с проживанием постепенно решалась. Большая часть киногруппы переместилась в бывший дом помещицы Анны Снегиной. Кинооператор Николай Трофимович Шмаков остался проживать у Серёжи. Я попросил Александру Александровну разрешения на ночёвку в домике в саду, где Есенин любил находиться в одиночестве. Павел Васильевич с женой Юлией Сидоровной и двухлетним сыном Колей с няней устроились рядом в деревне Федякино, в столетней деревянной избе. Рядом возвышалась заброшенная церковная колокольня. Деревня располагалась на возвышенности. С пригорка открывался впечатляющий вид на пойму реки Оки. У столетнего дома был снят эпизод для фильма: няня и мальчик идут по дороге в монастырь на молебен. Закадровый нянин голос говорит: «Иди, иди, милый, Бог счастья даст!» Ока у деревни Федякино делает небольшую петлю, изгибаясь как хвост плывущей змеи, и продолжает свой путь по заливным лугам деревни Константиново. Во время половодья луга превращались в необозримый простор розовой воды и бирюзового неба. Земной рай! После большой весенней воды река образует много прудов, стариц и небольших бочагов. Снимая пейзажи, мы оказались на берегу небольшого озера. У берега приютилась лодка. Павел Васильевич решил снять кинокадр с воды. На небе образовались грозовые тучи. Погрузив киноаппаратуру в лодку, мы отплыли на середину озера. Природа замерла, тучи сгустились и почернели. Вдали гремел гром. Оператор снял несколько планов красивого неба и его отражения в воде. Гроза надвигалась. Нужно было возвращаться к машине, ожидавшей нас на берегу озера. Приложив усилия на вёсла, я старался быстрее добраться до берега. Выйдя из лодки и захватив аппаратуру, слыша за спиной раскаты грома, мы залезли в студийный автобус. Берега озера окружали стога сена с шестами в середине копны. Начался сильный ливень. Оператор через широкую дверь автобуса снимал струи дождя и видневшиеся вдали стожки сена. Вдруг яркий свет озарил нас и озеро. Громой звук оглушал. Из середины копны сена появилось пламя, которое быстро охватило всю сухую траву. Сено было обречено. А великолепные кинокадры сняты.
Заливные луга кормили и поили жителей деревень. Ока протекала под крутыми обрывистыми склонами берега. Переплыви реку — и окажешься в царстве душистой травы, заполняющей всё пространство между берегами. Летом колхозное стадо отправляют в коровьи лагеря на сочное разнотравье. Каждый день в полдень и на вечернюю дойку отправлялись красивые девушки. Нас, киногруппу, угощали парным молоком. Скульптор Иван Гаврилович Онищенко, гостивший у Александры Александровны Есениной, утром переплывал Оку. Лежал на песчаном берегу в задумчивости. Созданный им бюст Есенина украшал фойе Рязанского драматического театра. В Константинове он работал над созданием памятника Есенину для центральной площади Рязани.
Сенокос — ответственная пора в деревенской жизни. Все селяне выходят на покос, пока светит и играет солнце. Ока очаровывает своей красотой и девственностью. Многие поколения молодёжи ходили в покос по лугам, Серёжа тоже ходил в ночное по раков, сидел с товарищами у костра, собирал луговую клубнику. Природа остаётся в памяти у человека. Трава, её зелёные стебли и ароматные цветочки окружали и брали в полон. Хотелось упасть, лежать и смотреть на уходящие ввысь стебли, листья, цветы. По твоему лицу, рукам, шее ползают бесчисленные букашки, прыгают кузнечики. Они приятно приветствуют твоё тело, исчезают и вновь появляются. Стараются пощекотать, когда ты, шагая, начинаешь преодолевать заросли. Подымаются тучи обитателей травяных домов. Следом налетают ласточки. Кружатся около тебя, беспрерывно крича, на лету собирая потревоженных тобой жителей зарослей.
Приехав в Баку 19 апреля в пятницу, поселились в гостинице. Надо было произвести осмотр объёктов для киносъёмок. Первым делом — в руководящий и направляющий ЦК КП Азербайджана. Вошли в здание, подошли к лифту, и — о чудо! — молодая девушка с чернобуркой на шее встречает нас с улыбкой на устах, открывает двери лифта. Мы, обалдевшие видением девушки в мехах, едем. Встреча с человеком по идеологии недолгая. Надо было представиться: кто такие и что будем делать.
Продолжаем кинопутешествие по Баку, едем на такси на высокие точки города. Водитель привозит в район под названием Махал-строй. Небольшая пустая площадь, по ней движется странная фигура человека. Машина останавливается, мы выходим. Перед нами голый человек. На нём солдатские сапоги, из которых идёт дым. Тлеющая тесёмка опоясывает его талию. Киногруппа окружает дымящегося человека. Хочется кричать «караул», но все молчат и стоят в оцепенении. Человек стоит с распростёртыми руками, как Христос, распятый на кресте, и скрипучим голосом говорит: «Не подходи! Не подходи!» Павел Васильевич подходит к человеку и, видимо, хочет удостовериться, что это не сон. Дотрагивается до дымящейся резиновой тесёмки. Ткань распадается и падает на кирзовые сапоги, из которых продолжает идти дым. Мы потрясены. Появляется народ. Приносят белую простынку, покрывают жёлтого человека. Несколько мужчин уносят безумное тело. Самосожжение. Жена изменила — таков диагноз конца жизни и несчастной любви.
После такой встречи всякое желание осматривать город отпадает. Размышляя о жизни и смерти, едем в гостиницу. Киноповествование слагается из эпизодов, которые задумал режиссёр, сюда включены все истории, произошедшие с героем. Фильм о Сергее Есенине так и складывался — из стихов, поэтических повествований. Образ розовой страны Персии преследовал воображение Есенина. Поэты Востока с их особым поэтическим даром дополняли, создавали новые, непривычные для него стихотворные образы и сравнения. Замечательные классики мировой поэзии Фирдоуси, Алишер Навои, Саади Ширази оставили удивительные строки о розах, об огне в крови, о сладости, безумии любви. Они вдохновляли русского поэта. Рождали свободу полёта души, новый взгляд со стороны на любимую страну берёзового ситца и манящие дали сказочного Востока.
Баку — город ветров — расположен в удобной гавани Каспийского моря. Город находился на краю страны Советов, граничил с незнакомой Персией. История Азербайджана уходит в глубокую древность. На протяжении веков Баку славился своим «черным золотом» — нефтью, здесь огонь бил прямо из-под земли. Знаменитая Девичья башня (Гыз галасы) и дворец ширваншахов. Мы с Николаем Трофимовичем Шмаков долго бродили снаружи и внутри стен дворца. Он построен на небольшом пригорке. Мы искали место, откуда хорошо видно и мечеть, и постройки, создающие образы Востока. Общий вид дворца хорошо компоновался для киносъёмки сбоку.
На киностудии «Азербайджанфильм» заказали электроподстанцию «дизель», четыре осветительных прибора по 10 киловатт и бригаду осветителей. Киносъёмка дворца должна была происходить в режимное время. Это состояние уходящей дневной освещенности неба, когда на киноплёнке ещё можно получить изображение неба, а детали на земле не получаются. Пришли с бригадиром осветителей на территорию дворца. Рассказали, где надо поставить осветительные приборы, в какое время суток будем снимать, когда подавать команду начала съёмок. Наступил вечер. Кинокамера с оператором на месте. Дизель работает, а свет не освещает дворец. Бегу к осветителям. Вижу картину: осветители сидят и играют в нарды. Почему не освещён дворец? Удивлённый взгляд бригадира и удивительный ответ: «Освоение объекта!» Кричу благим матом — осветители включают рубильники. Загораются осветительные приборы. Оказывается, и правда — Восток дело тонкое. Бегу к кинооператору, слышу — камера работает. Дворец ширваншахов проэкспонирован, осталось только на студии впечатать в небо яркую луну.
Прошёл почти год с начала работы над фильмом. 26 марта состоялась премьера в кинотеатре «Москва». Рядом с ним на площади возвышается громадная фигура Маяковского. Кинотеатр заполнен зрителями «под завязку». Мы сидим на балконе. Каждый кадр — наша совместная история и воспоминания о проделанной работе. Вспыхивает свет, люди хлопают, приветствуют авторов…
Павел Васильевич продолжал создавать фильмы. 1967 год — кинолента «Слово об одной русской матери» (совместно с Борисом Карповым). 1968 год — «Была на земле деревня Красуха», «Русская православная церковь сегодня» (по заказу Московской Патриархии; режиссер Б. Карпов). 1976 год — «Художник Илья Глазунов».
На северо-западе России издревле находилась крепость, оплот православной веры — Псково-Печерский монастырь, основанный иноками, подвизавшимися служить в пещерах. Остатки древних ходов в песчаной горе. Достоверная история монастыря начинается в 1470 году. Обитель располагалась на границе допетровской Руси. В монастыре находились мощи преподобного Корнилия и древний образ его. Монастырь был окружён невысокой крепостной стеной. Внутри монахи жили и славили учение Христа и божье величие.
На тот момент, когда мы снимали, монастырскую братию возглавлял настоятель отец Аллепий, человек спокойный, уравновешенный. На лице очки, в которых отражалась окружающая жизнь. О настоятеле ходили легенды. Наша киногруппа приехала в монастырь по благословению патриарха. Частично разместились в гостинице, частично — в монастыре. Оператор снимал церковь, находящуюся в пещере, монахов, таинство пострига в братию монахов, подземное кладбище. Но более всего в память запал сам отец Аллепий, бывший фронтовик, прошедший Великую Отечественную войну.
На фотографии представлена основная часть киногруппы, работавшей в монастыре: водитель автобуса, Хохряков — водитель электрогенератора, кинооператор Павел Русанов, настоятель монастыря отец Аллепий, ассистент оператора Георгий Завьялов, директор киногруппы Лев Водовозов, режиссёр Борис Карпов, осветитель.
Прошло великое множество секунд, минут, дней, лет. У меня родился сын. Сам я — дипломированный кинооператор-документалист. Но подошли опять окаянные годы — девяностые. Мы встретились в Доме кино на премьере фильма. Вспомнили прошедшие времена. Разговорились. Павел Васильевич предлагает мне быть кинооператором на его фильме о Шаляпине. Назывался он «Мы снова обнимем друг друга». Я согласился. Надо было снимать объекты в Ленинграде. Командировку, машину, на которой мы двинулись в Ленинград, организовал загадочный «индусовед», директор фильма Константин Иванов, хорошо знавший хинди. На студии нам выделили автомобиль ГАЗик. Было начало сентября. Мы ехали в Петербург, снимая на кино осенние пейзажи. Вспоминали прошедшие чудесные мгновения жизни. В Питере мы сразу же отправились в музей-квартиру Фёдора Ивановича Шаляпина. Снимали город, набережную Невы, Исаакиевский собор, улицу Почтовую, дом 3, где когда-то жил в служебной квартире почтового ведомства мой дед, где родился мой отец…
Наше совместное путешествие во времени промчалось быстро. Москва, Константиново, Баку и вот теперь Петербург-Ленинград… Паша и я, его бывший и настоящий ассистент, теперь — человек с кинокамерой. Во всё это не верилось. Не верю, это сон? Нет, это не сон, это жизнь, которую мы создаём и преодолеваем. Командировка закончилась. Мы вернулись в Москву. Звоню Павлу Васильевичу домой, его жена Юлия Сидоровна говорит мне, что он болен. Фильм о Шаляпине не закончен…
Никитские ворота, храм Большого Вознесения. Тело моего друга, учителя, замечательного человека покоится, находится в храме. Последний путь. А ведь так много недоделано, недосказано, недоснято. Вспоминается пронзительное название последнего фильма — «Мы снова обнимем друг друга». Как много в нём смысла. Впрочем, в жизни киношников всякое бывает…
г. Москва, май 2023 г.