«Василий, бей их лампы! И ты, Есенин, у…вай к чёртовой матери!»

Фотографии предоставлены автором.

Будни кинодокументалиста наполнены встречами с необычными людьми, которые настолько врезаются в память, что даже много лет спустя вспоминаешь точную дату того или иного обычного рабочего дня…

Зима 1965/1966 годов запомнилась мне особенно. Так, 4 декабря 1965 года я работал ассистентом у Юры Буслаева на съёмках документального фильма режиссёра Лисаковича «Рассказы о Енгибарове». Удивительный человек, очень талантливый клоун, бывший, кроме прочего, чемпионом Москвы по боксу в сверхлёгкой категории, как говорили профессионалы «в весе мухи»… Но эта встреча заслуживает отдельного воспоминания.

Уже в начале следующего, 1966 года, мне случайно повезло участвовать в съёмках фильма «Серей Конёнков» режиссёра Анатолия Колошина (оператор Аркадий Левитан). Субботним утром 15 января 1966 года, наша киногруппа прибыла в мастерскую знаменитого скульптора, располагавшуюся в «доме под юбкой» на Тверской. На крыше этого дома красовалась скульптура балерины с приподнятой ножкой, которая к моменту съёмок была уже как 8 лет демонтирована за ветхостью. Лишь связанный с ней народными шутками «оловянный солдатик» — памятник Пушкину — грустно взирал в сторону исчезнувшей балерины…

Часть первого этажа дома занимал магазин «Армения», а другую — как раз мастерская Конёнкова, причём в мастерскую был отдельный вход со двора. Двор был своеобразной подсобной территорией и был занят материалами для работы художника. Пространство самой мастерской было заставлено монументальными произведениями скульптора: тут стояла  вырезанная из дерева ростовая фигура Маяковского, протягивал к посетителям руку с мраморным голубем Хрущёв. Здесь же находился неизвестный науке деревянный музыкальный струнный инструмент, более всего напоминавший самодельную скамейку без спинки, а рядом, на стене раскинулось панно размером примерно 2 на 4 метра с поблёскивавшими на нём цветными стеклянными звёздами. Источником этого сияния были большие окна мастерской, потоки света из которых освещали скульптуру Паганини, играющего на скрипке. Повсюду – на стенах, в проёмах окон, были видны фамилии знаменитых балерин, маршалов и других известных людей, соседствовавшие с цифрами – 500, 1000, 2000 – своеобразным бухучётом, ценниками за изготовление скульптур и памятников.

Из мастерской вела лестница на второй этаж в квартиру, где проживал сам Сергей Тимофеевич со своей супругой Маргаритой Ивановной Воронцовой, с которой они познакомились и поженились в начале 20-х годов, прожив затем вместе полвека. Уже в 1923 году Конёнков с супругой покинули СССР, уехав по предложению Луначарского сначала в Ригу, а затем – в США. Поездка для участия в выставке русского и советского искусства планировалась на несколько месяцев, но в Соединённых Штатах к талантливому скульптору пришёл материальный достаток, появилось много состоятельных заказчиков. В мастерскую приходили знаменитые американцы. Однажды пришёл Нобелевский лауреат Эйнштейн, познакомился и с известным скульптором, и с его красавицей-женой. Между ними завязалась дружба, отношения были очень доверительными. Бесценная информация Эйнштейна об атомной бомбе вскоре оказалась в Кремле. Семье пришлось спешно покидать Америку. На большом пароходе, со всеми своими скульптурами и вырезанными из дерева монументальными произведениями Сергей Тимофеевич и его жена 22 года спустя после своего отъезда вернулись в СССР.

Конёнков был дружен с поэтом Сергеем Есениным, их познакомил поэт Сергей Клычков. В 1918 году, к первой годовщине октябрьского переворота, готовилось открытие мемориальной доски на Сенатской башне Московского Кремля. Событие отмечалось митингом и шествием манифестантов по Красной площади. Над созданием памятной доски трудился Сергей Конёнков, а посещавший в то время мастерскую скульптора Есенин, вместе с поэтами Клычковым и Герасимовым, написали слова «Кантаты» в память о погибших за Революцию.

По заданию режиссёра оператор должен был отразить в фильме творчество Сергея Тимофеевича: вот он идёт по мастерской мимо своих творений, и вместе с ними проходит вся его жизнь. Каждое произведение – это часть его души, это его творчество, энергия, запечатлённые на века в камне и дереве.

… И вот, в январский зимний вечер, мы в мастерской. Осветители расставили свои приборы, и киногруппа ждёт указаний руководителя съёмок — дворника Васи, доверенного лица Коненкова. Выходит Сергей Тимофеевич, мрачный и хмурый. Все встают и приветствуют его. Скульптор проходит по мастерской, смотрит на группу и… удаляется назад к себе в квартиру. Разговора не получилось. Вася коротко ободряет съёмочную группу и удаляется в Елисеевский за бутылкой крымской «Массандры». По его возвращению проходит некоторое время, и вновь появляется Сергей Тимофеевич, теперь уже румяный и улыбчивый. Проходит по мастерской и здоровается почти с каждым. Оператор просит его остановиться у одной из скульптур, снимает. Трещит камера. Подходим к деревянному изваянию Владимира Маяковского. Рядом находится хорошо отполированное кресло, сделанное из корня какого-то дерева. Оператор просит Сергея Тимофеевича присесть. Надо снять выразительный план. Заходит разговор о физически тяжёлом труде и творчестве скульптора.

Сергей Тимофеевич устал. Лампы освещают лицо старого человека, прожившего большую творческую жизнь. Седая борода художника слегка всклокочена, но глаза его лукаво улыбаются, внимательно наблюдая за окружающей обстановкой: за суетящимися людьми, поправляющими излучающую потоки света аппаратуру, за оператором Аркадием Левитаном, за мной – ассистентом, с кудрявой, пшеничного цвета головой, страхующим питание кинокамеры у ног Сергея Тимофеевича.

Крупные планы, непринуждённая беседа. Внезапно Сергей Тимофеевич обращается непосредственно ко мне: «Вот ты. Такой молодой, красивый! Напоминаешь мне моего друга Сергея Есенина. Мы в молодости встречались, он читал мне свои стихи». Конёнков начинает декламировать стихи Есенина. Задумчиво смотрит. Близится конец рабочего дня. Кинооператор Аркадий Юлианович Левитан задаёт вопрос: «Сергей Тимофеевич, завтра воскресенье. Не могли бы мы ещё поработать в вашей мастерской?» Лицо скульптора становится суровым, в ответ он решительно произносит: «Василий, бей их лампы! И ты, Есенин, у…вай к чёртовой матери!»

Так закончилась моя встреча с этим замечательным человеком.

… А прозвище «Есенин», которое вначале лишь слегка приклеилось ко мне во время съёмок документального фильм о поэте, теперь уже надолго закрепилось за мной на Студии, спасибо осветителям!

г. Москва, 2022 год