07.10.2021

Владимир Кремень

Баннер: портрет Ф. М. Достоевского работы художника И. С. Глазунова. 1992 год.

Федора Михайловича Достоевского называют пророком социалистической революции. В романе «Бесы» (1872), задолго до ужасов антихристианского восстания 1917 года, он показал истинное лицо революционеров. В эпиграфе к роману ясно указал и истинных вдохновителей междоусобного кровопролития. Но Достоевский не только пророчески увидел последствия, но и раскрыл духовные истоки грядущих трагических событий. Истоки атеизма и социализма. Их он неожиданно определил в католицизме.

В романе «Идиот» (1868)  есть сцена, на которую обычно не обращают внимание. И в старых постановках режиссеров И. Пырьева и в новом многосерийном фильме Владимира Бортко этот эпизод смазан.

Первой, видимо, обратила на него внимание замечательная актриса, автор и режиссер литературных постановок на радио Ольга Фомичева. И когда она выделила его в самостоятельный драматический фрагмент, то весь смысл его неожиданно раскрылся и указал на взгляд самого Достоевского.

Узнав, что его бывший попечитель стал католиком и, не просто католиком, но иезуитом, князь Мышкин так поражен, что не может сдержать своего изумления. Он хотел быть сдержанным на своем первом представлении обществу, но уже не в силах справиться с собой. Он пытается объяснить этим замечательным людям, как они заблуждаются, не замечая опасности католического влияния. Но пророк как всегда не в чести в своем Отечестве.

– Католичество все равно, что вера нехристианская, — говорит он изумленным гостям.

– Нехристианская вера, во-первых! Это, во-первых, а во-вторых, католичество римское даже хуже самого атеизма… Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он антихриста проповедует, клянусь вам, уверяю вас! Это мое личное и давнишнее убеждение, и оно меня самого измучило.

Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти Церковь не устоит на земле, и кричит: Non possumus! По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительное продолжение Западной Римской империи, и в нем всё подчинено этой мысли, начиная с веры.

Папа захватил землю, земной престол и взял меч: с тех пор всё так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство. Играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, всё, всё, променяли за деньги, за низкую земную власть. И это не учение антихристово?!

Как же было не выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Атеизм, прежде всего с них самих начался: могли ли они веровать себе сами? Он укрепился из отвращения к ним; он порождение их лжи и бессилия духовного! Атеизм! У нас не веруют еще только сословия исключительные, корень потерявшие; а там, в Европе, уже страшные массы самого народа начинают не веровать, — прежде от тьмы и от лжи, а теперь уж из фанатизма, из ненависти к Церкви и ко христианству!

—  Вы очень пре-у-вели-чиваете, — протянул Иван Петрович, — в тамошней Церкви тоже есть представители, достойные всякого уважения и до-бро-детельные.

— Я никогда и не говорил об отдельных представителях Церкви, Я о римском католичестве, о сущности говорил, я о Риме говорю. Разве может Церковь совершенно исчезнуть? Я никогда этого не говорил!

—  Согласен, но все это известно и даже — не нужно и… принадлежит богословию…

—  О нет, о нет! Не одному богословию, уверяю вас, что нет! Это гораздо ближе касается нас, чем вы думаете. В этом-то вся и ошибка наша, что мы не можем еще видеть, что это дело не исключительно одно только богословское! Ведь и социализм — порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием! Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кровь!

– Не смей веровать в Бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности,  fraternite ou la mort, два миллиона голов! По делам их вы узнаете их — это сказано!

(«Идиот», Ч. IV, гл. 7).

 А в 1876 году Достоевский в «Дневнике писателя» напишет:

– Римское католичество продало Христа за земное владение. Провозгласивши как догмат, что христианство на земле удержаться не может без земного владения папы, оно тем самым провозгласило Христа нового, на прежнего не похожего, прельстившегося на третье дьяволово искушение, на царства земные:

– Всё сие отдам Тебе, поклонися мне!

О, я слышал горячие возражения на эту мысль; мне возражали, что вера и образ Христов и поныне продолжают еще жить в сердцах множества католиков во всей прежней истине и во всей чистоте. Это, несомненно, так, но главный источник замутился и отравлен безвозвратно. К тому же Рим слишком еще недавно провозгласил свое согласие на третье дьяволово искушение в виде твердого догмата, а потому всех прямых последствий этого огромного решения нам еще заметить нельзя было.

Замечательно, что провозглашение этого догмата, это открытие «всего секрета», произошло именно в то самое мгновение, когда объединенная Италия стучалась уже в ворота Рима.

Возразят, что это и всегда так было в католичестве  и что, стало быть, вовсе не было никакого переворота. Да, но всегда был секрет: папа много веков делал вид, что доволен крошечным владеньицем своим, Папскою областью, но всё это лишь единственно для аллегории. Главное же в том, что в этой аллегории неизменно таилось зерно главной мысли, с несомненной и всегдашней надеждой папства, что зерно это разовьется в будущем в пышное древо и осенит им всю землю.

И вот, в самое последнее мгновение, когда отнимали от него последнюю десятину его земного владения, владыка католичества, видя смерть свою, вдруг восстает и изрекает всю правду о себе всему миру:

– Это вы думали, что я только титулом государя Папской области удовольствуюсь? Знайте же, что я всегда считал себя владыкой всего мира и всех царей земных, и не духовным только, а земным, настоящим их господином, властителем и императором.

Это я — царь над царями и господин над господствующими, и мне одному принадлежат на земле судьбы, времена и сроки; и вот я всемирно объявляю это теперь в догмате моей непогрешимости.

(«Дневник писателя». 1876г. Ч.V. глава «Сила мертвая и силы грядущие».)

В романе «Братья Карамазовы» (1879) в главе «Великий инквизитор» тайну социализма инквизитор открывает Христу как часть тайны католицизма:

– Знаешь ли Ты, что пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные?

Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели! — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня.

И инквизитор говорит Христу, что они не отвергнут Башню, а объединятся с ее строителями, социалистами.

– Мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Твое, и солжем, что во имя Твое.

Мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения и мы всё разрешим.

(Собрание сочинений в 15-ти томах. Л., Наука, 1991. Том 10. «Братья Карамазовы». Ч.2, кн.5, гл. 5 «Великий инквизитор»).

– Православие — это все, — твердо заявлял Федор Михайлович Достоевский в конце своей жизни, когда значительная часть общества уже была поражена неверием.

– Весь русский народ в Православии и в его идее. В нем и с ним — нет ничего больше. На самом деле ничего иного и не нужно, ибо Православие — все. Православие — это Церковь, а Церковь — венец здания навсегда.

(Из подготовительных записей к "Дневнику писателя" за 1881 год).