17.10.2020

Эдвин Поляновский

Поляновский Эдвин Луникович (19 февраля 1937, пос. Лесной, Терского р-на — 11 марта 2006, Москва) — журналист, публицист; в 1965 — 2004 — специальный корреспондент газеты «Известия». Член Союза журналистов СССР — Союза журналистов Москвы.

Опубликовано в газете «Известия» № 291 от 18 октября 1985 год. Источник: www.polyanovsky.ru.

Когда перед войной родился Павел, отец радовался: мужик в доме.

В сорок втором отец ушел добровольцем с народным ополчением. В мае ушел, а в июле погиб. Дарья Ефимовна осталась в рязанской деревне с четырьмя девочками и двухлетним «мужиком». С первого класса Павел пас колхозных телят, с третьего — лошадей, с четвертого класса пахал.

Отца, как ни пытался, не мог представить, даже фотографии в доме не нашел.

Четверо из пятерых детей получили высшее образование.

Павел учился в сельскохозяйственном. Диплом защитил на отлично.

Рост его был стремительным. Минуя сразу две служебные ступени, Павел Нефедов возглавил в Приморье отстающий Шумнинский леспромхоз. За пять лет хозяйствования объем лесозаготовок вырос в полтора раза.

 Но не в одних кубометрах дело. При Нефедове в леспромхозе построили более полусотни двухквартирных домов, профилакторий, шесть магазинов, две школы, Дом культуры — лучший в «Приморсклесе». Поселок Шумный министерство дважды признавало лучшим по благоустройству и быту.

Павла Александровича избрали депутатом райсовета. В 1974 году его наградили орденом Трудового Красного Знамени, а Шумнинскому леспромхозу вручили на вечное хранение Красное знамя ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Тогда же Нефедова направили в Москву на курсы повышения квалификации высшего звена.

*   *   *

Тотчас после отъезда Павла Александровича районный прокурор Синегубов получил анонимку: передовой директор занимается приписками, показатели — липовые. Ничтожная анонимка — мелочь, тем более, что завистников у Нефедова было немало. Однако, Синегубов дал анонимке ход — поручил срочно проверить Шумнинский леспромхоз. И не кому-либо, а Понизову, известному пьянице, работавшему в соседнем Кокшаровском леспромхозе.

Хомченко, главный инженер, в отсутствие Нефедова исполнял его обязанности:

— И во время ревизии Понизов пил. Я его как-то в конторе подобрал со всеми бумагами и сам в Кокшаровку отвез… Через неделю проспался, видно, опять проверять приехал.

Странная ситуация: с одной стороны, передовой, стремительно растущий руководитель, с другой — анонимка и деградирующая личность в качестве ревизора. Понизова очень скоро уволили с работы по статье 33 КЗоТ — именно за пьянство.

По результатам проверки Понизова районный прокурор возбудил уголовное дело. Вести следствие поручили следователю областной прокуратуры Озерчуку. Нефедов был на взлете, но и Озерчук был на взлете, — поговаривали, что его ждет прокурорская должность.

Через три месяца вернулся из Москвы Нефедов и вскоре, войдя в кабинет, увидел там другого директора. «Поспешили, — сказал он в отделе кадров, — нарушили закон: я ведь депутат». После замешательства собрался исполком райсовета. Озерчук доложил о приписках, хищениях, взятках. Но депутаты сказали: не верим, согласия не даем. Дело зашло в тупик, но выручил сам Нефедов: «Если это поможет следствию — освобождайте».

Стал Павел Александрович инженером-механиком.

Парторганизация леспромхоза дважды отказывалась исключать его из партии. Исключило бюро райкома, при этом парторгу В. Смирновой был объявлен выговор за недопонимание. Сложил Нефедов и депутатские полномочия.

— Я просил провести инвентаризацию леса на берегу, когда снег сойдет. Но снег сошел, лес сплавили и записали как недоданный. Со мной следователь и говорить не хотел. Вот тогда у меня душа и упала: он не истину ищет, а вину.

А потом и весь поселок Шумный замер. Добывались показания. Жена Хомченко уехала в отпуск, он остался с маленькой девочкой, и в этот момент Озерчук, он оказался большим психологом, арестовал отца — на три дня, на большее не было прав. Парторганизация, поселковый Совет, все жители поселка умоляли следователя подождать: именно через три дня вернется жена.

— Ничего, соседи покормят.

Кормили, по очереди ночевали.

В семье Нефедовых 27 ноября 1975 года ожидался праздник — юбилей их свадьбы с Тамарой. Десять лет. И именно на этот день «психолог» Озерчук прислал из Владивостока повестку: явиться. Когда следователь аккуратно, двумя пальчиками вынул из-под бумаг листок с гербовой печатью и вежливо попросил: «Распишитесь», у Нефедова пересохло во рту. Не глядя на лист, он понял: арест.

Тамара узнала об аресте мужа случайно, от знакомой.

Слух о заворовавшемся директоре разошелся по Приморью. На семинаре партийных работников края представитель прокуратуры приводил яркий пример с Нефедовым.

Семь месяцев спустя им разрешили свидание.

                Они сидели за столом друг против друга. «Как ты, ну как?» — спрашивала Тамара. «Держись…» — она вынула из сумочки фотографию и с разрешения Озерчука протянула мужу. На любительском снимке, который она чудом обнаружила у одной из сестер Павла, немолодой, усталый человек, в темной рубашке лежал, облокотившись, на лугу. Нефедов вздрогнул:

— Отец!

Рядом стояли Озерчук и конвойный, и Нефедов плакал.

Павел Александрович пробыл под стражей девять месяцев. Почти девять: Озерчук выпустил его на один день раньше.

*   *   *

Когда Нефедов вернулся, должность инженера-механика уже была занята. Его приютил директор Анучинского леспромхоза Слизков.

— Павел за дело крепко взялся: лес валил, начал строить контору, общежитие, гараж. Я порадовался: хватка осталась, не сломался Павел. А через два месяца — опять к следователю.

Оказалось, следствие закончено, Нефедову предложили ознакомиться с делом — около сорока томов! Он обвинялся по статьям 152 и 170 ч. 2 УК РСФСР в приписках и злоупотреблениях. Особенно страшна была статья 93: за хищения в особо крупных размерах ему грозило лишение свободы до 15 лет или высшая мера. Выходило, что за три последних года леспромхоз приписал к отчету: древесины — около 40.000 кубометров; товарной продукции — на сумму свыше миллиона рублей; «в виде премий» присвоил «государственных средств» свыше 40.000 рублей.

Нефедов изучал каждую строку. Ему поставили стол в коридоре прокуратуры, и он сидел там, в окружении толстых томов, со счетной машинкой под рукой. «Нехватки» нет, объяснял Нефедов, т. к. лес использовался на соцкультбыт. Излишки в бухте Ольга скопились не от одного Шумнинского, а от двух леспромхозов, и образовались они от более полного, чем в лесу, замера (экспертиза потом подтвердит: «довесок» составит 11%). Так по страницам, по строкам Нефедов объяснял, доказывал, опровергал следствие.

Изучение огромных томов заняло полгода. Когда Павел Александрович вернулся в Анучино, оказалось, что и эту должность его сократили еще четыре месяца назад.

Тамара предложила мужу уехать в Уссурийск, там хоть есть где жить — у ее родителей. А работать? Что ж, решили оба, пойдет Нефедов дворником или грузчиком в магазин.

Состоялся суд. Он длился месяц. В итоге коллегия по уголовным делам Приморского краевого суда сочла доказательства вины Нефедова недостаточным и вернула дело прокуратуре на дополнительное расследование. Прокурор края опротестовал это решение, но Верховный суд РСФСР протест не удовлетворил.

Дело снова вернули Озерчуку.

Свидетель Дубровский: «Следователь меня вынуждал давать показания, пугал меня, что посадит в КПЗ…»

Свидетель Анчуков: «Подробно очной ставки я не помню, я больше запомнил то, что в камере просидел».

И свидетеля Васильеву тоже повезли в следственный изолятор: «Да, было такое, что я теряла сознание. Следователь кричал на меня и требовал признания о приписках».

…Семь с половиной лет будет длиться следствие! За это время Тамара, жена Нефедова, заплатит через кассу за адвоката 4.200 рублей! Помогут, сколько смогут, сестры Павла, все четыре. Выслала сыну денег на адвоката и Дарья Ефимовна, сняла со сберкнижки 250 рублей — все, что берегла на свои похороны.

*   *   *

В Уссурийске Нефедова подобрал, иначе не скажешь, управляющий трестом «Приморсклесстрой» Курзин. Павел Александрович изучил новое для себя строительное дело. Он закончил строительство кирпичного завода, выпустил первый кирпич и сам принес, положил на стол управляющего первые плитки. Кажется, снова превозмог судьбу.

Но опять его вызвал повесткой Озерчук. И опять накануне праздника, на этот раз Нового года. Не зря следователь освободил тогда Нефедова на день раньше. Именно на один этот день он и арестовал его и в этот самый день передал дело снова в суд. Далее Нефедов остался в тюрьме как бы автоматически, он числился уже за краевым судом.

Свидетели, не выдержавшие прежде методов Озерчука, теперь раскаивались. От своих старых показаний отказывались Красилова, Дубровский, Шкляева… Шкляева на суде плакала и просила у Нефедова прощения.

Суд решил провести несколько выездных заседаний прямо в Шумнинском леспромхозе, поближе к месту работы свидетелей, которых набралось около двухсот. В райцентр Чугуевку бывшего передового директора и депутата привезли в наручниках. В отделении милиции чуть не все работники — свои, знакомые — высыпали на крыльцо посмотреть на заключенного, остановились в неловкости на расстоянии. Вышел начальник милиции Николай Максимович Шкуренко. Он подошел к Нефедову и крепко обнял его за плечи.

Дальше отправились в Лужки, бывший нефедовский лесопункт.

В столовой судьи сидели отдельно, далеко от Нефедова. Они стояли в очереди, выбивали по меню суп, рагу и чай. А подсудимому принесли из кухни банку сметаны, свежее молоко, домашнее мясо. Потом несли зеленый лук, редиску, укроп, огурцы, салат, все — самое первое, с огорода, с теплиц. Расстроенный Нефедов хотел рассчитаться, но с него ничего не брали ни в этот день, ни в следующие: «Нет-нет, мы вас знаем, вы что?» (Три года спустя, Нефедов приедет сюда отдавать трояки и пятерки).

Потом Нефедова провели под конвоем по главной улице поселка. Они шли из столовой в здание суда: впереди наголо остриженный Нефедов с руками за спиной, справа, слева и сзади — конвой, а позади, на расстоянии, шел в полном составе суд.

Возвращение во Владивосток, в тюрьму, было большим облегчением.

На этот раз суд заседал почти восемь месяцев! Нефедова приговорили к четырем годам лишения свободы и выплате в пользу государства 14.000 рублей.

Верховный суд РСФСР приговор отменил. Нефедова выпустили на свободу.

*   *   *

Арестованный Озерчуком на один день, Нефедов пробыл в тюрьме на этот раз более полутора лет. Это была последняя акция Озерчука, разваливающееся дело передали другому следователю — Бугаеву, сидевшему с Озерчуком в одном кабинете и разделявшему все его взгляды.

Коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР, отменив приговор, снова направила дело на дополнительное расследование, указав на необходимость исследовать первичные документы. Документы целы, хранятся в прокуратуре, чего проще — исследовать и сказать, наконец: виноват — не виноват.

Но новый следователь указание не выполняет, а прекращает дело по ст. 6 УПК РСФСР: «Вследствие изменения обстановки». Финал для прокуратуры не худший: Нефедов остается виновным, но отпущен на свободу, так как «потерял социальную опасность».

Но Москва и это решение отменила.

…Все-таки пошловатая это поговорка — «Москва слезам не верит». Москва — разная, разные люди, учреждения. В данном случае «Москва» не удовлетворила протест краевого прокурора, отменяла одно за другим обвинительные решения. Причем несправедливость пресекалась в первой же кассационной инстанции, без отписок и проволочек. «Москва» — это, в конце концов, и приемная «Известий», в которую обратилась жена Нефедова.

У прокуратуры не оставалось выхода, кроме как исследовать первичные документы. Однако неожиданно они… исчезли.

Листая личное дело Бугаева, я отыскал приказ № 60, из которого выяснялось, что следователь все документы… уничтожил.

Разыскал Бугаева.

— Это же не документы, — сказал он, — это макулатура.

— То есть?

— Они оправдывали Нефедова…

— И много их было?

 — Да томов четыреста.

 …Нефедова полностью реабилитировали. Он вернулся в «Приморсклес», живет в Уссурийске и работает главным технологом.

Квартиру Нефедову дали в хорошем новом доме. Он живет теперь в одном доме с городским прокурором, другими уважаемыми людьми. Странный жилец. Нелюдимый. Лежит на диване часами, молчит, думает о чем-то. Развеселится с детьми, опять думает. Иногда всплакнет.

Долги — 4.200 рублей за адвоката — вернул, и сестрам, и знакомым. Только мать свои 250 рублей не взяла.

— Не надо, теперь ты сам меня похоронишь.

*   *   *

Дело Нефедова прекращено. Но прошлое, увы, не отпускает его, оно связано с его настоящим и будущим.

Во-первых. Возбуждали против Нефедова уголовное дело шумно, склоняли его имя на всевозможных собраниях и совещаниях (до суда, не имея на то ни юридического, ни морального права) — тоже громко, и под конвоем возили прилюдно, и судили — принародно. А оправдали — тихонько, с глазу на глаз. Конец этой истории был положен не в судебной инстанции, а потому не было и оправдательного приговора Нефедову — прокуратура начала дело, она же, когда приговор отменили, его тихонько прекратила. Такой исход событий вполне устраивает Озерчука: будь суд, дело не ограничилось бы оправданием невиновного — за ошибку ли, недобросовестное ведение следствия или умысел следователю пришлось бы отвечать перед законом. Здесь — обошлось. К сожалению, как свидетельствует практика, подобное бывает: судебные инстанции не проявляют столь нужней принципиальности, а сама прокуратура, понятно, не заинтересована в выявлении своих ошибок. В нашей ситуации, решив, что прекратить дело за отсутствием состава преступления было бы ударом по престижу, нашли другую формулировку: за недоказанностью преступления. Юридически формулы равноценны, но для неискушенного это решение означает: преступление было, но не сумели доказать. Главный бухгалтер объединения Адашевская так и считает: «За недоказанностью — значит виноват». Может быть, она что-то знает о приписках? Нет, не слышала. Гончаренко, председатель крайкома профсоюза, в хлопотах моих даже увидел корысть: «Молчал бы уж — «невиновен»… Доказать не смогли. А вы приехали из-за него? Я понимаю, вы, конечно, его родственник…»

Злые языки можно бы остановить. Ведь как сделал райком партии: Нефедова восстановили в партии, и первый секретарь райкома, вручая партбилет, сказал: «Извините, мы были не правы». Что бы и работникам прокуратуры приехать в Уссурийск, на место работы Нефедова, и сказать: «Товарищи, Нефедов не виновен». И зачитать соответствующий комментарий к ст. 208 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР: «Недоказанность виновности означает доказанность невиновности». Но в том-то и дело, что никто сказать этого не решается. Нынешний прокурор края Бурик (уже третий с того печального времени) честь мундира бережет:

— Нефедов виноват, просто следствие было слабым.

Озерчук возражает:

— Я свою часть провел чисто, а что не засудили — я ни при чем. Краевой суд виноват и Верховный, Нефедову до пятнадцати лет падало. Партийные органы тоже тормозили, секретарь крайкома партии, который знамя Паше вручал, он вроде ему родственник…

Ловя ситуацию, Озерчук меняется на ходу:

— А в общем, Паша нормальный парень. Он же не хапуга. Он же ж себе в карман ничего не взял, за три года всего шестьсот рублей премии… Вообще я вам скажу: оно мне нужно, это дело? Да сказали бы мне, позвонили бы — я бы Пашино дело в урну выбросил.

Тамара называет мужа «Нефедов», Озерчук — «Паша».

*   *   *

Во-вторых. Никак не удается восстановить непрерывный стаж работы по специальности. Ведь что такое реабилитация — восстановление во всех правах. В свое время прокуратура на запрос Нефедова ответила, что, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 18 мая 1981 года, Нефедову будет «возмещен ущерб» и, следовательно, восстановлен льготный отраслевой стаж. После этого Нефедов от строителей, от Курзина вернулся к себе. А потом оказалось, что бумага была липовая, и та же прокуратура разъяснила, что предыдущий ответ «был подготовлен неаргументированно» и руководствоваться им нельзя. Дело в том, что произвол в отношении Нефедова начался до выхода в свет Указа. (Останься Нефедов у строителей, теперь бы он и там уже имел льготы).

А теперь стаж его непрерывной работы — год с небольшим. Орденоносец со стажем бича.

Но кто же написал липовый ответ? Синегубов. Тот самый, который когда-то, будучи районным прокурором, возбудил против Нефедова уголовное дело. Теперь он — заместитель прокурора края.

Новое руководство объединения «Приморсклес», учитывая исключительность ситуации, готово восстановить стаж своему работнику. Генеральный директор Грабовский отправился даже хлопотать в Москву, к министру, однако остается опасение — краевая прокуратура. Сам прокурор вроде бы и не возражает («Я рад буду за Нефедова, если стаж восстановят»), но никаких письменных рекомендаций объединению давать не желает.

*   *   *

Наконец, в-третьих. Каждый должен отвечать за свое дело. Рабочий отвечает за испорченную гайку — рублем, выговором, а то и построже, смотря какая гайка. Здесь же в итоге районный прокурор, как мы знаем, стал замом краевого. Озерчук перешел в краевое управление внутренних дел тоже следователем.

Сам он теперь, спустя годы, свою ретивость объясняет просто и цинично:

— Тогда было постановление пленума Верховного суда СССР о приписках. А потом еще одно постановление на эту же тему… Короче, была волна, о приписках писали все газеты.

Теперь ясна причина возникновения «дела Нефедова»: высоко всплыть на волне, раскрутив крупное дело.

Опасный человек Озерчук, чрезвычайно опасный, потому что то, что он сделал, преподнес от имени государства.

Семь с половиной лет длилось следствие! Уголовное дело составило 48 томов. Около девяти месяцев заседали два суда! Работа следователей, экспертов-ревизоров, судей, машинисток, вызовы свидетелей — все это обошлось государству в 43.000 рублей! И, наконец, два года семь месяцев и девять дней отсидел в общей сложности в тюрьме невиновный Павел Александрович Нефедов.

…А те первичные документы, те четыреста томов, подтверждавшие невиновность Нефедова, собранные по крупицам и самим Нефедовым, и адвокатом Любарским, и мастерами лесоучастков, оказывается, как удалось выяснить, краевая прокуратура их не уничтожила. Пожалела. Просто один из работников прокуратуры отнес их на пункт приема макулатуры и получил в обмен «Королеву Марго». Остросюжетный роман.

Удобно — от краевой прокуратуры до пункта приема вторсырья один квартал.

*   *   *

А автор анонимки остался неизвестным. Им и не заинтересовались.

Владивосток

октябрь,1985 г.


Материалы по теме