«Спасением своей жизни я обязан кинокамере...»

Из воспоминаний А. Богорова.

07.02.2020

Опубликовано: "Цена кадраСоветская фронтовая кинохроника 1941 — 1945 гг. Документы и свидетельства" (Авторы-составители: В.П. Михайлов, В.И. Фомин; Министерство культуры Российской Федерации, НИИ Киноискусства; Изд.: — М; «Канон+», РООИ «Реабилитация»; 2010; с. 178-1789).

«Спасением своей жизни я обязан кинокамере...» («Их оружие — кинокамера». С. 98-99)

Из воспоминаний А. Богорова

Я живу один во всей квартире, в самой маленькой комнате. Окна плотно закрыты шторами из черной бумаги. На столе — самодельная коптилка. В углу — печка-«буржуйка». Топлю ее мебелью. Сперва в ход пошли кухонный стол и табуретки, теперь — кресла. Сплю одетый. По утрам обтираю лицо снегом с подоконника, выпиваю чашку кипятка с крохотным кусочком хлеба и готовлюсь к походу. Беру детские саночки, ведро для воды, под полушубок за пазуху прячу кинокамеру «Аймо».

Долго, осторожно спускаюсь по обледеневшим ступеням лестницы. Спуск с четвертого этажа занимает минут тридцать, а то и больше.

Когда выхожу из ворот, прежде всего, смотрю на угол проспекта Маклина и улицы Декабристов. Там медленно выгорает шестиэтажный дом. Он горит уже вторую неделю. На улице около него вмерзшие в лед, засыпанные снегом пожарные машины. Поначалу пожарники пытались отстоять дом, качая воду из проруби реки Пряжки, но голодным людям это оказалось не под силу, и они ушли, еле волоча ноги, а машины так и остались на улице.

Дом выгорает медленно, квартира за квартирой, этаж за этажом. И пожар какой-то «дистрофический». Пока горел, вернее, тлел, шестой этаж, в пятом продолжали жить. Когда огонь добрался до пятого, жильцы, забрав самое необходимое, перебрались на четвертый... Потом — на третий, второй, для перехода в другой дом не хватало сил.

Приближаюсь к Пряжке. Начинается самое сложное, Спуск к проруби крутой и скользкий. Прежде чем спуститься, снимаю ленинградцев, берущих воду из проруби.

Не знаю, что будет с пленкой, на которую снимаю. Студии, по существу, нет. Давно никого из друзей не вижу, не знаю, живы ли. И все равно каждое утро, собираясь в поход за водой, беру с собой камеру.

Знаю одно: должен обязательно выходить на улицу и снимать.

Очень трудно возвращаться с водой. Особенно поднимать ведро воды, санки и «Аймо» на четвертый этаж...

Блокадный водопровод на Звенигородской улице. Автор фото: В. Тарасевич. Источник: МАММ / МДФ.

С трудом переставляю ноги. Впереди меня по улице идет одетый в длиннополое пальто, закутанный в платок мужчина. Чуть позади его плетется женщина. Я вижу, как мужчина медленно вытаскивает из кармана руку. В снег падает пачка хлебных карточек. Целая пачка... Видимо, не только его, но и всей семьи... Вся семья будет обречена на голодную смерть.

Видит выпавшую из кармана у мужчины пачку карточек и идущая следом за ним женщина. Вот она остановилась, с трудом нагнулась, подняла — целое богатство!

Смотрю, что будет дальше...

И вот случилось то, чего не могу забыть до сих пор. Женщина побежала за мужчиной вдогонку. Откуда в истощенном до крайности организме взялись силы?

Сейчас это может кому-то показаться смешным, ведь расстояние между ними было не более трех-четырех метров, но тогда я понимал, что это может стоить женщине жизни.

Отдав карточки, она прислонилась к стене — подкосившиеся ноги не держат, и женщина опускается на снег. Я вижу лицо старика — а возможно, он и не был стариком, — страшное лицо дистрофика. Истончившийся нос навис над синими тонкими губами, глубоко провалились тусклые глаза, сухая, в язвах, кожа. Мужчина механически прячет в карман полученные карточки, видимо, уже не понимая, что происходит вокруг.

Подхожу к женщине, помогаю ей подняться, тащу до ближайших ворот. С трудом добираюсь домой сам.

На улицах осажденного Ленинграда. Источник фото: МАММ / МДФ.

Возможно, что спасением своей жизни я, как, может быть, и другие обязан кинокамере. Ведь к тем, кто залеживался, смерть приходила скорее.

А вот чтобы подняться в таком состоянии с постели, натянуть валенки, надеть полушубок и выйти на улицу в леденящий холод, нужно было осознать, что это необходимо.

Такой необходимостью для меня и моих товарищей была наша работа.

Помню январский вечер. Привезена уже вода, получена «пайка» хлеба. Впереди долгая ночь. Тишину квартиры нарушает лишь тиканье метронома, доносящееся из репродуктора.

И вдруг знакомый, но кажущийся уже неправдоподобным... стук... Да, кто-то стучит в дверь.

Не веря ушам своим, подхожу к двери. Спрашиваю: «Кто?» И слышу голос Ефима Гробера (начальника производства студии).

При свете коптилки долго рассматриваем друг друга. Потом долго, с трудом спускаемся по обледеневшей лестнице. Внизу в машине — режиссер В. Соловцев, оператор Станкевич. За рулем — Коля Шипарев.

Едем в Смольный. Там собрали почти всех кинематографистов блокированного города.

Решено работу кинохроники наладить вновь.

В лаборатории проявляют снятый за зимние месяцы блокады материал. За монтажные столы садятся режиссеры. А операторы, опять как солдаты, — на передний край: в цехи заводов, на улицы города, в траншеи оборонительных рубежей. Ведь город продолжает бороться. И мы должны показать героизм этой беспримерной борьбы в будущем фильме.

Он так и будет называться: «Ленинград в борьбе».