О попытке экранизации произведения Б. В. Савинкова «Конь Вороной»

Опубликовано: "История книги и цензуры в России. Пятые Блюмовские чтения". Материалы V Международной научной конференции, посвященной памяти А. В. Блюма. 21 мая 2018 года, г. Санкт-Петербург (Изд: — Санкт-Петербург. «Культурно-просветительское товарищество». 2019 г.). На фото (на первом плане слева направо): Борис Савинков и генерал Корнилов. Июль-сентябрь 1917 года. Фото: "Общественное достояние".

Статья посвящена прохождению сценария С.Л. Варжанского по роману Савинкова «Конь Вороной» через редакционное и цензурное рассмотре­ние. Указывается причина, по которой фильм не был снят – цензурные проволочки и бесхозяйственность, приведшая к закрытию киностудии «Пролеткино».

Опубликованный в 1923 г. роман знаменитого деятеля революци­онного движения и гражданской войны, писателя Б.В. Савинкова «Конь Вороной», написанный в форме дневника полковника Жоржа (Юрия Николаевича), скитавшегося во главе бело-партизанского отряда по ле­сам и деревням и скрывающегося в городе, занятом красными, показы­вал трагедию братоубийственной бойни.

Как известно, Борис Савинков был арестован 15 августа 1924 г в Минске, будучи вызволенным на территорию СССР в результате про­веденной Контрразведывательным отделом ОГПУ операции «Синди­кат-2». Военная коллегия Верховного суда СССР 29 августа 1924 г. осу­дила его к расстрелу, но учитывая чистосердечное раская­ние вышла с ходатайством в ЦИК СССР о смягчении меры наказания, что последний и сделал, заменив смертную казнь 10 годами тюремного заключения. 7 мая 1925 г. Савинков погиб, выбросившись из окна слу­жебного кабинета на Лубянке заместителя начальника Контрразведыва­тельного отдела ОГПУ С.В. Пузицкого.

Когда Савинков еще был жив и отбывал заключение, у московских кинематографистов созрела идея экранизировать «Коня вороного». Связано ее появление было с назначением в апреле 1925 г. заведую­щим литературным отделом акционерного общества профсоюзов Про­леткино С.Л. Полозова. Под этим псевдонимом скрывался партийно- советский, хозяйственный и литературный работник Сергей Львович Варжанский[1]. Варжанский родился в 1888 г. в Самаре в семье отстав­ного штабс-капитана и учительницы. Окончил Коммерческое училище, и до 4-го курса учился в Киевском Коммерческом институте. Здесь же в Киеве в 1912 году он вступил в РСДРП, стал сначала меньшевиком, в 1915 году вошел в группу интернационалистов, группировавшихся вокруг газеты «Новая жизнь», и, наконец, в январе 1920 г. вместе со многими интернационалистами вошел в компартию. Призванный в ар­мию в 1914 г. Варжанский служил вольноопределяющимся и являлся уполномоченным Киевского губернского комитета по делам беженцев во Всероссийском земсоюзе, затем – Галицийско-Буковинского продко­ма по скотозаготовкам. В апреле 1918 г. он вошел в состав Российской Мирной делегации на Украине под председательством Х.Г. Раковского, в которой возглавил межгосударственную комиссию по товарообмену. Затем Варжанский в Курске возглавлял губпродком, в Москве входил в Коллегию Главугля, и, наконец, в конце 1919 г. был мобилизован на Восточный фронт, где стал уполномоченным фронтового особого от­дела. В 1920 г. в Екатеринбурге Варжанский по военной линии служил сотрудником для особых поручений РВС трудовой армии, а по хозяй­ственной – председателем Горного совета Урала[2].

Вернувшись в сентябре 1920 г. в Москву, Варжанский поначалу ра­ботал уполномоченным Рабоче-крестьянской инспекции по Наркомтру­ду, но в следующем году занял целый ряд должностей и в столичных и центральных учреждениях: в Моссовете являлся секретарем комиссии по улучшению быта рабочих и заместителем председателя комиссии по улучшению быта пролетарского студенчества, секретарем Помгола и зампредом аналогичной московской организации. С последними дву­мя должностями была связана и еще одна деятельность Варжанского в этот период – чекистская, но на сей раз уже не по линии военной контрразведки. В марте 1921 г., когда после Кронштадтского восстания, большевики резко усилили наступление на социалистические партии, Варжанский начал секретное сотрудничество в ВЧК, где по заданию Ф.Э. Дзержинского и его заместителя И.С. Уншлихта, сначала зани­мался разработками в отношении меньшевиков, как хорошо знающий последних по своему прошлому, а чуть позже вел работу по подготов­ке процесса Партии социалистов-революционеров[3]. Демобилизован с чекистской службы Варжанский был в апреле 1922 г.[4], что, возможно, было связанос передачей расследования по делу правых эсеров из ГПУ в Верховный революционный трибунал. В 1922-1923 гг. одновременно с ответственной хозяйственной и кооперативной работой он редактировал все издания издательства « Красная Москва», а кроме того, как литературный работник с одной стороны и бывший чекист – с другой, руководил Мосгублитом[5]. В октябре 1924 г. Варжанский возглавил ЦК Союза работников земли и леса[6], и его в числе нескольких функционе­ров этого профсоюза руководители Культотдела ВЦСПС Ф.М. Сенюш­кин и И.С. Исаев-Шелехес направили в Пролеткино. Здесь бывший борец на «невидимом фронте» с антибольшевистскими силами явился инициатором постановки фильма по роману одного из их лидеров.

6 мая 1925 г. председатель правления Пролеткино И.Н. Бурсак об­ратился в ЦК партии и в ОГПУ с просьбой разрешить обратиться к Са­винкову с заказом на сценарий «Коня Вороного», мотивируя это агита­ционным значением, которое картина будет иметь и внутри Советского Союза и для рабочих в других странах[7]. Работники партийного Агит­пропа, судя по резолюциям, колебались, но не возражали против поста­новки, поскольку, как отметил один из них, с одной стороны Госиздат уже напечатал «Коня Вороного», а с другой – картина обещает быть занятной и прибыльной[8]. Обращение же в ГПУ было связано, главным образом, с тем, что Савинков являлся лубянским заключенным, однако, на следующий день после обращения он покончил с собой и сценарий взялся писать сам автор идеи Варжанский.

Вопрос о сценарии «Коня Вороного» 12 августа 1925 г. оказался на повестке дня первого заседания только что сформированного при Пролеткино худсовета, на котором присутствовали директор кинофа­брики А.А. Ханжонков – известный дореволюционный кинопредпри­ниматель, его заместители: Х.М. Мугуев – в прошлом ответственный работник Разведупра Красной армии, а в будущем автор популярных военных и детективно-приключенческих повестей, и М.К. Никаноров, журналист А.С. Балагин, сменивший 1 мая на посту руководителя литотдела Полозова-Варжанского, оставшегося в Пролеткино сотруд­ничать в качестве простого сценариста, заместитель начальника ком­мерческого отдела кинорганизации С.П. Чухин.

Председательствовал на совете зампред Пролеткино А.Е. Федотов. Он сказал, хотя читал и сам роман Савинкова, и сценарий, но пока затрудняется дать заклю­чение – настолько тема его щекотлива и требует особо внимательно­го отношения к ней. Балагин согласился, что тема очень серьезная, отметив, что моменты участия в картине агентов ГПУ необходимо предварительно согласовать с ГПУ. Более эмоционально и негативно с политической точки зрения высказался Мугуев:

«В сценарии имеет­ся целый ряд позорных и позорящих ГПУ положений. Крайне неудач­ный и отрицательный тип Ольги – активной партийной работницы, которая, выяснив принадлежность к бандитам своего товарища, не до­носит о нем, не выгоняет его, а ходит с ним по пятам упрашивает его изменить отношение к советской власти, гуляет с ним на Воробьевых горах и т.д.. Сценарий художественный, но с антисоветской закваской, и за границей вполне может быть использован как антисоветский пу­тем самых незначительных изменений»[9].

Самым любопытным в этом выступлении было то, что обвинение в «позорных и позорящих ГПУ моментах» и «антисоветской закваске» сценария касались его авто­ра – бывшего чекиста, причем работающего по линии политического розыска, и прозвучали они не со стороны коллеги по лубянскому ве­домству, а от человека, в 1919 г. сидевшего под арестом (правда, не­долгим) Особого отдела ВЧК по обвинению в белом шпионаже!

В итоге на заседании худсовета было решено отложить окончатель­ное решение до следующего заседания . Оно состоялось 12 дней спу­стя, и на нем сценарий утвердили к постановке, однако режиссеру было поручено значительно его переработать не только согласно указаниям предыдущего заседания, но и ожидающемуся заключению ОГПУ[10]. Чекистское заключение поступило в Пролеткино 1 сентября 1925 г., В нем начальник отдела Политконтроля ОГПУ Г.Е. Прокофьев написал в Правление Пролеткино и Художественный совет Главполитпросвета, что отдел Политконтроля возражает против постановки фильма по присланному Правлением Пролеткино сценарию Варжанского «Конь вороной»[11]. 12 сентября 1925 г. Бурсак и врид управделами Пролеткино В.П. Плигин направили срочный запрос Прокофьеву по поводу возражений. Ссылаясь на переговоры, имевшие место между последним и Полозовым, правление просило Прокофьева подтвердить согласие на постановку фильма при условии переделки последних двух частей по сделанным Прокофьевым сценаристу указанию и на выпуск картины в будущем году – окончание съемок, указывало правление, намечалось на август 1926 г.[12]. Ответ ОГПУ на это обращение нам не удалось найти, и мы не знаем, был ли он вообще, однако, судя по тому, что работа над фильмом все же началась, прямого запрета или серьезных возражений не последовало. Складывается впечатление, что Лубянка с сентября сильно не препятствовала, но и явно не способствовала экранизации покончившего собой в ее стенах Савинкова.

В это время работа над картиной переходила от сценарного к постановочному этапу. 24 августа 1925 г. Ханжонков утвердил штат съемочной группы по «Коню вороному», которую возглавил кинорежиссер с дореволюционным стажем М.И. Доронин-Фюрст[13]. В том же месяце произведены были пробы актеров[14]. Однако неясная позиция как ГПУ, так и Худсовета по кино Главполитпросвета, куда сценарий для проверки даже не послали, привела к тому, что в середине ноября постановку отложили на неопределенный срок[15], а режиссер Доронин-Фюрст и его помощник В.С. Бойтлер сосредоточились на постановке других картин, над которыми они уже работали параллельно с «Конем Вороным»[16]. Вскоре в судьбу фильма негативно вмешались обстоятельства, напрямую не связанных с цензурой. К весне 1926 г. Пролеткино оказалось на грани банкротства, что было вызвано отчасти объективными причинами, главная из которых заключалась в политике созданного годом раньше монопольного акционерного общества по прокату – Совкино, отчасти расточительной деятельностью руководства самого Пролеткино, в первую очередь его председателя Бурсака и сменившего Ханжонкова на посту директора кинофабрики К.И. Фельдмана. 16 апреля Экономическим управлением ОГПУ по обвинению в бесхозяйственно­стии служебных злоупотреблениях были арестованы Бурсак, Фельдман и еще ряд административных и творческих работников, под арестом на две с половиной недели, а затем под подпиской о невыезде оказался и Доронин-Фюрст[17]. Спустя несколько месяцев Пролеткино вообще было ликвидировано, а кинофабрика и частично штат были переданы в Со­вкино, где вопрос о дальнейшей работе над «Конем Вороным», судя по всему, даже не поднимался.

Так неудачно сначала по причине цензурных проволочек, глав­ным образом, со стороны ОГПУ, затем – бесхозяйственности руко­водства Пролеткино, приведшего к банкротству киноорганизации, окончилась единственная в советской истории попытка экранизации произведения одного из активных противников большевистской вла­сти – Бориса Савинкова.

_____________________________________

1. Кино. 1925. 28 апреля. С. 1, Российский государственный архив литера­туры и искусства (РГАЛИ). Ф. 675. Оп. 2. Д. 108. Л. 1-2.

2. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 9. Д. 1649. Л. 50; Оп. 100. Д. 1289. Л. 2-2об; Ф. 532. Оп. 12. Д. 755. Л. 1, 3.

3. Там же. Оп. 100. Д. 1289. Л. 3-3 об.; Ф. 532. Оп. 12. Д. 755. Л. 2.

4. Там же. Ф. 17. Оп. 100. Л. 2 об.

5. Там же. Ф. 532. Оп. 12. Д. 755. Л. 3об.

6. Там же. Л. 2.

7. Центральный госархив Москвы (ЦГАМ). Ф. 2237. Оп. 3. Д. 3. Л. 111; Большая цензура: Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917-1956. Под общ. ред. акад. А.Н. Яковлева. Сост. Л.В. Максименков. М. 2005. С. 97.

8. Большая цензура… С. 97.

9. ЦГАМ. Ф. 2237. Оп. 1. Д. 422. Т. 1. Л. 84.

10. Там же. Л. 85 об.

11. Там же. Оп. 3. Д. 5. Л. 159.

12. Там же. Д. 3. Л. 147.

13. Там же. Ф. 2240. Оп. 1. Д. 26. Л. 88.

14. Там же. Д. 22. Л. 18.

15. Там же. Ф. 2237. Оп. 2. Д. 177. Л. 4.

16. Там же. Оп. 1. Д. 498 . Л. 26.

17. Там же. Д. 422. Л. 67, 76.