Опубликовано: www.news.samaratoday.ru 11 мая 2008 года. Фото: "Кинооператоры: А. Казначеев, лейтенант А.Г. Галаганов и Д. Каспий. Действующая армия. 1943 год". Источник: ГОСКАТАЛОГ.РФ № 19163089 (КМ 9436/171)
Александр Фёдорович Казначеев, всю жизнь проработавший оператором Куйбышевской кинохроники, был счастливейшим человеком. Его жена Лидия Ивановна когда-то продемонстрировала мне ворох домашних любительских фотографий, на которых лицо её дорогого Саши выглядело именно счастливым — иначе не скажешь, и это было его семейное счастье. А ещё чувство счастливости давала любимая работа.
Кинолетопись жизни страны захватывала, гнала туда, где совершалось что-то выдающееся, из ряда вон выходящее. И Великая Отечественная война застала его в месте и обстоятельствах необычных: в альпинистском лагере «Рот-Фронт» у подножия Эльбруса, где тренировались куйбышевские альпинисты.
С первых дней войны несколько десятков советских кинооператоров были командированы на фронт, или просто мобилизованы, призваны для съёмок документальной хроники боёв. С Куйбышевской студии ушли добровольцами редактор Аркадий Саркисян, режиссёр Михаил Юров и оператор Александр Казначеев. Первые двое не вернулись, погибли в боях за Родину.
Казначееву судьба уготовила пройти через множество испытаний. Сначала он снимал отступление от Донбасса до Сталинграда. Горькие это были кадры, трагические: бессильная бегущая армия, толпы беженцев с детьми, стариками, с семейным скарбом. Тут же ревущие не доенные коровы. Охота за мирным населением с воздуха, неподдельный ужас в глазах людей, стоны раненых, крики о помощи…
Он ехал на ступеньке грузовика киногруппы и снимал, снимал, снимал этот позор отступления, понимая, что и он — факт истории.
Вдруг увидел женщину, стоявшую на каком-то возвышении. Она протягивала вперёд руки и что-то говорила. Казначеев попросил притормозить, и его камера зафиксировала вот что: седые волосы женщины покрыты тёмным платком, огромные глаза полны слёз. Обращаясь к отступающим солдатам, она горячо говорит: «Если встретите моих сынов, скажите им — пусть до последнего часа бьются за родную землю!».
Он успел снять, как один красноармеец в пропотевшей гимнастёрке подошёл к ней, снял с плеча винтовку, сорвал пилотку с головы, опустился на одно колено и поцеловал край пропылённого её платья… А позже оператор встретился с этой женщиной лицом к лицу — она смотрела на него с известного плаката художника Тоидзе «Родина-мать зовёт!»
Летом 1942 года его киногруппу, прикомандированную к 18-й армии, забросили в горы Кавказа, в Сванетию, и там, к большой радости, он снова встретился со знакомыми альпинистами из лагеря «Рот-Фронт». Они готовились к штурму перевала под руководством инструктора Юрия Однолюбова. В конце августа фашисты пытались прорваться к отрогам Кавказского хребта, где находился горно-металлургический комбинат. Нужно было срочно эвакуировать его сотрудников и их семьи через перевалы Приэльбрусья — Бечо и Донгуз-Орун к Чёрному морю. Обычный путь к Нальчику уже перекрыли враги. С огромным трудом подготовили тропу, натянули верёвки. По ледяным ступенькам, под дождём, снегом, под ветром, сшибающим с ног, альпинисты перевели тысячи людей. Перенесли на спинах и на руках двести тридцать детей.
В 1968 году на перевале Бечо был воздвигнут памятник: воин-альпинист бережно прижимает к груди маленькую девочку, ниже — фамилии героев-альпинистов.
Александр Фёдорович рассказывал, что часто приходилось снимать под пулями, под жестокой бомбёжкой. Так было в плавнях на Кубани, на цементном заводе в Новороссийске.
«В плавнях, — вспоминал он — мы с оператором Каспием должны были снять переброску боевого взвода на большой остров. Перебирались, кто как мог, — и по пояс в воде, и на камышовых плотиках. Они оказались на удивление прочными, но по сигналу тревоги все прыгали в воду, поднимая над головами автоматы, вещмешки, ну а мы — кинокамеры. Очень старались не замочить их, не испортить отснятую плёнку».
Кадры этой операции, отснятые Казначеевым, много лет спустя вошли в фильм Романа Кармена «Великая Отечественная».
Под Ставрополем в компании с оператором Г. Харкевичем угодили в село, занятое немцами. Пришлось оставить кинокамеры и взяться за автоматы. Отбились и удачно ретировались, даже угнали при этом вражеский мотоцикл!
В осаждённом Новороссийске вместе со снайпером, Героем Советского Союза Николаем Николаевым Казначеев долго и напряжённо караулил его 200-го «фрица». Снял, а потом тяжело переживал гибель Николаева под Керчью…
Ещё один важный рубеж кинобойца — наступление на Керчь через Сиваш. Снова по пояс в воде с поднятой над головой камерой, снова бомбёжки.( Между прочим, кинокамеры довоенных времён были далеки до нынешнего совершенства и весили около 16 килограмм.).
В Феодосии довелось снимать высадку морского десанта, и радоваться чудесной крымской весне. Цвели Абрикосы, миндаль, черешня. Население Ялты восторженно встречало освободителей. И как же жутко на этом фоне выглядели разрушенные фашистами санатории, искорёженная техника!..
С материалом, отснятым в Крыму Казначеева неожиданно вызвали в Москву, на студию документальных фильмов, и там — тоже совершенно неожиданно — он попал на концерт звезды советского кино Валентины Серовой. Только что вышел на экран фильм по сценарию Константина Симонова «Жди меня», главную роль в нём играла Серова, и в концерте она исполняла песню из этого фильма, до сих пор хорошо известную:
«Жди меня, и я вернусь,
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем , кто вместе ждёт.»
Александр Фёдорович записал её слова и, по возвращении в часть, размножил их на пишущей машинке. В уголок каждого листочка со стихотворением он наклеил маленькие фотографии своих друзей, и они отправили стихи жёнам — как письма.
Лидия Ивановна, получив это письмо, сейчас же стала читать его подругам, знакомым. Стихи переписывали друг у друга, они стали настоящим событием в городе, вдохновляющим женщин на терпеливое ожидание и веру, что их мужья и братья ни в огне не горят, ни в воде не тонут.
А фронтовые дороги привели Казначеева под Кёнигсберг, затем в Польшу.
На Одере он был свидетелем награждения солдат только что утверждённым орденом Боевой Славы. Решил снять нескольких счастливцев, расспросил их о боевом пути. Сюжет прошёл в журнале «Новости дня» почти не замеченным. Но через двадцать лет, создавая документальный фильм — хронику о Великой Отечественной, Роман Кармен показал в нём кавалеров ордена. И был среди них один сержант — разведчик с пышными усами («Жаль, фамилия в памяти не сохранилась!») родом из Воронежа. Выглядел браво, кроме ордена Боевой Славы, ещё два ряда орденов и медалей. К 20-летию Победы фильм широко показывался во всех кинотеатрах страны, и режиссёр Кармен получил письмо из Воронежа, которое переслал Казначееву. Семья пышноусого солдата благодарила оператора за то, что он «показал нашего мужа и отца, погибшего в самом конце войны, живым».
Для Александра Фёдоровича война закончилась недалеко от прусского города Штольн. Они с оператором Борисом Маневичем догоняли танковую дивизию, чтобы снять её в наступательных боях. Случайный взрыв в крытом кузове их машины сорвал план съёмок и вывел из строя обоих операторов — их с тяжёлыми ожогами отправили в госпиталь. Выпрыгивая из кузова, они успели схватить кинокамеры, но последний отснятый ими материал, а также дневник, который Казначеев вёл всю войну, сгорели вместе с будкой.
Сохранилась фотография той весны: Александр Казначеев с забинтованными руками и головой, на гимнастёрке орден Красной Звезды. А ещё в семье Натальи Александровны Казначеевой хранится драгоценная реликвия: письмо отца, написанное в августе 1944 г., и в нём рисунок того самого грузовика, который сгорел. Под ним подпись: » Наташенька! Это машина, в которой твой папка катается».
Он был из поколения, опалённого войной. Я думаю, что его правнук помнит деда и интересуется историей Великой Отечественной. Много ли их, интересующихся и помнящих из поколения 10 — 15-летних граждан? Хотелось бы, чтобы как можно больше, потому что память о великом прошлом России в их возрасте и есть патриотизм.