01.05.2019

Микоша (Фирсова) Джемма Сергеевна (27 декабря 1935, Самарканд — 08 мая 2012, Москва) — актриса, кинорежиссер, общественный деятель. Лауреат Государственной премии СССР (1973) и Ленинской премии (1980). Член СК СССР — СК России. Беспартийная.

Опубликовано: Сборник ВЗРЫВ (бытие и быт документального кино в конце восьмидесятых). Составители: Г. Долматовская, Г. Копалина. Изд.: Всесоюзный научно-исследовательский институт киноискусства; Москва, 1991 год; стр. 78-96. Фото: «Ликвидация аварии на Чернобыльской АЭС. Разрушенный 4-й блок». Источник: ГОСКАТАЛОГ.РФ (15300421). Благодарим Ирину Никитину за помощь в подготовке материала.

Взрыв, давший название сборнику, отнюдь не характеризует положение кинодокументалистики второй половины 80-х, он, скорее, относится к моменту пережитому обществом. Брожение умов, обнажение своих язв – старых и новых, эйфория гласности и восторг перед её глашатаями – не могли длиться долго, как не может стать постоянным взрыв...
Между тем взлёт неигрового кино начался значительно раньше, просто на него не обращали внимания. Отношение у документалистике как проводнику идеологии режима, оттолкнувшее от неё массы зрителей, увы, во многом оправдано. Но, повторяем, во все времена в потоке «паркетного» официоза существовал кинематограф, составлявший и поддерживающий непридуманную славу советского документального экрана.

Два с половиной года назад, когда я писала о фильме «Колокол Чернобыля», казалось, что всё самое страшное уже позади. Сегодня кажется, что это был не конец, в только начало. Выходят новые фильмы – и нет конца этой летописи, как не видно конца и трагическим последствиям аварии.

«Думаю, что на этой аварии закончится средневековое мышление человечества…» Эти слова произнес академик А. Воробьёв в фильме «Колокол Чернобыля».

Да, в апреле 86-го Чернобыль должен был не только потрясти, но и встряхнуть страну, заставить извлечь и усвоить страшные, но элементарные уроки.

Этого не произошло.

Уроки Чернобыля не усвоены.

Вслед за Чернобылем последовала серия катастроф, меньших по последствиям, но равнозначных Чернобылю по причинам. А раз не усвоены уроки и не устранены причины – возможно повторение и самого Чернобыля. В страшной уверенности такой возможности живут тысячи людей, и, в первую очередь те, кто пережил Чернобыль, и те, кто причастен к АЭС впрямую – эксплуатационники.

Да, за нашими сегодняшними «страстями» – национальными и продовольственными, амбициозными и мыльными мы просто «забыли» Чернобыль. – Нет, не совсем забыли – каждый день газеты и журналы печатают материалы по последствиям аварии, но всё это – как крик в пустыне, – и чувство тревоги и за то, что произошло, и за то, что может произойти, нарастает.

Почему же так долго приходит к нам прозрение, почему же так растянулось и притупилось усвоение нами уроков, смысл которых – жизнь и смерть, значение которых – быть или не быть? – Да потому, что по простейшей логике вещей катастрофа, подобная Чернобыльской, должна была привести ведомство, отвечающее за неё – за нестабильность и практическое отсутствие надёжной безопасности ректора РБМК, за гибель людей, за гибель земель – целых районов,  равных европейским государствам, – на грань поражения. У нас же – никто не ответил. На скамью подсудимых сели «стрелочники», а истинные виновники остались на своих местах – более того – возглавили комиссии по ликвидации аварии. Все или почти все остались на своих местах, и поэтому главной тенденцией в деятельности «заинтересованных» ведомств осталось средневековье» – скрыть потери и раздуть победы. И спрятать «концы в воду».

Слепцами надо быть, чтобы не понимать, что сегодня это уже самоубийственно. Но, как оказалось, мы живем среди таких слепцов, и судьба наша – да и их тоже – зависит исключительно от их слепоты. Ненадёжная зависимость! Сегодня, когда сложность технологий грозит выйти из-под контроля, а зачастую и выходит из-под него, когда от результатов такого «выхода» зависит не только жизнь и здоровье отдельных членов общества, но и всего общества в целом – его генофонд, его будущее, – любое умолчание преступно. И, тем не менее, вступив в век смертельных опасностей от того, чем мы владеем, бериевские привычки к секретности и умалчиванию грозят нам новым геноцидом – уже технократическим, ведомственным.

Фильм «Колокол Чернобыля» Минсредмаш не выпускал на экраны пять месяцев. Следующий фильм Роллана Сергиенко «Порог» держали уже семь месяцев. Почему? – Да потому, что фильм «рассекречивал» строго засекреченное – дозы, районы, населённые пункты, которые «получили» больше нормы, и, как сказано было в «запретном» предписании, выступал «против некоторых действий Правительственной комиссии, учреждений, организаций и специалистов» и (это уже прикрытие всего «пассажа») – «против государственной системы страны».

К счастью, разум возобладал, и гриф секретности был снят со всего – или почти со всего, – что оберегал штамп Минсредмаша в прессе и на экране от тех, кому этого знать «не следует» – от народа. Но вот уже гриф «секретно» снят с фильма Сергиенко, но на экране его нет…

Пронзительный, кровоточащий – фильм о тех, кто прошёл Чернобыль, кто похоронил товарищей, кто оставил свой город навсегда, кто «проснулся» в тот страшный апрельский день – проснулся к осознанию трагизма, нашего несоответствия тому, что мы сами «сотворили», той степени опасности мира, созданного нашими руками – всё более опасного, но, увы, – не более удобного – к необходимости и неизбежности предельной осведомлённости и ответственности в этом новом мире.

Герой Чернобыля Ситников А.А. (1940-1986). Источник фото: www.eacherenkova.ru.

«Я думаю, что Чернобыль – это в каком-то масштабе вся наша система…» – бывший инженер ЧАЭС, участник ликвидации аварии Владимир Шовкошитный.

«Когда я спросила, почему ты пошёл, хотя это был не твой блок и не твоя очередь», – он сказал: «Так надо было… Потому что если бы мы не сделали то, что сделали, то Украины не было бы точно, а может быть, – и пол-Европы…» – это рассказ вдовы героя Чернобыля А. Ситникова (речь идет о Ситникове Анатолии Андреевиче, заместителе главного инженера по эксплуатации I очереди ЧАЭС; — прим. ред. #МузейЦСДФ [1]).

«Такой век короткий – тридцать три года сыночку… лежал, первое время ещё шутил: «У меня возраст Иисуса Христа»… Как же он умирал тяжко… Ой, путь Бог убережёт всех этих несчастных детей, чтобы такое не повторилось…» – Это мать погибшего пожарного на Митинском кладбище.

Когда я смотрела первый раз «Колокола Чернобыля», меня неотступно преследовали жуткие фантазии Рея Бредбери. В «Пороге» один из его героев поёт песню на слова Рея Бредбери – не дай Бог им сбыться:

И ни птица, ни ива

Слезы не прольет,

Если сгинет с земли

Человеческий род…

И весна, и весна

Встретит новый рассвет,

Не заметив, что нас

Уже нет…

Да, только сегодня мы начинаем осознавать истинные масштабы происшедшего. «Страшно подумать, что если бы это была атомная бомба… Это же выброс, просто выброс…» – говорит Велихов в «Колоколе Чернобыля». Сегодня учёные рассчитали: Чернобыль – это 300 Хиросим только по долгоживущему цезию-137, выброшенному за пределы реактора. Результаты аварии фиксировали в Бразилии, Японии, на Дальнем Востоке. Так что одну «атомную войну» мы уже пережили. Не дай Бог повторения!

Горел не блок! –

Пожар – урок.

Урок жестокий,

Не дай нам Бог таких уроков.

Не дай нам Бог таких эпох…

Это стихи Владимира Шовкошитного – бывшего чернобыльца, лауреата литературной премии имени Николая Островского. В фильме много стихов и песен чернобыльцев. Видимо, трагизм пережитого требовал не только логического осмысления, но и эмоционального выражения.

Горел не блок! –

Пожар – урок.

Продукт распада

Премноголетнего вранья…

В фильме есть страшные кадры – не менее страшные, чем дышащий смертью развороченный блок. Сняли эти кадры 26 и 27 апреля 1986 года в городе Припяти кинолюбители М. Назаренко и В. Евтушенко. Женщины и дети у лотка с мороженым, свадьба с куклой на капоте машины, детские коляски на улицах и скверах города, мальчишки, гоняющие в футбол, – и рядом – милиционеры в защитных масках и с дозиметрами… Смертоносное дыхание развороченного блока осаждало на город радиоактивность, и об этом знали те, кто должен был, обязан был предупредить людей…

«Нас никто не предупреждал… И не принято было… Никто не взял на себя ответственность… А наши дети странные узоры, играя, рисовали на песке в этот день двадцать шестого… И даже на двадцать седьмое с утра… Потому что дело стало как раз о личной ответственности… И подумалось тем, кто должен был принять решение, не о наших детях, а о своём портфеле думали…»

Сколько людей, сколько детей – их здоровье, их будущее угроблено молчанием в те бесконечные сутки! Да и только ли тогда?

А ведь всего за несколько лет до аварии уважаемые медики Е.И. Чазов, Л.А. Ильин и А.К. Гуськов писали:

«Верные клятве Гиппократа, врачи не вправе скрывать от своих пациентов угрозу, нависшую над их жизнью… Человечность и милосердие определяют нашу повседневную жизнь и работу… Мы, врачи, едины со всем человечеством, и мы все вместе не должны допустить, чтобы колокол звонил хотя бы по одному народу, ставшему жертвой ядерного оружия…
Когда звучит призыв «Жизнь в опасности!», долг каждого врача сделать все возможное для его спасения…»
(Е.И. Чазов, Л.А. Ильин, А.К. Гуськов «Ядерная война: медико-биологические последствия», АПН, М., – 1989, стр.5, 6, 25).

Авторы приводят слова Б. Лауна:

«Медицинские круги, к сожалению, до сих пор отмалчиваются. Но разве у людей нашей профессии социальная ответственность возникает только тогда, когда начинает расти число жертв? Я считаю, что медики располагают исключительной способностью оказывать влияние на общество, ведь молчание свидетельствует о моральном банкротстве» (стр. 26).

Или всё это касается только атомной войны?

Ветер поднял и понёс смертельное облако над страной. Чёрный след того первого вранья лег на все прожитые нами три с половиной года. И если чернобыльская катастрофа была преступлением, то не меньшим преступлением стали те грифы «Секретно», которые чёрным следом накрыли трагедию сёл, областей, республик, судьбы людей – их горе и боль. Грифы сняты, но замалчивание и передергивание фактов осталось. Об этом фильм. И не только фильм – сотни публикаций в республиканских и центральных газетах и журналах, телевизионные сюжеты и передачи, фильмы других студий и режиссёров.

Только сегодня мы начинаем понимать всю сложность переплетения проблем, которые мы обязаны были начать решать тогда же – в апреле 1986-го. Но не начали. Ведомства и «заинтересованные лица» чёрной тучей секретности скрыли эти проблемы, боясь забот, не желая, наконец, раскошелиться. Да, у государства денег нет. Но их у него никогда и не будет, – если у человека не будет гарантий, если он знает, что его жизнь, его здоровье ничего не стоят. Рабство не рентабельно. Я поинтересовалась, – сколько стоит у нас человеческая жизнь? – до недавнего времени Аэрофлот возмещал за погибшего в катастрофе 300 рублей, теперь – 1000. Колоссальная сумма! Тот же Аэрофлот возмещает иностранцам 75 тысяч долларов за человеческую жизнь.

Сегодня последствия аварии на ЧАЭС официально оценены в 8 миллиардов рублей. Потери на Тримайл Айлен оцениваются в 130 миллиардов долларов. А там только два человека получили по 0,3 бэра. У нас же – сотни тысяч, но не по 0,3… По 0,3 у нас получила, наверное, вся Украина. Так в чём же смысл такого гигантского разрыва? – в занижении цифр затрат или в занижении самих этих затрат?

Во всяком случае, полуправда продолжает торжествовать в трагедии Чернобыля. Примеры? – вот хотя бы этот. Сколько солдат прошло через ликвидацию аварии – в самых горячих точках – «Графит – руками, топливо – руками солдат собирал…» – это слова очевидца. А знаем ли мы среди героев Чернобыля хотя бы одного солдата? Но там и железо не выдерживало. Ни об одном солдате ничего неизвестно, а ведь они тоже герои! А сколько их стало жертвами своего героизма? – тоже неизвестно! А в полную ли меру возместило им государство их героизм? – И это неизвестно.

Из обращения Совета радиобиологов страны к народным депутатам:

«Мы не новички в области радиобиологии и радиационной биофизики, поэтому прекрасно сознаём, что биологические последствия аварии на Чернобыльской АЭС неизбежно будут выявляться ещё в течение многих десятилетий…

Атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, унесли тысячи жизней не только в момент взрыва и не только тех, кто непосредственно принял первый радиационный удар, но и их потомков. Каждый японец, попавший в зону радиоактивного заражения, получил специальную карточку, дававшую ему право на первоочередное и самое квалифицированное медицинское обслуживание в течение всей его жизни.

…как же мы могли «пропустить через Чернобыль» 200-250 тысяч человек и отправить их по домам по всей стране с «липовыми» данными полученных ими доз облучения в их воинских билетах! Самое ужасное, что среди этих сотен тысяч основная масса – мальчики 18-20 лет, наши дети, будущее нашей страны.

Даже современное состояние науки даёт возможность прогнозировать человеческие трагедии в ближайшем и отдалённом будущем. Известно, что молодые гораздо более чувствительны к действиям ионизирующих излучений, чем более старшие поколения… Обширные научные исследования, выполненные еще в 60-х годах, показали, что даже при воздействии на биологические объекты доз радиации 20-25 рентген в год наблюдается столь значительные нарушения сперматогенеза, что были даны рекомендации формировать отряды космонавтов для длительных космических полётов из лиц старше 35 лет (!).

Это космос, а здесь, на Земле, в своёем «героическом порыве» мы привыкли не ценить ни своего здоровья, ни чужого, ни свою жизнь, ни чужую.

Что вы! Паники не было.

Что вы! Поверьте!

Мы ведь все, если кому-нибудь надо,

Заведомо рады,

Всегда готовы

Ко всему – и даже к смерти!..

«Авария на Чернобыле высветила чудесные качества советских людей: ответственность, порядочность, мужество, самоотверженность, благородство, щедрость души, чуткость, готовность прийти на помощь, выполнить до конца свой служебный и гражданский долг…» – это из первого фильма об аварии – «Чернобыль. Хроника трудных недель».

Годы последствий аварии высветили и другое: совершенно противоположные названным качества ведомств и «заинтересованных товарищей». «Система оказалась неподготовленной в нравственном плане», – говорит один из героев «Порога» А. Хараш. – Что такое неготовность системы к восприятию нравственного поступка?.. Ожидание, обращенное к народу в целом – оно должно быть абсолютно чистым. Тогда и поступки будут чистыми…

Да, равнодушие Государства к человеку сегодня (пусть Государство представлено действиями ведомств и министерств) – обернётся равнодушием человека к Государству завтра. Непорядочность ведомств по отношению к человеку сегодня – обернётся непорядочностью человека по отношению к государству завтра, потому что ведомства для него являются олицетворением Государства. Взаимосвязь точная и непреложная.

Сегодня под циничным клеймом «радиофобии» живут в «грязных» районах тысячи людей (и детей!) – болеют, умирают, взывают о помощи. Уже целая республика через свою академию наук обратилась в Правительственную комиссию по ликвидации аварии на ЧАЭС с требованием отменить увеличенный в десять раз порог «безопасной» радиации в концепции «35 бэр за 70 лет». Ответ так и не был получен АН БССР. Вместо этого  – давление на Первый съезд радиобиологов страны со стороны академика Ильина – принять концепцию! 

Л.А. Ильин – вице-президент АН СССР, академик:

«35 бэр – не опасный уровень, а уровень, с которого должны начинать принимать решения… Известно, что эффективность воздействия, мгновенность облучения во много раз сильнее воздействия длительного». (Из выступления на открытом слушании медицинских проблем последствий аварии на ЧАЭС в подкомиссиях по экологии и здравоохранения Верховного Совета СССР 19 октября 1989 г.)

Е.Б. Бурлакова, председатель Научного совета АН СССР по проблемам радиобиологии, доктор биологических наук, профессор:

«Исходя из беспороговой концепции зависимости стохастических эффектов от дозы облучения (рак, наследственные изменения и др.), говорить о безопасном для жизни населения пределе доз некорректно… Полученные за последние годы экспериментальные данные, а также результаты некоторых медицинских наблюдений на загрязненных территориях после аварии на ЧАЭС не всегда могут быть объяснены на основе наших сегодняшних значений зависимостей доза-эффект. Это может быть связано с тем, что или неправильно были определены дозы облучения, или эффекты, хотя и связанные с аварией на ЧАЭС, – не только радиационного происхождения, или что мы имеем дело с некими неизвестными нам закономерностями, которые требуют тщательного изучения…» (Из служебной записки в Президиум Академии наук СССР 05.09.1989 г.)

Э.Д. Стернгласс:

«До исследований Петкау, Стакке и Скотта не имелось никакой предварительной информации о действии радиации малой интенсивности. Эти исследования показали, что чувствительность к дозе подчиняется логарифмическому или дробно-степенному закону, т.е. чувствительность увеличивается значительно быстрее при малых дозах, чем при больших.
Установив, что длительное воздействие радиации оказывает более разрушительное действие на мембраны клетки, чем гены живых клеток, следует полностью пересмотреть укоренившееся мнение относительно типа и величины воздействия радиации на здоровье человека, который подвергался облучениям малым количеством радиации в течение продолжительного времени.
Наиболее важно, что многие заболевания, которые никогда ранее не связывались с уровнем радиации, например, инфекционные (грипп, пневмония), а также хронические заболевания (эмфизема, болезни сердца, заболевания почек и паралич) в действительности существенно зависят даже от малых доз облучения». («Химия и окружающая среда», 1987 г., глава «Радиоактивность»).

После опубликования в 1987 году работы под названием «Американо-японская переоценка дозиметрии ИИ при атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Заключительный доклад» стало ясно, что хибакуси – выжившие после атомных бомбардировок японцы – получили дозы значительно меньшие, чем считалось ранее, из чего последовал вывод, что риск раковых заболеваний от малых доз радиации выше, чем это считалось раньше – по мнению некоторых специалистов – для взрослых в 2-3 раза, для детей – в 5-6 раз.

Что же – академик Ильин не знает всего этого? Знает, не может не знать. В той же книжке 1984 года он писал:

«…уместно напомнить, что в соответствии с гипотезой о беспороговом действии ионизирующих излучений риск развития отдалённых радиологических последствий может проявляться при действии сколь угодно малых доз…» (стр.84).

А вот как Л.А. Ильин обосновывает сегодня свою концепцию, которую он так героически защищает:

«Вопросы переселения сотен деревень – это сложная акция, нарушение привычного образа жизни, когда люди будут лишены привычного комфорта» (Из выступления 19 октября).

Хотелось бы спросить уважаемого академика, – какого комфорта лишаются люди? Невозможности пить молоко от своей коровы, есть яблоки из своего сада, есть картошку из своего огорода? Гиподинамии детей, которых не выпускают из дома, потому что все вокруг «грязное»? Железодефицитной анемии у взрослых и детей? – Наверное, единственно логичная концепция белорусских учёных:

«Если человек не может питаться тем, что он производит на своей земле, – он должен быть переселён...»

И действительно – получается что-то дикое, противоестественное: крестьянин не может питаться тем, что он производит, и научно признано необходимым завозить ему чистые продукты, – но он продолжает производить грязные – в противном случае его жизнь и работа бессмысленны – и эти грязные продукты развозятся по всей стране. Так, только в первом квартале 1989 года государство закупило у трех республик – УССР, БССР, РСФСР 40,96 тысяч тонн молока, содержащего радионуклиды выше дозволенного уровня (из 935,8 тысяч тонн всего закупленного молока). Это – из «Приложения» к «Справке» от 25 мая 1989 г., подписанной заместителем начальника Главного управления научно-исследовательских и экспериментальных учреждений Госаргопрома СССР А.П. Павловым. В «Справке» есть, например, и такой пункт:

«Всё зерно, полученное в 1988 году на загрязнеённой территории БССР, полностью использовано на продовольственные и фуражные цели».

Госаргопром может возразить: «это капля в море, она незначительна и никак не скажется на здоровье народа». Так ли это? – На здоровье «народа», как мы привыкли выражаться, в целом, может быть, это и не так уж скажется, но для здоровья конкретных людей может стать тем роковым пусковым механизмом для самых тяжких заболеваний – ведь это тысячи тонн!

«Документы и распоряжения с грифом «СС» (совершенно секретно) шли из Главного управления по производству и переработке продукции животноводства, из управления ветеринарии, Госаргопрома Нечернозёмной зоны РСФСР. Рекомендации по переработке и использованию – из Минздрава СССР, подписанные главным санитарным врачом А. Зинченко…

«Первую партию этого мяса нам привезли летом 1988 года. Отправитель – Клинцевский район Брянской области, часть которой, как известно, подвергалась влиянию чернобыльской катастрофы, – говорит директор мясокомбината в г. Архангельске Валентина Борисовна Финкель… – Но куда было деться? Рабочие всё знали. Им доплачивали 25% за риск к зарплате… Грузчиков не информировали – опасались слухов. Когда же они сбежали, на разгрузку позвали военных… Первым заболели обвальщицы мяса А.В. Зуева, Е.А. Жданова, В.С. Портнова…» (Из приложения к газете «Советская торговля» – «В защиту прав потребителя» – июнь 1989 г., № 8).

Что же – и этого не знает академик Ильин? – Знает, не может не знать. Вот его ответ на концепцию белорусских учёных:

«Белорусы предлагают 7 бэр за жизнь. Значит, мы должны включить тех, кто получил уже 15-18 бэр. Значит, необходимо будет переселить более 1 миллиона человек… Та доза не от хорошей жизни…» (Из выступления 19 октября).

Ответ ясен и недвусмысленнен. Только расчёты двусмысленны, если не сказать преступны. Украинские учёные подсчитали, что переселение потребует меньших затрат, чем идут на дезактивацию (1 млн. рублей в день), и уже через 2-3 года люди, переселённые на чистые территории, будут давать чистую продукцию – и в больших размерах. Никто пока ещё не подсчитал, во что может обойтись стране проживание людей на этих грязных территориях и производство ими – для нас с вами – грязной сельхозпродукции. Но можно сказать точно – что консервация этой ситуации, экономия сегодня завтра обернётся десятикратными затратами – и в рублях, и в здоровье общества.

В фильме «Колокол Чернобыля» один из его героев, Ляхов сказал: «Государство не даст пропасть…»

Но между человеком и государством каменной стеной встали ведомства, и государство в их лице «даёт пропасть» – не давая людям справок, не оформляя пенсий, ставя неверные диагнозы, занижая дозы, скрывая истинное положение вещей… А не боятся ведомства, что во втором Чернобыле героев уже не будет? – не пойдут! Недавно один чиновник даже похвастался (на том же съезде радиобиологов): вот вы, мол, боретесь за снижение пороговых доз, а мы государству на этих повышенных дозах сэкономили 1 млрд. 800 млн. рублей. Он, очевидно, даже не понял, что сказал: сэкономили на «грязных» землях, на грязной продукции, которую нельзя ни производить, ни есть. Вот она – обратная сторона нашей экономии «на всем». И, в первую очередь, на безопасности. Возможный результат такой «экономии» – «эпидемия» онкозаболеваний. Что, и тогда будем ставить «не те» диагнозы? Или занижать цифры?

Наверное, по этим именно причинам «держали» ведомства и фильм режиссёра Г. Шкляревского «Мо-кро-фон!»

«У нас раньше заболеваемость горла и полости рта, опухолей вообще не была. А за эти два года – 26 случаев. Заболевания кожи у нас наблюдались единичные, – а за эти два года – 22 случая. (Даже если, возможно, радиация здесь – «триггер», «пусковой механизм». – Д.Ф.) И это в основном у людей, которые связаны с землей – у механизаторов…» – свидетельствует медицинская сестра Наталья Сыч.

Радиофобия?

«Отправили меня с дочкой в Киев… Нас обследовали, я спросила: «Что это такое, скажите мне результат».  – «Не для вас». А для кого же?» – это рассказ одной из матерей из Народнического района.

Радиофобия?

А вот и обмеры – прямо в кадре. – Ивсевчук Виктор Николаевич, старший агрохимик-радиобиолог Народнического дозиметрического пункта: «Сейчас на этой территории имеется 2360 микрорентген в час. Вот там – у крыльца – имеется 2640 микрорентген в час…»

Радиофобия?

«Когда военные приезжали, я попросила, чтобы промерили мою усадьбу… И моя дочка приезжала ко мне в гости, и стояла во дворе с ребёнком, а они говорят ей: уезжай, говорят, дочка, скорее, жалко ребенка…»

Радиофобия?

Если всё это радиофобия – не провести ли семьям наших уважаемых академиков Ильина, Чазова, Израэля, Александрова лето на прекрасной природе в Народническом районе Житомирской области – вместе с детьми и внуками?

«Считаем своим долгом высказать свои впечатления от посещения Народнического района.

Страшен крик молодой женщины: «Хочу жить, я еще молода!». Болью в сердце отзывается: «Умирают дети! Помогите!»

Ещё страшнее слёзы врача, рассказывающего о четырёх ребятах, получивших дозу от 50 до 1000 рентген по радиоактивному йоду на щитовидную железу, о людях, у которых не наблюдаются обычные аппендициты, а их  брюшные полости полны гноя.

Перед глазами стоит женщина, отчаянно кричащая: «Я – хлебороб, дайте мне работу. Мои руки тянутся к земле, мои дети умирают». Страшно, когда плачут мужчины. Плач и стон на этих землях. А усталые, отчаявшиеся глаза мужественных людей – заместителя председателя облисполкома и первого секретаря райкома партии, которые едины в таком страшном горе со своим народом, но бессильны помочь ему по независящим от них обстоятельствам.

Обстановка в социальном плане «взрывоопасная», и только это два мужественных человека пока удерживают народ от волнений благодаря доверию народа к ним. Население едино в требовании: «Прав на жизнь! Требуем отделения!»

Руководители Минздрава УССР, «официальная медицина», представители Агропрома потеряли доверие населения. Их называют негодяями, преступниками… Тем более, что большинство медицинских мероприятий, связанных с терапией населения, проживающего в зонных жесткого контроля, существуют только на бумаге…»

Это впечатление не «чересчур эмоциональных» журналистов и кинематографистов. Это впечатление учёных – представителей Научного совета АН СССР по проблемам радиобиологии. Помимо устойчивых научных рекомендаций по изменению вопиющей ситуации в письме Совета на имя заместителя председателя комиссии по экологии Верховного Совета депутата А.В. Яблокова есть и такие строчки: «Преступно запрещение публикации статистических данных о заболеваемости у детей и взрослого населения…» Их рекомендации: «Срочно принять меры к выселению населения в чистые районы…» Их просьба: «Просим приложить все усилия, чтобы помочь людям, попавшим в беду не по своей воле, дать им нормальные условия жизни, от чего зависит судьба их детей, судьба молодых…» «С отчаянием и надеждой» – эта фраза предваряет подписи ученых.

Радиобиологи АН СССР, Научный совет по радиобиологии не только поддерживают белорусских и украинских ученых, но и бескомпромиссно борются с концепциями академика Ильина.

Впрочем, что такое радиофобия? Реальна ли она? – Да, реальна, – как любой массовый психоз, возникающий в ситуациях экстремальной опасности и минимальной информации. Но сегодня, умалчивая истинное положение вещей, списывая на радиофобию и то, что, что таковым не является, – боясь ли паники, не желая ли платить действительно заболевшим людям, боясь ли личной ответственности, ведомства посеяли на территориях Украины и Белоруссии поистине взрывоопасную ситуацию, усилили и увеличили количество заболеваемости населения – уже за счёт стресса от неведения и депрессии от полного наплевательства на судьбы взрослых и детей, которое, к сожалению, ощущают тысячи людей. – Инфаркты, язвы, нервные срывы – реальность там, где люди могли бы быть спокойны и здоровы. Ведь если сегодня из ста человек действительно облучены, скажем, десять (на «подозреваемых» территориях), то больны все сто,  и всех сто приходится лечить – то есть, практически мы получаем больное общество. И если у 90  процентов нет прямого воздействия радиации и не она являлась причиной, то есть прямое воздействие ситуации, нагнетаемой неведением, и заболевания ею спровоцированы. Нельзя сбрасывать со счетов и так называемые «сочетанные» факторы. И в какую же копеечку обходится сегодня государству ведомственное «умолчание» – «ложь во спасение»!

«Изменения в нервной и сердечнососудистой системах у переживших атомный взрыв зачастую не выявляли закономерной связи с дозой облучения. Однако большая их частота, равно как и некоторые изменения в мужских половых железах и отдельных биохимических показателях, характерные для всей группы переживших эту ситуацию, не кажется нам случайной. Она отражает, по-видимому, совокупность прочих неблагоприятных последствий ядерного удара для среды обитания в течение длительного времени». Это из той, «довоенной» книжки «Ядерная война: медико-биологические последствия» (стр.88).

«Позор, что министерство охраны здоровья превратилось в министерство охраны своих ведомственных тайн, скрывая от народа тайну заболеваемости и действительное экологическое состояние Украины». – Это сказал в Киеве в ноябре 1988 года будущий депутат Верховного Совета СССР Ю. Щербак, – на том самом митинге, на котором на словах одного из ораторов выключили микрофон. А слова были такие: «Гласность и демократия – это самые мудрые и дальновидные шаги, осуществлённые нашей партией за последнее время, но гласность ещё встречает сопротивление…» – Вот здесь и был выключен микрофон – как акт сопротивления. Не гласности только, не демократии только, не перестройке только – сопротивление единственной возможности сделать страшный прочес распада обратимым, а последствия трагедии – управляемыми.

«Порог» и «Мик-ро-фон!» – фильмы, сделанные в прошлые годы. Быть может, «придерживая» их выход на экраны, ведомства готовили кардинальные изменения в вопиющей ситуации последствий аварии на «грязных» территориях?

Вот последнее свидетельство: часовой фильм «Запредел», снятый киевскими режиссерами А. Владимировым и С. Случевским всего лишь за один день на одном локальном участке Народнического района. Фильм прост и безыскусен и не претендует ни на что, кроме того, чтобы быть кинодокументом, свидетельством. И свидетельство это потрясает до глубины души.

«…В первые дни, когда было обследование детей, я сидела на аппарате, который называется ГВМ, и видела все дозы. То был кошмар!.. И нам тогда сказали: все эти копии, которые вы пишете, уничтожьте, чтобы ни одна копия не вышла за предел этой комнаты…» – Свидетельство медсестры Народнической больницы.

– То есть, другими словами, вы целый год ничего не делали?

– Два года, два года! (Хор голосов).

– Вы два года ничего не знали, никто не принимал никаких мер?

– Кровь брали, но результатов не давали… – из разговора с главврачом больницы.

«Из обследованных пяти тысяч детей по йоду: от 0 до 30 рад – 1478 детей, от 30 до 75 рад – 1177, от 75 до 200 рад – 862, от 200 до 500 – 574, от 500 и выше – 467 детей. Это только на щитовидку… Эти цифры мы получили спустя почти два года». – Свидетельство заведующего хирургическим отделением А.Б. Коржановского.

«Надо же такому случиться, что мы не защитили йодом детей из-за отсутствия информации в первые дни… Йод так и не дали. Мы закрываем всю информацию – опять будут неверные данные…» – Свидетельство инфекциониста больницы.

Л.А. Ильин: «Более 5,4 миллионов жителей получили йодную профилактику…»

А.И. Кондрусев, старший санитарный врач Минздрава СССР: «Практически йодная профилактика даже для детей не была проведена ни на Украине, ни и Белоруссии…»

Л. Романенко, министр здравоохранения УССР: «Шесть тысяч детей получили нагрузку на щитовидку, превышающую норму в 200 и более раз…» (Из выступлений 19 октября).

В то время, когда в соседней Польше проводилась массовая йодная профилактика детей, у нас – боялись паники, у нас – прятали дозиметры под замок (приборы, которых и без того катастрофически мало) в Киеве и других городах – это по свидетельству очевидцев.

Кто ответит за здоровье, за жизни детей, кто ответит за самое страшное преступление перед человеком – умалчивание истинного положения вещей, когда правда и только правда может спасти, свести к минимуму бессмысленные, ничем не оправданные жертвы?

Кто ответит за три с половиной года проживания людей (и детей!) в «пятнах» этих трехсот Хиросим?

«Особенно меня возмущают разговоры о так называемом отселении, которое будет происходить на протяжении 4-х лет. Я считаю это просто кощунственным заявлением…» – это слова первого секретаря райкома партии В.С. Бутько.

Мы пережили уже одну «атомную войну», и должны ответить за это не только истинные (а не подставные) виновники случившегося, но и те, кто сделал всё, чтобы мы забыли, что произошло, те, из-за кого болеют наши дети, умирают люди, умалчиваются истинные масштабы бедствия. Ибо только точное знание ситуации может спасти здоровье людей, уберечь от нелепых, бессмысленных жертв, исключить всякую возможность повторения.

Недавно пятьдесят народных депутатов СССР обратились к Генеральному прокурору СССР Сухареву с требованием привлечь к судебной ответственности тех, кто скрывал и  скрывает данные по аварии на Чернобыльской АЭС с её последствиями и не принял должных мер.

Комиссии Верховного Совета СССР всерьёз взялись за то, что тщательно оберегалось от внимания общественности в течение более трёх лет. Уже проведены два открытых слушания – одни из них было посвящено катастрофе на Южном Урале 29 сентября 1957 года и её последствиям, второе – медико-биологическим и социальным последствиям аварии на ЧАЭС. Много горького услышали депутаты.

Первый секретарь Полесского райкома партии:

«У 40% детей наблюдается увеличение щитовидной железы».

«По двенадцати населенным пунктам Полесья молоко можно приравнять к жидким радиоактивным отходам».

«В Полесском получается минимум 43 бэра за жизнь…»

«В поселке Полесское цезия — 137 – 40 кюри на квадратный километр (15 Ки/км2 – это граница тридцатикилометровой зоны). На следующий день – 29 октября мне позвонили друзья из Чернобыля, сказали, что по требованию Правительственной комиссии Догужиева дозиметристы «Комбината» «просчитали» Полесское – замеры дали местами от 140 Ки/км2 до 170 Ки/км2. (– Д.Ф.).

А.И. Потапов, министр здравоохранения РСФСР: «На Брянщине наблюдается изменение иммунного статуса».

В. Улащик, министр здравоохранения Белорусской ССР: «У нас наблюдается утяжеление некоторых показателей по щитовидке…» «В нескольких районах отмечается тенденция увеличения детской смертности, например, в Краснопольском…»

А. Романенко, министр здравоохранения УССР: «После профилактики здоровыми признаны 50% взрослых и детей». «За последние пять лет прослеживается существенный рост преждевременных родов и анемия беременных…» «Население не получает помощи в питании».

Кондрусев, главный санитарный врач Минздрава СССР: «Наблюдается снижение рождаемости в двадцати районах от 3 до 40%...»

Снижение рождаемости? – так это «связано с миграцией населения». Повышение показателей смертности? – а это связано со «старением населения». Увеличение заболеваемости? – связано с «возросшей выявляемостью»… На все тревожные вопросы у академика Ильина есть «здравые» объяснения. Или что стоит за некоторыми его заявлениями? – например, таким: «Проведена огромная работа по запретам потребления молока, фруктов, овощей в загрязненных районах…» Хотелось бы спросить: а проведена ли такая же «огромная работа» по обеспечению людей этими продуктами? Впрочем, академик ответил на этот вопрос: «Мы – учёные, – наша задача – отвечать за разработку рекомендаций… Мы разрабатываем рекомендации по мероприятиям, а на местах они не выполняются. Эти несчастные дети не получают сбалансированного питания…»

Значит, разрабатываются заведомо невыполнимые рекомендации – и, по многим параметрам, не имеющие ничего общего с реальной ситуацией проживания людей на этих территориях, а значит – «подогнанные» под заданный результат. Именно – заданный, потому что сегодня ещё рано судить о последствиях для людей проживания на грязных территориях – японский исследователь Итсузо Шигешатсу в своей монографии «Рак у переживших атомный взрыв», выпущенной в недобром 1986 году, писал, что пик заболеваемости только по острой лейкемии прослеживался на пятом-седьмом году облучения, а возникновение опухолей – лишь через пятнадцать-двадцать лет.

Об этом прекрасно знает Л.А. Ильин. В той же книге («Ядерная война»), но вышедшей на два года ранее, он писал: «Возникновение лейкоза происходит в основном в срок 5-10 лет после облучения, более закономерно при дозах 10-200 рад…» (стр.85). А вот выдержка из издания 1984 года: «Многие эффекты имеют длительный латентный период. И, таким образом, сделать общее окончательное заключение обо всех возможных отдалённых последствиях атомных взрывов большой мощности в настоящее время ещё нельзя. Проявления действия этих факторов охватывают более продолжительный период – практически до конца жизни человека» (стр.161).

Впрочем, надо признать, что 19 декабря ученые, приглашённые на слушание, с изумление услышали от министров здравоохранение и от самого Ильина много из того, что совсем недавно ими не принималось или отрицалось. И среди целого ряда «уступок» прозвучала и такая фраза Ильина: «Чернобыль – это порождение нашей системы». Надо отдать должное, что прозвучала в выступлении Ильина и вполне справедливая нотка: «Это государственное преступление, – сказал он, – что до сих пор не выселены поселки Ломачи, Шевченково, Ясени, по которым давно уже принято решение об их выселении». А ведь и верно – почему они не выселены?

Да, ведомства отступают, но не сдаются. А пора бы уже сказать всю правду – и государству это обошлось бы дешевле, и людям – надежнее, и себе – спокойнее. Утаить сегодня уже ничего невозможно – можно только затянуть время, и тогда это может стать смертельно опасным не только для нас, но и для них, чиновников, их детей и внуков. – Второго Чернобыля нам не пережить. Пора бы уже задуматься над этим – и покаяться.

В решении Первого Всесоюзного радиобиологического съезда было записано: «Съезд отмечает, что правительство СССР явно недооценивает сложность радиационной обстановки в стране…»

Люди должны знать, что они не одни, что их боль отзывается болью и в Киеве, и в Минске, и в Москве, что в их борьбе незримо для них участвуют сотни тысяч людей, и среди них – веский, доказательный голос учёных, не согласных с «официальным» концепциями ведомств. Это привело к тому, что сами представители ведомств вынуждены сегодня не только менять тон и формулировки, но и саму сущность своих концепций, и, наконец, к тому, что уже Верховный Совет Белорусской ССР принял решение об отселении людей с «грязных» земель – более 500 сел, начиная с будущего года. И уже строятся дома и посёлки для будущих переселенцев. Да, это программа за три года обойдётся в 11 миллиардов рублей – но это будет реальная цена наших ошибок и ведомственных преступлений. (Вспомните 130 миллиардов, истраченных на ликвидацию аварии на Тримайл Айленд  – без пострадавших и массовых переселений).

Лёд тронулся. И не надо забывать, что первыми забили тревогу журналисты, а первыми показали и доказали истинное положение вещей – кинодокументалисты.

Уже закончены новые фильмы Г. Шкляревского и Р. Сергиенко: свидетельство обвинения набирает факты. Думаю, пора сделать серьёзное киноисследование о «Русском Чернобыле» – тех областях России, которые оказались в зоне радиоактивного следа – Брянской, Тульской, Курской, Орловской, о трагедии на Южном Урале. Многострадальная Россия, потерявшая территории, равные Франции, в разгуле гигантомании Минводхоза и министерства мелиорации, вновь сжимается – как шагреневая кожа – и вновь оказывается самой безответной, самой «умалчиваемой», самой беззащитной.

Мы сегодня уже пережили одну «атомную войну». От самих себя.

Сегодня, как это ни парадоксально, главная опасность уже переместилась с аспекта военных конфликтов (хотя и они не исключены) на аспект «мирных» катастроф – не менее страшных и разрушительных, чем военные.

Чернобыль был предупреждением о неизбежной необходимости осведомлённости и ответственности. Гласность и перестройка – не случайные субъективные прихоти, а важнейшая необходимость, единственное, что может обеспечить нам ВЫЖИВАНИЕ.

И ещё одно, что необходимо понять, пока ещё не поздно: мы создали мир сложнейших технологий, громоздких и одновременно хрупких конструкций, жизненно взаимосвязанных структур, мир, в котором конфронтация и вражда уже невозможны – они самоубийственны, так же самоубийственны, как административно-командный произвол. И сегодня невозможна даже обычная война в Европе или Америке, напичканных атомными электростанциями, так же сегодня невозможны никакие бурные общественные катаклизмы в стране, чей жизненных цикл связан с множеством атомных реакторов. Невозможен саботаж на железнодорожных артериях – потому что он неизбежно приведёт к резкому падению уровня жизни в районах или общественных группах, которые таким образом думают «оказать давление», невозможно даже собственными силами справиться со стихийным бедствием – в условиях современных городов и современных технологий. Человек создал катастрофически опасную среду, в которой он должен быть крайне осторожен и лоялен ко всему, с чем он волею судеб оказался связан. Любое «размыкание» существующих жизненных связей и циклов способно привести к глобальной социальной катастрофе, и, как результат, к гибели.

________________________________
1.  Ситников Анатолий Андреевич (родился в с. Воскресенка Спасского района Приморского края 21 января 1940 года в семье военнослужащего). Поэтому после окончания школы в 1957 году поступил на кораблестроительный факультет Дальневосточного политехнического института в г. Владивостоке. Инженерного опыта набирался, работая в проектном институте г. Владивостока. В 1963 году, после окончания ДВПИ, устроился на работу по специальности на судостроительный завод имени Ленинского комсомола в г. Комсомольск-на-Амуре.
С начала 1970-х годов Анатолий Андреевич интересуется атомной энергетикой. Когда стало известно, что требуются специалисты на новую атомную электростанцию в г. Припяти – пишет заявление о переводе.  Для зачисления в штат АЭС ему пришлось сдавать квалификационные экзамены. Он принимал участие в возведении первых блоков  при строительстве ЧАЭС.
С мая 1975 года переезжает с семьей в г. Припять и поступает на ЧАЭС на должность заместителя начальника смены реакторно-турбинного цеха. За время работы на ЧАЭС занимает должности начальник смены реакторного цеха, заместителя начальника смены станции. С 1980 года – заместитель начальника реакторного цеха, а с  февраля 1982 года – начальник реакторного цеха. С июля 1985 года и на момент аварии занимает должность  заместителя главного инженера по эксплуатации I очереди ЧАЭС. 
Анатолий Андреевич и еще 27 работников ЧАЭС были похоронены на Митинском кладбище в Москве.
Жена Ситникова - Эльвира Петровна еще 2 года продолжала работать вахтовым методом на ЧАЭС, участвуя в ликвидации последствий аварии.