Беседа главного редактора сайта #МузейЦСДФ Алексея Голубева и режиссёра Дины Мусатовой состоялась в ноябре 2018 года. Благодарим Е. В. Бойкову (литературное редактирование) за помощь в подготовке материала.
Дина Мусатова — режиссер документального фильма «Три Андрея» (1966; ЦСДФ; оператор: А. Кочетков), снятого по заказу Центрального телевидения СССР. Фильм, рассказывающий об Андрее Рублеве, Андрее Тарковском и Андрее Кончаловском, руководство Госкино СССР не выпустило в прокат на широкий экран. Впервые фильм был показан в начале перестройки в Доме кино во время ретроспективного показа фильмов режиссера Андрея Тарковского.
Д.М.: Мы встретились во ВГИКе в 1954 году. В то время Михаил Ильич Ромм набирал мастерскую. И мне посчастливилось попасть в эту мастерскую. Нас было только две русских студентки на курсе — Ирма Рауш и я. И Андрей (Тарковский) прозвал нас "роммовые бабы". А ещё на курсе была эстонка, поступившая по направлению, и иностранка — гречанка Марика Бейку. Знакомство с Андреем произошло быстро, и он мне чисто по-человечески очень понравился. К тому времени я была замужем, уже имела диплом актрисы и определенный стаж работы. Я была старше Андрея на 7 лет. До ВГИКа он тоже учился в другом институте.
А.Г.: Он учился на арабском отделении в Московском институте востоковедения.
Д.М.: Да учился, но не закончил. Я пришла во ВГИК с актерским дипломом. Итак, Андрей мне очень понравился, он был элегантен, аристократично себя держал. Помню, как он первым ко мне подошел и спросил: "Слушай, это твой сценарий напечатали в газете?" Я говорю: "Какой?" Оказывается, что тот сценарий, который я, как и другие абитуриенты, писала на вступительном экзамене, был напечатан в газете «ВГИКОВЕЦ». А я и не знала. Андрей мне показал газету и сказал: "Как тебя угораздило комедию написать?". Я говорю: "От отчаяния". Это действительно случайно получилось, я не собиралась никакую комедию писать. Но это отдельный рассказ. Мне было приятно, что Андрей такой внимательный, что он похвалил меня за этот сценарий. И мне сразу стало очень легко, настолько легко, что мы с ним даже рядышком сели. И как-то так пошло... Он говорит: «А какое у тебя хобби?». Я отвечаю: «Не знаю, хотела бы продолжить свои занятия фехтованием». Дело в том, что в Щепкинском училище, когда я там училась, был такой предмет — фехтование. Мне он очень нравился. А во ВГИКе фехтование было необязательным, хотя секция такая была. И Андрей говорит: "О, и я туда хочу!" И мы вдвоем поперлись на фехтование. Я так иронически говорю, потому что кроме нас там никого не было. Это были часы режиссерского факультета. Почему-то остальные студенты-режиссеры проигнорировали этот предмет. Мы пришли в секцию, сидим и думаем, что же нам делать? А педагог говорит: "Ну что же, попробуем вас вдвоем. Хотя так не полагается. Надо, чтобы женщина фехтовала с женщиной, а мужчина — с мужчиной. У Вас есть опыт еще со времени учебы в театральном училище. Правда, у Тарковского такого опыта нет, но он мужчина, как бы сильнее. Давайте мы поставим вас вдвоем". Мы посмеялись и стали заниматься. И так это было увлекательно и так все легко получалось, просто очаровательно! Я вспоминаю и уверена, что Андрей тоже к этому относился, как к очень милому времяпрепровождению. И мы иногда, встречаясь в коридоре, говорили "ан гард", т.е. "к барьеру". Короче говоря, мы вместе занимались в этой секции, и делали определенные успехи. Нас даже хотели направить в Ленинград, как подающую надежду пару фехтовальщиков. Но мы отказались.
А.Г.: Что значит направить в Ленинград?
Д.М.: Мы уже участвовали в соревнованиях творческих ВУЗов. И нас оттуда хотели направить на турнир в Ленинград на дальнейшее, так сказать, повышение. Но мы не решили не ехать. И правильно сделали. Потому что по возрасту ... мы были уже, сами понимаете, гораздо старше других, а все эти люди, которые приходили после нас, это были мальчики и девочки, только что окончившие школу. Не хотелось там выглядеть "стариками". Мне было 27, Андрею меньше, но мы все равно как-то неловко себя чувствовали среди более молодых. Короче говоря, фехтование мы забросили. Но остались очень приятные, милые воспоминания об этом времени.
А.Г.: Ну а как он вел себя во время обучения?
Д.М.: Такая деталь. Нам во время учебы на курсе Ромма постоянно показывали разные хорошие фильмы. И это было очень интересно. Мы понимали, что многие из этих фильмов мы не увидим нигде. В большой аудитории всегда набивалась масса народа. Андрюша часто садился рядом со мной, и это было невыносимо. Объясню: идет кино, я смотрю как заинтересованный зритель, со всей отдачей, со всеми переживаниями и так далее... А он сидит и бубнит: "Так, двойная экспозиция, наплыв... ага", и всё время анализирует подоплёку кадров на экране. Я спрашиваю: "Как ты это можешь?" Он говорит: "Я учусь профессии". Это меня совершенно потрясло. Я попробовала смотреть и анализировать, как он, но у меня ничего не вышло. Я все равно продолжала смотреть эмоционально. Но потом мы обменивались мнениями, что и как. Короче говоря, у нас были хорошие отношения, будто мы тысячу лет знакомы. Он приглашал меня к художникам, в какие-то подвалы. Это были неформалы, так сказать, неформальные художники. С ними было очень интересно, но я не могла часто туда с ним ходить, потому что у меня был дом, был муж, которого я обожала. Это был король — безумно талантливый режиссер, фронтовик от первого до самого последнего дня войны — до разгрома Японии. Этого человека звали Семен Туманов-Цейтлин, с ним я прожила 27 лет. Он, к сожалению, рано ушел от нас. Очень талантливый был человек, но это уже отдельный рассказ. Здесь я хочу сказать, что тогда моя основная жизнь проходила дома. А во ВГИКе я просто получала образование, осваивала профессию режиссера.
А.Г.: Скажите, Андрей делился с Вами впечатлениями от прочитанных книг? Какие у него были пристрастия в области литературы, живописи?
Д.М.: Конечно, это все было. Он был, что называется, мой человек. Как известно, у нас на курсе учился Шукшин. С ним я никогда не дружила. Хотя понимала, что он талантливый. И снимала даже его. Но с Андреем мне было очень легко, очень славно. И никто не предполагал, что со временем он станет великим Тарковским. Никто не знал, естественно, тогда... На первом курсе у Андрюши были неважные оценки. Чуть ли не тройка была по режиссуре, потому что он начал экспериментировать, начал снимать что-то невразумительное о каком-то пьянице-забулдыге.
А.Г.: Это было документальное кино?
Д.М.: Нет, Андрей работал с каким-то актером. Ведь мы же учились на режиссеров игрового кино. И он в этой работе что-то намудрил. Тогда он еще не был тем Андреем Тарковским, которым потом стал. Но уже сейчас, прожив жизнь, я понимаю... и, возможно, до конца не понимаю, каким разносторонние одаренным был этот человек с самого начала. Во-первых, он все время искал, настойчиво и искренне это делал. Хочу сказать, что для своего возраста он был безумно одаренным актером, первое впечатление от него — мальчишка, задорный, хулиганистый, дальше — пижон, всегда очень модно одетый... очень! И как он умудрялся доставать такие модные вещи, до сих пор не понимаю. Помню его аристократичность и то, что при этом он умел поставить на место кого угодно. Потом он стал играть разные роли в учебных фильмах и постановках. Как будущие режиссеры, мы изучали основы актерского мастерства, Мы разыгрывали этюды, сцены, учились их снимать, ну и так далее, сами понимаете... И во всех этих ипостасях Андрей проявлял себя удивительно. Меня потрясло, как он, практически мальчишка, играл возрастные роли. Помню, я ставила отрывок из "Войны и мира". Княжну Марью играла Ариадна Шенгелая с актерского курса. Андрей же предстал в роли старого князя Болконского и делал это потрясающе. Без грима, без костюма. Без ничего. Он абсолютно попадал в эту роль — старого князя. Все были потрясены. Как? А вот так! Дальше уже я снимала его для своей учебной работы по Грэму Грину "Тихий американец", он играл журналиста Фаулера, тоже возрастная роль...
А.Г.: Курсовая работа?
Д.М.: Да. Это была уже съемка. Синхронная. И я сохранила эту пленку, потому что он играл потрясающе. Опять же, вот этот мальчишка на глазах преображался в мудрого, хитрого персонажа, сами понимаете, что такое Фаулер. Это меня поражало, потому что я не понимала, как он это делает.
Кстати, однажды кто-то из наших ребят снимал Андрея и меня в одной работе. По Чехову, название забыла. И там тоже у нас были возрастные роли. Со мной все ясно. На тот момент я была старше многих, понятно, кроме того, я еще и профессиональная актриса. А он — мальчишка, опять же был совершенно иной, в роли полностью преображался. Вот это меня всегда поражало в нем.
А.Г.: Сделаем небольшое отступление. Вашим наставником и учителем был Михаил Ромм. Какие черты его характера запомнились Вам?
Д.М.: Мы все его обожали. «Боготворили». Все, что он нам говорил — было потрясающим. И ни одной лекции он никогда не пропустил за всю нашу учебу. Если он уезжал, скажем, в Америку, и пропускал какую-то лекцию, то потом обязательно к ней возвращался.
Это был мастер в смысле учебы (преподавания) совершенно немыслимый. Что же касается его пристрастий, хочу сказать следующее: он не делал никаких различий между нами и иностранцами, между мужчинами и женщинами. Все были равны. Хотя за кулисами известно было, что он буквально выхаживал Шукшина, можно сказать. Именно Ромм заставил его писать рассказы. И помогал ему всячески. Это не было исключением — он и другим людям помогал. И внимательно следил за каждым, даже после окончания института. Я помню, мы с мужем пришли на просмотр его фильма «Девять дней одного года». К тому времени я уже давно окончила ВГИК. И вот мы подошли к Михаилу Ильичу. Он посмотрел на меня и говорит: "Ну, как ни откроешь газету, все Мусатова!" А я ему в ответ: "Ваша школа Михаил Ильич".
А.Г.: По поводу Андрея Тарковского. Вы говорили, что вначале не все у него получалось в плане режиссуры. Но в конце учебы он все же смог выйти на другой, весьма высокий уровень?
Д.М.: Во время учебы мы очень много получили от Михаила Ильича и от того, что мы делали на его курсе. Я хорошо помню его слова: если на курсе есть два талантливых человека, то курс — в порядке. Безусловно, у нас на курсе было талантов больше, чем два... Хотя все обычно вспоминают только Тарковского и Шукшина. Конечно, у них волей-неволей возникали какие-то противоречия, споры… Чувствовалось, кто из сокурсников ближе к Васе, а кто — к Андрею. Лично я была абсолютно предана Андрею и не только потому, что мы много общались, просто по складу своему Тарковский был мне более близок. Кроме того, он был очень современным человеком. Его способности, его талант — все это стало чувствоваться после третьего курса, когда пошли его курсовые (и дипломная) работы, которые даже сейчас не утратили смысла и художественного значения. А когда вышло «Иваново детство» — я была в восторге от этого фильма! Нельзя было не восторгаться. И когда через несколько лет мне предложили сделать на ЦСДФ по заказу французского телевидения фильм о молодых режиссерах, я сразу сказала — Тарковский. А наш главный редактор говорит: "Там же написано о молодых режиссерах, надо хотя бы о двоих". Я моментально сообразила, что вторым героем станет Кончаловский. Дала согласие, и так на свет появился документальный фильм «Три Андрея». Героями этой кинокартины, кроме самого Тарковского, стали его соавтор по сценарию Андрей Кончаловский и великий иконописец Андрей Рублев — работа над знаменитым фильмом была тогда в самом разгаре. Каким-то образом худсовет все мои задумки утвердил, и я с большим удовольствием снимала фильм «Три Андрея». С Тарковским мы встретились как старые друзья, хотя эта встреча и состоялась после большого перерыва. Как он был, так и остался «моим человеком». И я по-прежнему была для него, как бы это сказать — «человеком его круга». Наверное, поэтому и работали мы с ним очень легко и быстро.
А.Г.: Мне кажется, что проход Тарковского по Москве, снятый Вами, невероятно выразителен. В этом проходе весь Тарковский — стремительный, нервный, мгновениями полностью погруженный в себя. Но одновременно с этим он то и дело с интересом разглядывает реальность вокруг себя, даже заглядывается на молоденьких девушек ... одним словом, подробный психологический портрет в одном проходе, который длится всего-то 50 секунд.
Д.М.: В Тарковском совмещалось такое количество человеческих качеств, иногда редких и даже поразительных... Во время этих встреч я была поражена глубиной его мысли, его невероятной серьезностью. Я же помню, как во ВГИКе он наяривал в перерывах между лекциями на пианино, а студенты в этот момент веселились и танцевали, как занималась с ним фехтованием… Короче говоря, в ходе съемок «Трех Андреев» он предстал передо мной невероятно зрелым человеком и очень серьезным художником. Конечно, работая над «Андреем Рублевым», он был безумно занят и буквально вырывал время для моих съемок. Поэтому долго общаться мы, к сожалению, не могли… После его ухода я, естественно как-то подружилась с его первой женой Ирмой Рауш-Тарковской. И мы до сих пор общаемся.
А.Г.: Скажите, действительно ли в своем творчестве он был человеком абсолютно бескомпромиссным? Можно ли было его в чем-то переубедить? Или склонить к компромиссу?
Д.М.: Нет, это было совершенно исключено. Он добивался своего даже в мелочах. Казалось в этом маленьком фильме «Три Андрея» он вроде бы подчинялся мне как режиссеру, но чувствовалось, если что-то не так, то он в любой момент встанет на дыбы. Так было смешно... Однажды мы снимали у него в монтажной, я открыла шкафчик, где лежали его коробки с пленкой, и увидела на дверце, закрывающей этот шкафчик, роскошный портрет Брижит Бардо. "О, Андрей, у тебя ББ тут". Он говорит: "Да, абсолютно, вплоть до увода". Мы, конечно, посмеялись... Он очень нежно относился к женщинам, как-то очень по-рыцарски...
А.Г.: Про Тарковского говорят, что он был влюбчивым человеком. Это действительно так?
Д.М.: Да, влюбчивый. И это было очень по-тарковски, то есть красиво. Все, что он делал, было красиво. Я не идеализирую его, но тем не менее. К великому сожалению, у меня пропали пленки, которые я хранила в своем архиве. Там он играл Фаулера, и там мы вместе с ним снимались...Ничего не сохранилось по очень простой причине. Я слишком доверчивый человек. В конце 80-х годов я работала в одной из монтажных комнат ЦСДФ, где было два стола. В то время Сокуров попросился к нам на студию что-то монтировать, и ему дали второй стол в этой монтажной. Мы познакомились. И вот он говорит мне, что интересуется Тарковским и собирается о нем снять документальный фильм. А потом спрашивает, нет ли у меня каких-либо пленок студенческих времен, чтобы их скопировать и использовать в будущей картине. О чем разговор! На следующий день я привезла целый кофр, множество коробок, все, что у меня было. Положила их на полку, а когда пришла на следующий день, то там было пусто... пусто и по сей день.
Как мне рассказали, Сокуров неожиданно уехал в Ленинград и забрал не только свои коробки, но и мои.
А.Г.: Правда, через некоторое время Сокуров все-таки сделал фильм о Тарковском…
Д.М.: Я его не смотрела. Что же касается моих материалов, то Сокуров, возможно, их потерял или выбросил. Я не знаю. Бог с ним. Не хочу о нем говорить.
А.Г.: Что Вас еще поражало в Тарковском?
Д.М.: Его своеобразная детскость, искренняя, поразительная. Мальчишеская, совершенно покоряющая. Он сохранил ее даже в конце жизненного пути, когда пережил немало трагических событий, и это при его невероятной ранимости, при его чуткости. Даже не представляю, как это все можно было пережить…
А. Г.: При этом такая глубина познания мира. Это и мое ощущение, и ощущение многих студентов-киноведов, с которыми я учился. Помню, нам в первый раз показали «Зеркало». Мы ведь все разные были, разного возраста, разные биографии у всех. Кто-то из рабочей семьи, кто-то из семьи кинематографистов, но у каждого было ощущение... будто «фильм "Зеркало" делал Я». Наверное, потому что Тарковский нашел архетипы человеческой памяти. Дом в лесу — это не просто воспоминания из его детства, возникало ощущение, что в этом доме провел детство каждый из нас. Более того, его сны и детские образы казались узнаваемыми, созвучными нашим воспоминаниям…
Д.М.: Совершенно верно, Андрей в смысле психологии, в смысле погружения в душу человеческую, был немыслимо глубок.
А.Г.: Земная жизнь в воспоминаниях существует уже вне времени, в вечности где-то растворилась. Это просто поразительно. На YouTube представлены все его фильмы и фрагменты из них. И люди из разных стран на разных языках пишут, что Тарковский — это гений, это режиссер режиссеров, то, как он творил лежит за пределами понимания. И недаром Вим Вендерс посвятил свой знаменитый фильм «Небо над Берлином» в том числе и Андрею Тарковскому — «человеку, который видел ангела». Есть гениальные режиссеры, знаменитые режиссеры — Феллини, Антониони, Бергман, этот список можно продолжать… Но не покидает ощущение, что именно Тарковский пришел в наш мир с какой-то особой миссией, и в этом его отличие от других мастеров кино.
Д.М.: Вот и я считаю, что Тарковский — это явление совершенно уникальное, в котором совмещалось все — и земное и небесное. И очень больно, что так трагически он подошел к своему концу. Потому что в этом человеке столько было заложено (вздыхает).
А.Г.: При каких обстоятельствах Тарковский получил первый фильм?
Д.М.: Когда худсовет Мосфильма увидел, что материал «Иванова детства» (начинал его снимать режиссер «Мосфильма» Э. Абалов. – Прим. ред. #МузейЦСДФ), очень слабый и фильм не получается, он (худсовет) обратился к Михаилу Ильичу Ромму с просьбой посоветовать, кто бы смог сделать за очень короткий срок и за очень маленькие деньги фильм, который спасет студию. Михаил Ильич тут же ответил: Тарковский.
А.Г.: Удивительно, что Ромм рекомендовал именно его, а не Шукшина или Кончаловского, например. Видимо он уже очень хорошо чувствовал Тарковского как режиссера, как художника.
Д.М.: Конечно. Он не мог его не чувствовать. Я помню, как Михаил Ильич приехал из Америки и рассказывал нам о своих впечатлениях. Неожиданно Андрей совершенно с детской наивностью выпалил: "Михаил Ильич, а Вы там сшили этот костюм?" Ромм встрепенулся: "Да, там. А что?" Тарковский ему: "Просто костюм не совсем модный. Почему Вы не сшили его по последнему слову моды?" Михаил Ильич улыбнулся и сказал: "Человеку в моем возрасте неприлично очень модно одеваться. Надо чувствовать, в каком направлении идет мода и только".
А.Г.: Вы помните, у нас на студии работал КирВас — Кирилл Васильевич Никитин, старейший звукооператор. Так вот он рассказывал мне такую историю. Кирилл Васильевич дружил с известным художником-графиком Алексеем Шмариновым, с тем самым, который русских классиков иллюстрировал. И вот однажды на своей даче Шмаринов познакомил его с Тарковским. Андрей Арсеньевич говорит: «Вы меня, наверное, не помните, Кирилл Васильевич, а ведь я в некотором смысле Ваш ученик...». Оказалось, что в конце 1940-х годов Кирилл Васильевич вел кино-кружок в Доме пионеров. И одним из его подопечных был совсем еще юный Тарковский. В конце концов, Кирилл Васильевич вспомнил его и в разговоре со мной дал юному гению такую характеристику: «Это был худенький и очень подвижный мальчик с большими ушами. Он постоянно вертелся, сидя за столом и задавал наивные вопросы».
Д.М.: Я хорошо знала Кирилла Васильевича, но об этой истории не слышала.
А.Г.: И еще такой момент. Недавно в одном из документальных фильмов о Тарковском Бурляев и Кончаловский в один голос говорили, что Андрей был душой компании, остроумный, щедрый, веселый, но все резко изменилось, когда он женился. Новая супруга жестко и решительно оградила его от друзей.
Д.М.: Я считаю, что это была, так скажем, ошибка Андрея. С точки зрения его самого, наверное, ему так было удобно и даже комфортно жениться на этой даме (Ларисе Кизиловой). На самом же деле это было ужасно. Эта дама была не из его круга, но она умела ему угодить. И этим, собственно говоря, и взяла. До этого Андрюша был женат на Ирме (Рауш-Тарковской), и жили они очень весело. Есть деньги — хорошо, нет денег — ну и ладно. Если почитать ее воспоминания и послушать ее рассказы, многое становится понятным. И они действительно друг другу подходили по всем статьям. И все, кого я знаю, были просто потрясены, когда Андрей женился на этой женщине, на Ларисе. Она, как пиявка, вцепилась в него. И это было, как Вам сказать... мне не хочется говорить плохих слов, но, во всяком случае, с точки зрения его близких друзей — это было ужасно.
А.Г.: Говорят, что она ему уют создала домашний. Отгородила его от бытовых проблем.
Д.М.: Совершенно верно. Она избавила его от быта. И это его в какой-то степени, видимо, сломало. В том плане, что Андрей согласился на ней жениться.
А.Г.: Тот же Бурляев вспоминает, будто она внушила ему, что шумные компании, друзья — это все ему не нужно, они отвлекают его от главного дела жизни… Ты — гений, ты должен это понимать, а вся эта суета, друзья только мешают тебе творить, поэтому не надо разбрасываться".
Д.М.: Да. Я бы сказала, что это была странная пара. Но, с другой стороны, Андрей был настолько не приспособлен к быту, каким-то житейским мелочам жизненным, бытовым вещам. Видимо, он был очень благодарен ей за то, что она все это взяла на себя.
А.Г.: Известно, что Тарковского женщины воспитывали, мама и родственницы. А это накладывает свой отпечаток. Психологи считают, что такой мужчина менее самостоятелен по жизни. Кстати, в фильме «Зеркало» этот момент тоже присутствует. Там главный герой объясняет бывшей жене, почему он такой нерешительный: "Меня женщины воспитали".
Д.М.: Не знаю...
А.Г.: Хотя мать он очень любил и уважал.
Д.М.: К матери он очень хорошо относился, но отца буквально боготворил, это уж точно, потому что его стихи во многих фильмах использовал. Всегда отзывался о нем очень трогательно.
А.Г.: Это, конечно, трагедия, что отец пережил сына. Помню, в институтской газете «Путь к экрану» писали, что, когда Андрей Арсеньевич умер, во ВГИК пригласили его отца, чтобы показать ему фильм «Жертвоприношение». Он пришел на просмотр с второй женой, и кроме них в зале практически никого не было. Арсений Тарковский смотрел фильм и плакал.
Д.М.: Да, между ними была большая эмоциональная связь.
Пауза.
А.Г.: Огромное спасибо за интересный рассказ. Если Вам удастся еще что-то вспомнить, мы всегда сможем вернуться к этой теме.