ПРИКОСНОВЕНИЕ. Джемма Фирсова об уникальном педагогическом методе пианистки Артоболевской

Газета «Советская культура» от 09 сентября 1989 года.

ПРИКОСНОВЕНИЕ. Джемма Фирсова об уникальном педагогическом методе пианистки Артоболевской

17.12.2018

Джемма Фирсова

Микоша (Фирсова) Джемма Сергеевна (27 декабря 1935, Самарканд — 08 мая 2012, Москва) — актриса, кинорежиссер, общественный деятель. Лауреат Государственной премии СССР (1973) и Ленинской премии (1980). 

Опубликовано: Газета «Советская культура» от 09 сентября 1989 года. Фото: "Преподаватель ЦМШ при Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского Анна Артоболевская во время чествования по случаю 70-летия со дня рождения и 50-летия творческой деятельности. Москва,1976 год." Фото из архива автора. Материал подготовлен к публикации И. Никитиной

Анна Даниловна Артоболевская. Больше года прошло после того дня, как её не стало. Но её имя помнит каждый, кому довелось хотя бы раз встретиться с ней, соприкоснуться с её жизнью, а ею и была музыка. В нашей почте немало писем, авторы которых просят рассказать об А.Д. Артоболевской, труд которой, внешне скромный, не был  отмечен высокими званиями, наградами. Обращение к личности этого музыканта, осмысление её педагогических, человеческих принципов может стать ещё одним уроком, уроком Анны Даниловны Артоболевской.

Уже лёжа в постели, тяжелобольная Анна Даниловна Артоболевская работала – заканчивала сборник для второго года обучения малышей. Мы, её помощники, по многу раз перебирали ноты, перекладывали их, дополняя, уточняя, компонуя. Анна Даниловна исписывала десятки тетрадок своим уже деформированным почерком, записывая рекомендации для вводной части. Последние дни, боясь, что она не успеет закончить, я писала её на диктофон. Она торопилась. Она не могла уйти, не завершив сборник. Слишком много просьб шло к ней – помочь, подсказать, направить. Слишком много писем пришло в ответ на её предыдущую книгу «Первая встреча с музыкой».

«Здравствуйте, уважаемая Анна Даниловна!

Пишет вам рядовой учитель музыки из далёкого заполярного Норильска. Пользуюсь случаем выразить вам огромную благодарность за вашу книгу – бесценный труд, который поможет в работе многим поколениям педагогов-музыкантов. Несколько слов о себе: Кравченко Татьяна Васильевна, для вас, конечно, просто Таня. По специальности я теоретик. В течение восьми лет работала в детской хоровой студии при Дворце культуры. Если бы вы знали, какое мучительное чувство неудовлетворённости испытывала я с первого года совей работы! Это чувство  не давало мне покоя и постоянно подталкивало к поиску новых путей в методике преподавания фортепиано. Ваша книга стала для меня настоящим открытием. Мысли, которые рождались в моей голове, обрели, наконец, стройную последовательность, я бы даже сказала – систему. Каким добрым сердцем надо обладать, как хорошо знать психологию ребёнка, чтобы найти такие до гениальности простые подходы к нему, увлечь, заразить, околдовать, пленить его сознание и вместе с тем предоставить полную свободу действий, направить её исключительно на творчество…»

«Педагогика – это гипертрофированное материнство», – сказала Вера Горностаева на юбилее А.Д. Артоболевской 29 декабря 1985 года. «Материнство Анны Даниловны было безгранично. Поразительно её отношение к ученикам (а среди них – двадцать три лауреата всесоюзных и международных конкурсов – А. Любимов, А. Наседкин, Л. Тимофеева, С. Слонимский, Т. Федькина (Татьяна Малинина-Федькина, пианистка, автор книг «Не убивайте вундеркиндов!» (2007) и «Разговор с бедой. Размышления инвалида»(2013); — прим. ред. #МузейЦСДФ), огромное количество профессиональных музыкантов). Анна Даниловна вела дневники, записи, собирала индивидуальные «досье» на каждого из учеников – характер, склонности, этапы развития, трудности и достижения. В её архиве – целые картонные коробки этих дневников и «досье». Она мечтала написать о том, как развивался каждый из её учеников, – какой бы это был учебник истинной педагогики! Не успела… «Моя старость – это хроническое «некогда», – записала она в своём дневнике ещё в апреле 1965 года, – когда до старости было очень далеко. Её всегда было некогда. Ей всегда не хватало времени. Но хватало сердца – на всех, на каждого.

«Мой» первый» – Алёша Наседкин – моя  любовь и мучение, – писала она в дневнике. – Считаю его гениальным и благодарю Бога за то, что он послал его на моём жизненном пути».

Её трепетная любовь к ученикам, уважение к их дарованию передавались и коллегам. «Дорогая Анна Даниловна! Ваша Танечка пречудесная! – писал Генрих Нейгауз Артоболевской в 1963 году. – Вы нисколько не преувеличили. Жду вас вместе с нею на днях. Хочу знать её быт и т.д. Так всё ясно. Девочка – чудо, но чудо самое естественное. Ох, если бы все девочки были такими! Целую ваши руки. Ваш Г. Нейгауз». К этому письму прилагалось ещё маленькое дополнение:

«Характеристика. Шестилетняя Таня Федькина поразила меня, обворожила, умилила, обрадовала до крайности! Это – чудесное, редкостное дарование! Пусть Министерство культуры обратит на неё должное внимание, особенно на её здоровье!!! Я в восторге. Нар. Арт. РСФСР, д-р искусств, персональный пенсионер (кажется, всё написал)».

«Мы вскоре будем радоваться успехам Алёши. Мне передалось ваше отношение к нему как к смыслу жизни» – писал Анне Даниловне Натан Рахлин (в семь лет Алёша Наседкин исполнил концерт Гайдна с оркестром под управлением Рахлина, а в восемь лет – концерт Бетховена; все лучшие ученики Анны Даниловны прошли «школу» Рахлина).

«Моё счастье иметь дело с одарёнными учениками сопровождает меня на протяжении всех лет моей педагогической жизни – от самых первых шагов до последних», – писала она в дневнике.

Известно, какой огромный отсев в музыкальных школах. У Анны Даниловны отсева практически не было. Не было для неё и таких, которых не стоило учить музыке. Для неё не существовало детей неталантливых. «Слух поддаётся почти неограниченному развитию», – говорила она, и я была свидетелем того, как она «подбирала» «отбракованных» в ДМШ детей и через год они легко и «без подсказки» поступали в ЦМШ.

Особенно любила Анна Даниловна  «закрытых» детей – замкнутых, необщительных.

«Огни очень часто кажутся  тупыми, – говорила она, – но я убедилась на своей большой практике: чем более одарён ребёнок, тем больше он «вещь в себе», тем более он закрыт для окружающих, тем труднее «поставить диагноз». Но это не тупость, а закрытость – часто большого дарования. Природа прячет свои дары от досужих глаз».

И если не все становились у Атроболевской музыкантами, то все становились личностями.

Её «материнство» распространялось на каждого малыша, которого к ней приводили. Оно распространялось и на тех, кого она не знала, но кто был лишён прекрасного мира музыки. Она мечтала, чтобы каждые педагог вёл группу в яслях, детском саду или ЖЭКе.

«Как воспитывала ребёнка русская традиция хорового пения – в семье, в артели, в храме, в миру, – говорила она. – А сегодня всё пущено на самотёкЮ Что же из них вырастет, из наших малышей, без музыки? Без Моцарта, Бетховена, Чайковского? Всё пущено на самотёк…»

И как же она была права! Наша сегодняшняя бездуховность – не результат ли такого «самотёка» в главном, что творит личность, – в жизни души?

Человечество сегодня делится на две неравные половины – большая не знает, как «убить время», меньшей его катастрофически не хватает. Большей постоянно «скучно» и некуда себя деть, меньшей – невероятно интересно и нет времени всё успеть, всё охватить, всё исполнить. Большая – обуреваема инстинктами и ненасытными потребностями плоти, меньшая – живёт творчеством (в чём бы оно ни выражалось), удовлетворяя тем потребности духа. И неважно, как называется человек, какова его профессия, ибо это образ жизни: первые – потребители, вторые – созидатели. И от соотношения этих двух категорий в обществе – уровень и самого общества. Чем меньше в нём уровень творческого потенциала – тем беднее общество, чет оно голоднее, тем оно злее…

Истоки всего – в детстве.

Где, когда, на каком повороте «ломается» прирождённая, природой в ребёнке заложенная программа жажды познания и творчества? Не тогда ли, когда мы прагматически ориентируем наши школьные программы на «точные» полузнания, якобы более всего потребные нашему веку, лишая ребёнка истории, философии, этики, литературы, поэзии, музыки? Анна Даниловна любила повторять слова Шумана: законы нравственности и законы искусства тождественны.

В той юбилейной речи Вера Горностаева назвала метод Артоболевской «педагогикой дальних результатов» – имея в виду, что эта педагогика формирует не только музыканта, не только личность, но и само общество.

К Анне Даниловне приводили совсем крошек – трёх-четырёх лет. Она безошибочно определяла, чем одарила ребёнка природа, а что необходимо извлечь из тайников детского сознания и подсознания, как разбудить спящие возможности и ни в чём не проявившиеся таланты (и чем раньше – тем лучше). Для этого надо было прежде всего заразить ребёнка своей страстью:

«Страсть вмещает в себя и цель, которой человек стремится, и энергию её воплощения, – говорила она. – И тогда «зазвучат» для ребёнка тысячи вещей, казавшихся ему ещё вчера неинтересными. И проснётся самая сильная, самая благородная в мире жажда творчества…»

Учить музыке надо всех, считала Артоболевская, потому что нет или почти нет абсолютно неодарённых детей. Каждого ребёнка природа чем-то одарила, учить надо всех и потому, что в развитии и становлении ребёнка очень часто случается неожиданное, и трудно предсказать, как разовьются в человеке его способности. А то, что они есть в каждом, несомненно.

«В итоге моих наблюдений – за всю мою жизнь, – я убедилась, что у нас в стране неизмеримо больше талантов, чем всплывает на поверхность. Чаще они гаснут в неизвестности, так как некому поднять и вырастить первые драгоценные семена. А сколько, я уверена, гибнет нераскрытых, неразгаданных талантов…»

То, о чём писала Артоболевская, и есть тот «непроявленный», погибший творческий потенциал общества, так необходимый нам сегодня. Всюду и во всём.

Как же выявить этот нераскрытый потенциал? Как разбудить ребёнка к творчеству? Как заразить его своей страстью?

«Гореть и метаться должен человек, пока найдёт себя и сумеет передать своё звучание другим».

И ещё один рецепт был у Артоболевской: чувствовать ребёнка равным себе, равнозначным себе, а иногда, что греха таить, и выше себя – талантливее, по-детски мудрее, крупнее! «Неизвестно, кто больше должен на этом пути считать себя учеником, а кто учителем, – записала она в дневнике. – Нет ничего ужаснее самовлюблённого педагога… Ни один педагог не смеет считать, что он нашёл свой метод, который должен, по его убеждению, воспринять как определённую истину каждый его ученик. В педагогике нет ничего статичного, ни одна педагогическая находка не может стать аксиомой, пригодной для каждого ученика».

Анна Даниловна мечтала о «краткосрочных курсах для родителей» и воспитывала «своих» родителей, прививала им культуру общения, умение помочь ребёнку, быть в сотворчестве с ним: «Я говорю, что учу их обоих, и мама – такая же ученица. Ребёнку это интересно и доставляет удовольствие следить за успехами мамы». И в этом – ещё один элемент «педагогики дальнодействия»: ребёнок привыкает к мысли, что учиться нужно всю жизнь, что учиться никогда не поздно и всегда интересно. Таким образом он «программируется» к постоянному саморазвитию – всегда, всю жизнь.

Анна Даниловна была убеждена, что остаются «невостребованы» многие творческие возможности родителей:

«Моё глубокое убеждение, что мать, искренне любящая ребёнка и имеющая настоящее желание заняться собственным самообразованием, чтобы передать свой опыт ребёнку, может очень многое сделать… Вспомните, сколько больших музыкальных талантов начинали свой путь с помощью матери».

Сколько сил и энергии отдавала она «воспитанию воспитателя»! Она старалась воспитывать Учителя творчества, ваятеля творца.

«Будьте терпеливы, бойтесь отпугнуть ребёнка, – писала она. – Не секрет, что для многих, очень многих людей музыка остаётся за глухой стеной полнейшего к ней равнодушия…»

Только ли музыка? Сколько же бед от нашего «нетерпения», от нашего неумения увлечь, но умения оттолкнуть ребёнка, неумения пробудить его, но умения погасить, закрыть раз и навсегда.

Когда может произойти это «закрытие» вместо ожидаемого расцвета талантов? Артоболевская больше всего боялась не «перегрузки», а топтания на месте – недозагрузки, в результате которой ребёнок начинает уставать, отключается, теряет интерес и ритм занятий. Дети, способные, как известно, к сосредоточению внимания не более чем на 40-45 минут, сидели у неё на уроках по нескольку часов и не уставали и не хотели уходить. Как ей это удавалось?

«Меняйте элементы занятий, элементы преподносимых знаний, чтобы получилась «цепь» - как будто даже не связанных между собой (в представлении ребёнка) элементов. Все эти элементы давайте ребёнку параллельно, возвращаясь к ним в процессе занятий понемногу, пока не окажется, что они твёрдо усвоены. Потом обязательно наступит момент, когда отдельные элементы сольются в единое целое. Таковы, на мой взгляд, основные принципы «опережающей педагогики»».

«Человек может больше, чем он может, – сказала она мне как-то, когда я хотела бросить музыку. – Только надо всегда бежать впереди себя самого…»

Собирая её сборник, я спрашивала Анну Даниловну, как же всё это можно переиграть за один год?

«И не только это. – Ещё и то, что сам ребёнок захочет. Если у него нет своих желаний – дело плохо. А если есть – пусть играет, пусть пробует. Твёрдо считаю: самое большое достоинство педагога – не давить на личность ученика, не диктовать свою волю, не навязывать свою индивидуальность, не делать её и именно её образцом для подражания ученика… И играть больше, как можно больше».

«Все мои силы ушли в педагогику, – писала она в дневнике. – Я уже давно играю руками учеников…»

Одарённая природой несказанно – блистательная пианистка, поэтесса, художница – все грани своей яркой натуры собрала она воедино, сосредоточила на главном – на педагогике.

«Как дальше будет учить ребёнка? Будем ли мы его только обучать, как это делается в большинстве случаев в настоящее время? Или через обучение, а главное – через развитие его способностей, через образное мышление мы будет его воспитывать и формировать?

По-моему, главное – второе. Воспитав, мы его непременно обучим. И обучим на самом высоком уровне. Главное – не отбить у него охоту к учению, не погасить стремления к познанию нового». Это строки из одной из последних тетрадок.

Только когда её не стало, разбирая её дневники, я поняла, какой трагизм скрывался за неизменной мягкостью, приветливостью, нежностью и светлой её добротой – трагизм долгой и тяжкой жизни, полной лишений и потерь, трагизм несовершенного в полной мере, трагизм несбывшихся талантов – не на одного хватило бы её дарований, не на одну жизнь… И совершенно иначе вдруг зазвучали в памяти её слова: «Деточка, самый великий труд – доброта, самый тяжкий, который нам только ниспослан… Быть всегда добрым – труд гигантский, самый большой из известного человечеству».

Готовя эту статью, я провела с Анной Даниловной две недели, прожила их только ею – разбирая и читая её статьи, переписку, дневники, – и поняла, что прикоснулась в своей жизни к удивительной человеческой Вселенной, так щедро раскрывавшейся навстречу мне. И через это касание, через этот свет прикоснулась я и к другим вселенным, которые были частью её бытия… Генрих Густавович Нейгауз, Мария Вениаминовна Юдина, Владимир Вячеславович Пухальский, её ученики… «Трудно – Не вмещаю», – так записала она в своём дневнике. Трудно и светло.

И вновь – строки из дневника: «Очень много было задано. Меньше – дано. Но, впрочем, и дано было много. Нельзя быть несправедливой. А выполнено – ничтожно мало…»

Мало ли? Остались ученики. Остались книги. Остались рукописи. Осталась в мире её доброта, добытая тяжким трудом потерь и обретений. Осталась методика, которая ещё должна прийти к людям.

«За вашей методикой будущее. Очень жаль, что так невелик тираж вашей книги. Будет ли она переиздаваться? По моему мнению, она должна стать настольной книгой любого педагога-музыканта – вне зависимости от того, какой инструмент он преподаёт. Искренняя увлечённость личности ученик и полная свобода творчества на уроке – вот залог успеха в преодолении любых трудностей на пути юного музыканта. Но я думаю, что не всякий исполнитель и не всегда способен стать хорошим педагогом. Для этого надо иметь талант учителя, которым так щедро одарила природа вас».

Это строчки из письма Тани Кравченко – учительницы из Норильска, которая, как и я, успела стать ученицей Артоболевской.

Благословенно прикосновение Учителя к Ученику!