Камо грядеши? Размышления после исполнения органной симфонии Микаэла Таривердиева «Чернобыль»

Газета «Советская культура» от 12 января 1988 года.

Камо грядеши? Размышления после исполнения органной симфонии Микаэла Таривердиева «Чернобыль»

18.12.2018

Джемма Фирсова

Микоша (Фирсова) Джемма Сергеевна (27 декабря 1935, Самарканд — 08 мая 2012, Москва) — актриса, кинорежиссер, общественный деятель. Лауреат Государственной премии СССР (1973) и Ленинской премии (1980).

Опубликовано: Газета «Советская культура» от 12 января 1988 года.  Симфония для органа «Чернобыль» была написана композитором М. Таривердиевым (на фото) весной 1987 года. Премьера симфонии состоялась первого января 1988 года в Концертном зале Чайковского. Фото из собрания автора. Материал к публикации подготовила И. Никитина.

В первый день наступившего нового года, когда по традиции в Вене, в Золотом зале Мюзикферайна Венский филармонический оркестр под управлением К. Аббадо исполнял вальсы и польки семейства Штраусов и весь зал скандировал ритм последнего, исполненного на «бис», искрящегося жизнью «Турецкого марша» Иоганна Штрауса-отца, в Москве музыкальный год начался исполнением, зазываемым страшно и зловеще: «Чернобыль» – органной симфонии Микаэла Таривердиева.

Чернобыль и музыка? Совместимо ли? Не кощунственно?

Не оттого ли все наши «разрушения от созидания» – «несчастья от науки» – «горе от ума», что слишком далеко друг от друга разошлись точное знание, взращённая им «научно-техническая революция» и гуманистические традиции, питаемые гуманитарными знаниями? Ещё Вернадский в своей концепции Ноосферы доказал нерасторжимое единство науки и культуры, знания и морали, выводя науку за пределы её бесстрастности: «Развитие научной мысли никогда долго не идёт деструкцией или индукцией – оно должно иметь свои корни в другой, более полной поэзии и фантазии области: это или область жизни, или область искусства, или область философии».

Думаю, именно этической единицы недостаёт формальной науке – единицы столь же точной, как масса или ускорение, и предопределённой законом причинно-следственных связей. И пока наука не найдёт эту единицу – только искусство в состоянии восполнить «сердечную недостаточность» точного знания и уберечь человечество от его разрушительности.

«Всё, что может поэт, – предостеречь…» Эти слова Бенджамен Бриттен взял эпиграфом к своему «Военному реквиему».

За год до трагического события в Чернобыле в Западном Берлине впервые был исполнен первый органный концерт Таривердиева, навеянный серией картин западноберлинского художника Кристофа Нисса – «Кассандра». Кассандра древних предупреждала о возможности гибели Трои. «Кассандра» Нисса – Таривердиева предупреждала о возможности «троянского коня» энергии расщеплённого атома, так легкомысленно «внесённого» в наш общечеловеческий акрополь…

Чернобыль случился через год.

Троянцы не верили пророчествам Кассандры. Наделив её даром прорицания, Апполон отнял у людей веру в них…

Почему же для своего музыкального «предупреждения» Таривердиев избрал орган? Наверное, не потому только, что по преданию гидралос – самый первый инструмент из этого «семейства» – соорудил древнегреческий механик Ктезибий, и не потому только, что орган – словно бы тот «трубный глас», что протянулся из бесконечности прошлого к бесконечности будущего (или, может быть, всё-таки – к «судному дню»?). Но и потому, наверное, что последнее время орган стал самым популярным инструментом, а органные концерты – самыми посещаемыми.

У каждого своё «звучание» мира и своё «звучание» Чернобыля, своя степень глубины и трагизма. Для меня Чернобыль «звучит» в деструктивной, «разложившейся» ткани атональной музыки, ибо именно здесь, как нигде и никогда, «распалась связь времён» – распалась гармония. И если были когда-то на юной земле острова зарождающейся жизни – это первый остров «зарождающейся смерти», первое предупреждение. Но я могу понять композитора, когда он говорит, что не имел права создавать эту вещь непонятной для большинства слушателей. Тем более композитора, который всю свою жизнь сознательно и целеустремлённо пытался «породнить» серьёзную музыку и музыку популярную, являясь практически «крёстным отцом» третьего направления.

Таривердиев писал свой «Чернобыль» для широкой аудитории, и первые слушатели – в Челябинске и в Москве – приняли сочинение композитора овациями, последовавшими после нескольких секунд ошеломлённого молчания. Что ж, это его аудитория. Для неё он пишет, от неё ждёт внимания и признания.

М. Таривердиев вышел из камерно-вокального жанра, и это предопределяет всё, что он делает. Это предопределяет и демократизм его музыки, и её «кантиленность», и её интонации, и её формы, и средства выражения. Его слушатель знает, что он ждёт от «своего» композитора.

Впрочем, не так уж и легка для восприятия, не так уж «проста» эта вещь, в которой предпринята попытка сплавить воедино серийную, атональную музыку с элементами гармонической, ладотональной – с «плавающей», спонтанной, «в завуалированном звучании» музыкальной тканью, лишённой устойчивой тоники, где главные «каркасные крепления» – внутренние, основанные на эмоциональном состоянии. И пунктирный гармонический рисунок второй части – с опорой на модальные структуры – не так лёгок в восприятии. Предельно простая музыкальная тема второй части, возникая в пронзительных, щемящих верхних регистрах, «прорастает» в тяжёлую, сложную музыкальную ткань «плача», ужаса и крика и через пустую педальную квинту выходит в финале на обрывки фраз затерянных во Вселенной позывных – не спутника, у которого есть пославшая его планета, но планеты, у которой больше никого нет – ни человека, ни жизни, ни бога… Быть может – надежда на ещё одну попытку?

Бриттен писал, что нет такой музыкальной системы, которая гарантировала бы качество. Но каждая система является выразителем своего интуитивно-эмоционального пласта, и каждая решает свои, ей присущие задачи. Как это ни парадоксально, атональная техника – это прежде всего «живопись» внешнего мира форм со всей его дисгармонией, со всеми его диссонансами, со всем его хаосом. Там, где атональная музыка вторгается во внутренний мир, она отражает внутреннюю дисгармонию, привнесённую, порождённую внешней дисгармонией человеческого общества с его несовершенством, разобщённостью, жестокостью, войнами.

Ладотональная музыка – это прежде всего дверь в гармонию внутреннего пространства человеческого «я», которое, будучи обособленным и дискретным в каждой человеческой сущности, вместе с тем каким-то непостижимым образом – едино и протяжённо – от одного ко всем, и является тем единым «океаном», по отношению к которому внешнее «я» - всего лишь разорённые острова. Вот почему так объединяет великая музыка прошлого: она открывает единое для всех «внутреннее пространство человеческого духа». XX век нашёл свои блистательные ходы в области человеческого духа за рамками классической гармонии, в поисках гармонии третьего тысячелетия. Двухчастная форма «Чернобыля» - это «внешнее пространство» Зоны радиации, сотворённое человеческим несовершенством, и «внутреннее пространство» духа человеческого, постигающего весь трагизм разрыва между этими двумя мирами – внешним и внутренним.

Наверное то, что я пишу, – это не только музыка Микаэла Таривердиева, исполненная Гарри Гродбергом, но в огромной степени – мой собственный мир образов и ассоциации, моя боль и надежда, «мой Чернобыль», который я не всегда и не во всём слышу согласно с автором и исполнителем. Но ключом к этому миру образов стала музыка. Мне кажется, что её возможности не исчерпаны до конца – она вариантна. Но я понимаю, что музыкальная ткань так зыбка, так спонтанна, так неуловима, что только невероятное внутреннее напряжение исполнителя может удержать всё в единстве, «собрать» и «вылепить» завершённую форму.

Микаэл Таривердиев конкретен в толковании тематизма своей вещи: «В первой части («Зона») я попытался передать то оглушающее впечатление, которое произвели на меня страшные будни города. Силуэт разрушенного реактора… Дорога к станции… Строящийся саркофаг…» Это «первый ряд» осознания.

Второй также не видим, не ощутим и не уловим пятью известными нам органами чувств, как и сама убивающая мощь радиации. Но за ним – осознание трагической диалектики разрушительности созидания… Великие цивилизации всегда разрушали себя изнутри – либо в стремлении безграничной экспансии, либо в дьявольской жажде «иметь» больше, больше, ещё больше… История на своём пути ставит вехи предупреждений… И саркофаг Чернобыля – это всего лишь звено в цепи умерших царств и цивилизаций, первая из «египетских пирамид», первое предупреждение на пороге ещё не родившейся пустыни, которая всегда творит сам человек…

«Вторую часть я назвал «Qou vadis?» – «Камо грядеши?» – «Куда идёшь?» – это Чернобыль вопрошает нас».

Пронзительная поэтическая метафора английского поэта Джона Донна, ещё в 1595 году написавшего о колоколе, который «звонит по Тебе», оказалась трагическим предвидением – почти на четыреста лет вперёд. Потому что только сегодня эти слова перешли из области поэтических метафор в осязаемую область материального мира. «Колокол Чернобыля» - он звонит по каждому из нас – и живущим на земле, и ещё не родившимся…

История на своём пути ставит вехи предупреждений…

Страшная вселенская Пассакалья – похоронная поступь самой Смерти, Фатума, обрушившегося не на неразумного человека – Эдипа, Париса, Приама, но на неразумное Человечество… Опасность – в войне, опасность – в мире…

Когда я думаю, почему человек оказался в ловушке, созданной его собственными руками, я нахожу только один ответ: эволюция подвела человечество к роковой черте как к самому главному экзамену для перехода в «следующий» эволюционный класс – класс действительно «человека разумного», каковым он до сих пор только назывался. Разумными были лишь отдельные «особи» – сегодня разумным должно стать всё человеческое сообщество. И либо оно сдаст этот экзамен, либо погибнет.

Лауреат Нобелевской премии физик Илья Пригожин – один из основных «столпов» современного научного знания, – заканчивая свою книгу «Порядок из хаоса», пишет: «Мы живём в опасном и неопределённом мире, внушающем не чувство слепой уверенности, а лишь то чувство умеренной надежды, которое приписывают богу Книги Бытия:

«Двадцать шесть попыток предшествовали сотворению мира, и все они окончились неудачей. Мир человека возник из хаоса обломков, оставшихся от прежних попыток. Он слишком хрупок и рискует снова обратиться в ничто…»

Спасёт ли мир красота?


Материалы по теме