Командоры. Киноприключения оператора Сергея Кондакова

Командоры. Киноприключения оператора Сергея Кондакова


Моим главным оружием был длиннофокусник.

04.02.2016

Рассказывает Екатерина Андриканис, режиссёр, писатель, педагог.

Опубликовано: EKATERINA ANDRIKANIS·26 СЕНТЯБРЯ 2015 Г.

История этого рассказа такова. Я писала трилогию «Человек с видеокамерой». Это такая забавная инструкция для начинающих кино-видео любителей.  «Инструкция», правда, не совсем правильный термин. Потому что обычно под этим словом подразумевается «мурзилка» - в какую дырочку смотреть и на какую кнопочку нажимать. А я давала ценные указания, как придумать интересный видеосюжет и как наилучших способом осуществить придуманное. Скорее, творческое пособие, нежели технологический учебник.  Правда, издатели почему-то переименовали эту инструкцию в банальное «Homevideo». Уж не знаю, почему.

Первая часть была о том, как придумать сюжет, как его разработать, как составить план съемок и так далее. Вторая о том, как осуществить задуманное, то есть как грамотно и со знанием дела снять. Ну, а третья, как довести задуманное и снятое до совершенства, то есть о том, как смонтировать снятый материал.

И вот приступила я ко второй части этой трилогии.

Но если о работе режиссера в первой части мне было просто и легко рассказывать, то, когда дело дошло до операторских заморочек, пришлось обращаться за помощью к коллегам и друзьям. Эта книжка была придумана так: я рассказываю о том, что нужно знать и уметь начинающему видеооператору, а профессионалы рассказывают «от первого лица» о своих кино- и видеоприключениях, соответствующих тому или иному «пункту» ценных указаний.  Рассказывали они мне по-русски и по-английски.  Я вольно и в своем стиле переводила на чешский. Вот теперь делаю «обратный перевод», тем более, что конкретно этот рассказ был вообще устным.

Итак, киноприключения Сергея Кондакова.

«Я знаю точно: край земли выглядит как конец света.

 

На каменистый берег откуда-то оттуда, из непонятной туманной бесконечности медленно набегают одна за другой серые волны, поигрывают с огромными темными камнями, переворачивая их с одной стороны на другую, и никуда не деваются. Кажется, что они просто тут живут, здесь влюбляются, здесь рождаются их такие же серые дети, поигрывают с камнями, вырастают, в свою очередь влюбляются, у них тоже рождаются дети и так во веки веков.

Горизонта нет. Нет ни севера, ни востока, ни юга... Солнце навечно спряталось за низкими мрачными облаками, а тревожащие душу крики чаек только подчеркивают космическое безмолвие.  Никакой связи с внешним миром, небольшой катерок приходит в лучшем случае два раза в год, газет нет, нет и радио, мобильников тоже нет. Да, собственно, мобильники в 1975 году не существовали даже в самом буйном воображении. Представьте себе те времена! И я  - живой тому свидетель!

Этот самый край света я увидел на Командорских островах. Два крошечных кусочка суши затерялись где-то на востоке северной части Тихого океана между Россией и Америкой. 

Я заканчивал второй курс операторского факультета ВГИКа, когда на кафедре появились молодые зоологи из московского университета. Они собирались на Командорские острова изучать жизнь и обычаи полярных песцов. Их работу, так же как и предмет их наблюдений, надо было увековечить на кинопленке. Эпоха тотального видео еще не пришла, но это не имело никакого значения. Потому что это были настоящие ученые, и они точно знали, что киносъемку должен провести профессионал, хотя бы начинающий. Потому что одно дело наблюдать и записывать звериные привычки, и совсем другое – грамотно это снять.  А я, студент второго курса, напичканный определенным багажом теоретических знаний, остро нуждался в реальной практике.

Жизнь песцов не самый интересный материал для будущего кинодокументалиста. Зато я должен был наснимать 10 000 метров кинопленки. ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ метров! Для учебных работ нам выдавали 200, максимально 300 метров. Можете себе такое представить?

А действительно, давайте себе представим. Десять тысяч метров 35-миллиметровой пленки. Это пять с половиной часов киноизображения. Две трехчасовые кассеты DV CAM, или шесть кассет мини DV. Поместятся в любом кармане. Или вообще ничего не весящий диск.

Мои 10 000 метров весили 120 килограммов и были упакованы в семь специальных металлических яуфов. Яуф – это специальный круглый ящик для упаковки и переноски фильмов. Железный он потому, что когда-то кинопленка была горючей. Диаметром 40 сантиметров, высотой чуть больше полуметра, чтобы уместились 7 коробок с пленкой. А весом... Килограмм 20, не меньше. Каждая. И жутко неудобно их таскать!

В общем, я не мог отказаться от такого экзотического предложения и провел четыре с половиной месяца на краю земли в полной изоляции от цивилизованного мира на острове Медный. Там команда зоологов разделилась на две половины, каждая из которых расположилась на разных концах острова, удаленных друг от друга на расстоянии 15 километров каменистого побережья, чтобы подробно и тщательно изучить жизнь, привычки, настроения, ссоры, свары и любовные игры диких песцов. А я должен был через день перемещаться от одной базы к другой. Две пары крепких туристических ботинок я износил вдрызг, перескакивая с камня на камень 15 километров туда и 15 обратно! Зато в отличие от зоологов, которые сидели на одном месте с биноклями в руках, я видел значительно больше объектов их исследований! На моей 15-километровой трассе обитали целых три семьи песцов, жизнь которых я постоянно наблюдал своим неопытным и совсем не научным оком.

Не сказал бы, что с самого начала получал от этого всего большое удовольствие. Воротник, шубейка или песцовая шапка выглядят действительно замечательно. Живой и здоровый песец, живущий в дикой природе,  похож на облезлую, грязную, паршивую небольшую собачонку. Летом они линяют, свой роскошный мех не носят, хвосты у них как старые веники. Более того, они дурно пахнут!

 

Чтобы мои зоологи могли отличить одного песца от другого, они ловили тех, кто попадался на глаза и кого умудрялись поймать, измеряли, взвешивали, давали ему кличку, вешали на шею разноцветные ошейники и записывали все эти данные в блокноты и журналы. С того момента начиналась научная работа. Зоологи с нескрываемым энтузиазмом скакали по камням, лазили по склонам, ползали на пузе перед норами, таращили глаза на песцов и писали научные дневники. А я наблюдал за зверюшками сквозь окуляр камеры. И должен вам честно и откровенно сказать, что Фарли Моует был абсолютно прав! Помните его дивную книжку  «Never cry Wolf» по-русски говоря «Не кричи: «Волки!»? Если у животного есть имя, он становится твоим как бы знакомым. Это уже совсем не дикий и опасный зверь. Более того, кинообъектив приближает зверюшку к наблюдателю. Видишь его мордочку, даже начинаешь различать выражение его лица, понимаешь, что он собирается сделать в следующую минуту. И через какое-то время наблюдаешь за ним, как за своим домашним питомцем. За любимым котом или собакой.

Моим главным оружием был длиннофокусник. Песцы – дикие звери, не подпускают к себе человека. Но в «перечне моих профессиональных обязанностей» было зафиксировать их, так сказать, «частную жизнь»: как они между собой общаются, как ссорятся и мирятся. Как организуют свою «семейную жизнь», как воспитывают потомство. Поэтому без телеобъектива было не обойтись. У меня были два F-300 и F-500. Трехсотый я постоянно носил с собой в надежде снять нечто гениальное (это как детская болезнь, никого не минует в начале кинодеятельности жажда увековечить что-то такое, что еще никто никогда не смог снять.)

Однажды мне крупно повезло. Два взрослых самца стояли лицом к лицу прямо на берегу океана, не обращая внимания на ледяные брызги. Одного я сразу узнал по ошейнику. Это был Сэм, хозяин территории. Второй – неоприходованный пришелец, к тому же не знакомый с правилами хорошего поведения между зверями. Песцы, как и волки, метят свою территорию и уважают право на частную собственность.  Безошибочный инстинкт искателя гениального кадра подсказал мне: будет скандал. Приготовил я камеру, снял общий план как адрес места действия, поставил длиннофокусник и стал потихонечку-полегонечку  исподтишка подползать к зверушкам. Предчувствие чего-то невероятного меня не подвело.

Минут через двадцать противостояния соперников и моего подползания к ним (как раз оба оказались у меня в кадре на хорошем среднем плане) началась роскошная драка. Они шипели, они лаяли, они визжали, они набрасывались друг на друга, кусались, они загоняли друг друга в ледяную воду. Камера жужжала, пленка крутилась, а я в ужасе чувствовал, как дикий резкий ветер портит мне гениальные кадры. Камеру качало из стороны в сторону, кадр дрожал как лист на ветру, и я ничего не мог поделать. Резкие порывы ветра просто вырывали у меня из рук Конвас, и воюющие не на жизнь, а на смерть зверюшки то появлялись в кадре, то исчезали неизвестно куда.  Такие кадры никому не нужны. Выключил я камеру и невооруженным заплаканным глазом наблюдал  за результатами поединка. «Наши» победили. Чужак был с позором изгнан вон, а чады и домочадцы радостным гавканьем приветствовали измученного отца семейства.

В этот момент я самому себе торжественно поклялся, что никогда никуда не выйду на съемку без штатива! С тех пор к моему обычному снаряжению – камера, аккумулятор, запас кассет, рюкзак с личными вещами – прибавился еще и штатив весом аж 12 килограмм. Итого их стало 25. Пятнадцать километров туда и столько же обратно. Пешком. По каменистому острову.

Но зато я был вознагражден.

Через пару недель я стал свидетелем новой битвы гигантов. Тот же самый чужак решил отвоевать себе пространство у другой семьи. Снова драка. И снова «наши» победили. Только студент операторского факультета знаменитого вуза не размазывал по физиономии слезы обиды и разочарования! Снял 6 минут отличного материала из жизни диких зверей, выкурил заслуженную сигарету и довольный собой и окружающим миром пошел домой.

 

Но это не конец истории.

В начале осени наша экспедиция подходила к концу. Малюсенькое суденышко уже ждало нас в заливе. Обе половины команды зоологов соединились вместе. Обрадовались так, словно не виделись несколько лет. Обнимались, целовались, даже прослезились. Мне это было не очень понятно, я ведь и с теми и с другими общался постоянно. Но руководитель экспедиции на радостях достал из рюкзака заначенную для такого торжественного случая бутылку шампанского.

Проводить нас восвояси пришли и аборигены – дикие полярные песцы. С вершины ближайшего холма на нас уставились пятеро. Ошейники за четыре с лишним месяца уже поизносились и вылиняли. Но ученые мгновенно распознали всю компанию и без видимых отличительных признаков. «Это Петер из северной норы, около него сидит Ната, его любимая подруга, левее Окси, она у них нянюшкой работает. А эти двое, что поменьше размером, их дети», - уверенно изрек зоолог, который наблюдал за жизнью и повадками именно этой семьи. «А это кто?» - спросил шеф и указал пальцем на одинокого песца с другой стороны холма, у которого на шее висел совсем вылинявший и растрепавшийся ошейник. Если песец «окольцованный», то есть помеченный ошейником, это значит, что он должен быть известен членам команды. Все, как один, вооружились биноклями и начали разглядывать неизвестного зверя. И никто не мог угадать, кто это такой.

- Это Ник. Мы его поймали первым, помните? - влез в разговор студент-киношник, – Он живет километрах в пяти к югу, у него нора на самом берегу, почти у воды.

Гробовое молчание было мне ответом. Не было у меня бинокля (я все-таки не биолог, и такой инструмент в моей «выкладке» не значился). Но мне и не нужно было разглядывать этого зверя. Сколько раз я встречал симпатягу Ника на пути из одной базы в другую! Одно ухо у него было порвано в драке, на носу был свежий шрам. Я снимал, как он метит свою территорию, трусцой обегая ее по периметру, как охраняет свою земельную собственность перед наглым морским котиком, который нежданно-негаданно вылез на берег, как беззаботно играет со своей подружкой. Иногда я угощал Ника кусочком хлеба. А он в виде благодарности провожал меня до границ своего участка. Я не мог не узнать Ника. Как не может не узнать человек свою собаку или своего кота.

Не понравилось мне это тяжелое молчание. Не поверили мне. И действительно, кто я такой? Просто киношник, начинающий к тому же. Что я могу понимать в зоологии?

- Ладно. Какие у него были полоски на ошейнике?

Все как один полезли в тетрадки и блокноты.

- Желтый, фиолетовый и зеленый!

- Тогда приготовьте бинокли!» - велел я командирским тоном. Повесил на шею камеру, на плечо положил штатив, взял кусочек хлеба и пошел к холму. Ник ни разу меня не видел без камеры и штатива, потому и пришлось мне обрядиться в настоящего кинооператора. Отошел я метров на 15 от нашего пикника, Ник уже бежал мне навстречу. Я остановился. Ник меня знал и совсем не боялся. Мгновенно слямзил гостинец, ткнулся мне в руку мокрым носом и уставился на меня желтым глазом: а еще кусочек? Я прекрасно видел на его шее вылинявшие на солнышке желтую, фиолетовую и зеленую полоски. Я осторожно оглянулся на своих зоологов. Кричать нельзя, делать резкие движения тоже – зверек мгновенно испугается и убежит. Моя ученая команда воодушевленно

 закивала головами и замахала руками, мол, видели, разглядели полосочки, узнали, все в порядке!

И тут я впервые решился его погладить.

- Ник! Вот видишь, все хорошо! Признали тебя! Спасибо тебе! И прощай!