Опубликовано: газета «СК-НОВОСТИ» № 4 (354) от 13 апреля 2017. Беседу вела Александра Филатова. На фото (автор Виктора Мироненко) Клим Лаврентьев вытупает на X Съезде Союза кинематографистов 11 декабря 2017 года.
27 марта Ростовской ордена «Знак Почета» студии кинохроники могло бы исполниться 90 лет. В 2015 году студия была закрыта, здание снесено. Мы поговорили с заместителем председателя Союза кинематографистов России, режиссером-документалистом, снявшим на Ростовской студии несколько десятков фильмов, Климом Лаврентьевым о том, как создается документальное кино, и о перспективах возрождения кинопроизводства в Ростове-на-Дону.
— Клим Анатольевич, как вы пришли на Ростовскую студию кинохроники? Это ведь был довольно извилистый путь.
— В 1955 году ростовский горком комсомола попросил меня организовать любительскую киностудию. Я тогда учился в институте сельскохозяйственного машиностроения и устраивал городские студенческие вечера в Ростовском академическом театре им. Горького, Музыкальном театре, ТЮЗе. В выходные дни студенты всех вузов города собирались там на концерты самодеятельности.Был еще первый в стране вечер «Товарищ Кино», который имел грандиозный успех.
Нам дали три комнаты во Дворце культуры строителей. Надо было придумать, кто будет заниматься с кинолюбителями. Возглавить актерское отделение я попросил Эрнста Романова (он тогда был главным режиссером Ростовского ТЮЗа); сценарное —Сергея Королева, талантливого поэта, сотрудничавшего со студией кинохроники; кинооператорское — Игоря Корсунского, оператора ростовского телевидения, только что приехавшего из Ленинграда; набирать режиссерское отделение решил сам.
Был объявлен конкурс; приходили люди, поступали. В итоге из нашей студии вышли такие кинематографисты, как актриса Нонна Терентьева, драматург Виктор Мережко, редактор Виктор Блинов, оператор Иван Багаев; пару раз на занятиях был Александр Кайдановский. На Ростовской студии кинохроники работали наши выпускники: оператор, затем ставший режиссером, Юрий Щербаков; режиссер Сергей Стародубцев; операторы Сергей Харагезов и Юрий Мусатов. Они следом за мной пришли на студию ассистентами, потом окончили ВГИК или ВКСР и стали профессионалами.
Я учился, руководил студией и снимал. Диплом защищал в перерыве между съемками. Для меня главным было снимать. По окончании института меня распределили в Тихорецк, но я каждую субботу и воскресенье в течение трех месяцев приезжал на студию во Дворец культуры строителей. Выходил на трассу Краснодар — Ростов-на-Дону; у меня был небольшой чемоданчик, на нем писал «Ростов» мелом и ставил рядом. Водители останавливались, как правило, денег не брали, подвозили меня; точно так же я возвращался в Тихорецк. Когда в обкоме комсомола узнали об этом, добились, чтобы мне отменили направление и послали на Десятый государственный подшипниковый завод в Ростове. Через некоторое время я перешел на работу в Ростовский ремонтно-промышленный комбинат Министерства культуры РСФСР в должности главного инженера. Мне было интересно там работать.
— А что заставило сменить направление?
— В Ростов на гастроли приехал Театр им. Маяковского. Я пригласил Евгения Леонова, Анатолия Ромашина и заведующего литературной частью Виктора Дубровского выступить на заводе. Они приехали. В ответ пригласили меня в театр. Я посмотрел пару спектаклей, потом была пьеса «Дети Ванюшина»... По окончании Леонов спрашивает: «Ты меня проводишь?». Мы шли в гостиницу через весь город и обсуждали постановку. Я предложил ему сыграть финальную сцену по другому. Следующий спектакль смотрю, а он играет то, что мы обсудили. Опять идем, обсуждаем еще один вариант, и он играет его. Заканчиваются гастроли; вечер, я приглашаю Леонова, Ромашина и Дубровского в ресторан «Балканы» на берегу Дона. Оказалось, что все в курсе дела; разговариваем, и вдруг Леонов говорит: «Вам надо поступать во ВГИК». А я тогда, в 33 года, будучи начальником, уже сам понимал, что если не поменяю профессию, не буду снимать кино, мне не жить.
Был еще один случай, который «привел» меня в кино. Когда я посмотрел «Поэму о море» Александра Довженко и Юлии Солнцевой (это был последний сеанс, который закончился часов в одиннадцать), был потрясен. Я шел и меня распирало всего, я не мог набрать воздуха, не мог понять, как какое-то кино могло на меня так подействовать. Как это можно сделать. Помню, остановился у телефонной будки на углу двух проспектов, отдышался, пришел домой.
Объявляют набор на отделение режиссуры игрового кино ВКСР; я не прошел, но и тяги к нему не чувствовал. На следующий год — документального кино; решил приехать на экзамены. Но я же работаю, а директор чувствует, что Клим сваливать собирается; пока я выбрался, приехал, экзамены закончились. Я пошел к директору курсов Михаилу Маклярскому; он очень грубо мне отказал тогда. Вера Игоревна Суменова, редактор курсов, подсказала: «Подойдите к Екатерине Ивановне Вермишевой». Подхожу к ней, рассказываю кто я, что я. Она взяла мои документы, попросила посмотреть какой-нибудь документальный фильм и написать свои соображения. Я написал; на следующий день показываю ей; она посмотрела, свернула в трубочку и положила в сумку. Пришли мы к Маклярскому, она говорит: «Я его беру». А он: «У меня мест нет». Но она настояла на своем. Мы с ним просидели еще около часа; Маклярский уговаривал меня не делать эту, с его точки зрения, глупость.
Я все время думаю: не сделал ли я ошибку, что не пошел в игровое кино? Нет. Это было правильное решение. Потому что игровое кино — это все-таки сказка. Что бы вы ни придумали, что бы ни сочинили, это сказка. Документальное кино — тоже сказка, рассказанная мною. Я же увидел не только то, что сохранил, а намного больше. Способность все, что увидел, «сузить» до того, что заставит зрителя это же пережить, дает только документальное кино.
Моя курсовая работа, фильм «Помост» о первом мировом рекорде тяжелоатлета Василия Алексеева, получила приз Всесоюзного кинофестиваля в Риге.
Я окончил курсы. Год дается на съемки дипломной работы; я привез ее через два месяца и попал в штат Ростовской студии кинохроники. А на студии в то время работало восемь или девять фронтовых кинооператоров. Характеры у всех разные. Я был первым молодым режиссером, который туда пришел; все были старше меня на 25-30 лет. Поначалу меня не приняли все, кроме Леона Борисовича Мазрухо. Он стал моим мастером и сразу предупредил: «Ни одной заказной работы, только документальные киножурналы и фильмы. Ни одной!».
— А вы встречались с Шолоховым? Известно, что он только Леону Мазрухо позволял себя снимать.
— Да, это так. В 1972 году Мазрухо снял двадцатиминутный широкоэкранный фильм «Песни Тихого Дона». Шолохов предложил ему эту идею, чтобы казачьи песни обрели какую-то видимую форму и были сохранены. Договорились, что Шолохов фильм посмотрит. Я попросил, чтобы Леон Борисович взял меня с собой. Через две минуты просмотра Шолохов достал платок и во время показа несколько раз вытирал слезы — песни же разные, не всегда веселые. Закончился фильм, выходим на улицу; подходит Леон Борисович, Шолохов сказал ему какие-то простые слова, и мы втроем пошли. Оператор снял этот проход — метров шестьдесят от Дома культуры до усадьбы. Съемка лежала на студии в моей монтажной, и, как и все остальное, пропала. Это была не беседа, для меня это было что-то невероятное! Я не мог даже задать вопрос — Шолохов сам что-то говорил, Мазрухо ему иногда отвечал. Шолохов похвалил текст, а писал его Леон Борисович. В фильме есть потрясающий эпизод – в нем говорится о казаках, которые уходили на войну. Камера «идет» по степи, поворачивается и вдруг «видит» холм. «И кажный казак шапку землицы бросал на этот холм... А когда возвращались с войны, то рядом насыпали другой холм ‒ меньше». И действительно: в кадре — два кургана, один большой, другой ‒ маленький. Вот так мы побеседовали, и года через четыре мне пришло поручение от ЦК снять сюжет «Похороны Шолохова»...
— Расскажите о фильме, который считаете самым важным из тех, что вы сняли на Ростовской студии.
— Только через два или три года после того, как я пришел на студию, меня вызвал директор и дал прочитать статью «Сотворение хлеба» Анатолия Иващенко. Тогда и возник замысел одноименного фильма. Подали заявку. Отказ. На второй год ‒ снова отказ. Но я не мог перегореть этой темой, потому что понимал, что творится («Сотворение хлеба» — фильм о проблемах в сельском хозяйстве и не только, вызванных неправильной обработкой земли и завышением нормы высева пшеницы. В картине предложен иной способ земледелия, основанный на бережном отношении к плодородному слою почвы. — Прим. ред.).
Вдруг узнаю, что в Ростов приезжает Федор Давыдович Кулаков, секретарь ЦК КПСС, член Политбюро — надо сюжет снимать. Беру сценарий «Сотворения хлеба» и еду с оператором на съемки. Улучил момент, когда все отошли, подошел к Кулакову и показал сценарий, сказал, что его не принимают. Он подозвал помощника и попросил разобраться. Через десять дней —звонок. Меня вызывают в ЦК. Мы с Иващенко идем к советнику Горбачева Кручине, обсуждаем, как и что; все команды даны, финансирование получено, запуск на студии.
Я начал снимать. Сама тема была тогда неожиданной, не «против совет ской власти», но она констатировала бардак в научном сообществе. Ведь были ученые, которые знали, что происходит в сельском хозяйстве, знали о существовании альтернативы, но молчали.
Я намеренно отказался в этом фильме от шумов и музыки, зато знаю, что каждое слово доходит до зрителя. Есть эпизоды, которые смотрят с открытым ртом, потому что люди никогда этого не слышали и не видели. Поэтому текст архиважен. Бывали случаи, когда мы с Иващенко сутки работали только над двумя эпизодами, но текст вычищен. Мне и специалисты, ученые говорили, как точно все сделано.
Сейчас, когда я где-то еду и вижу, что поля обработаны так, как мы предлагали в фильме (что было невозможно увидеть!), понимаю: можно было сделать это раньше. У меня есть фотография, где я сижу на «чемоданах». Так называются высушенные пласты земли на вспахан ном «Кировцем» поле. Там ничего не сможет вырасти.
— Почему все-таки студии не стало?
— Это наша трагедия, это боль. В последние годы там оставалась директор студии — бывшая заведующая проявочным цехом и ее заместитель, которые кинематографистами называются только потому, что они работали на студии. Для них архив ничего не значил; все, что можно было, распродали, разворовали, сожгли. В моей монтажной были полки, заставленные смонтированными сюжетами, редкими кадрами... Все уничтожено.
Ростовская студия была очень уважаемой, на каких-то совещаниях о ней говорились только положительные слова. Она была самой крупной из документальных после ЦСДФ, во всех областях и краях от Москвы до Ростова и от Украины, Белоруссии до Волги были корреспондентские пункты.
Конечно, время было другое, но... Допустим, снимаю я в Краснодарском крае в колхозе. Что делать вечером? Мы идем в клуб смотреть кино. Перед фильмом – обязательно хроника, журналы «По Дону и Кубани», «Время». Я всегда смотрел в зал, как люди реагируют. И сейчас, если приходится смотреть что-то свое, всегда наблюдаю за залом, знаю места в фильмах, где реакция будет, где будут семечки щелкать, а где отвлекаться никто никогда не станет.
Когда я показывал в Москве и Ленинграде свои фильмы, собирался полный зал: «Ростовская киностудия! Лаврентьев!». У меня о студии много воспоминаний, хотя я провел на ней всего 17 лет — не долго, но сделал много. Прошлое чаще всего вспоминается именно в ореоле студии. Когда у меня установились нормальные отношения с фронтовыми кинооператорами, появился голос, меня совершенно неожиданно выбрали первым секретарем Ростовского отделения Союза кинематографистов, и я достойно на этой должности работал.
Ростовская студия кинохроники могла бы существовать и сегодня, если бы во главе области находились люди, которые были заинтересованы в том, чтобы сохранить ее, сохранить память. Во время развала СССР таких не оказалось. Причем новые люди даже не понимали, что такое киностудия. Театр нельзя закрыть и цирк нельзя, а студия, кинотеатр ‒ что это такое?
И все-таки есть надежда. Сейчас ведь не нужны большие площади, проявочные цеха и т. д. Чтобы сделать офис, достаточно помещения в ростовском Доме кино. Губернатор Ростовской области Василий Юрьевич Голубев готов помогать.
Я посоветовал бы начать с выпуска киножурнала, а тематику сюжетов согласовывать с Красногорским архивом кинофотодокументов, в котором отсутствует кинолетопись страны последних 25-ти лет.
На открытии Года российского кино показывали десятиминутный ролик — историю студии. Вот кадры 1928 года, вот — 1931-го, вот кадры, снятые Леоном Мазрухо. Сколько лет прошло, а все это сохранилось. Снятое на пленку — вечно.
Кинофильм Ордена "Знак Почёта" Ростовской киностудии "Сотворение Хлеба" был снят в 1980 году. Режиссёр — Клим Лаврентьев, кинооператоры — Юрий Мусатов, Виктор Уколов, текст от автора читает Сергей Стародубцев. Фильм рассказывает о проблемах сельского хозяйства в СССР..