Марина Бабак. Моя история кино. Режиссерская версия

Источник: www.unikino.ru/газета-ск-новости / № 10 (444) 21 октября 2024 г. (с. ). На фото Марина Бабак и Игорь Ицков в монтажной ЦСДФ в Лиховом переулке. Середина 80-х годов. Автор фото: Юрий Барыкин.

Хорошая история – залог успеха любого фильма. Для документалиста эти истории − в биографиях современников; людей, чьи судьбы иллюстрируют жизнь большой страны и всего мира. У всех, кто работает в жанре кинодокумента, таких историй, зафиксированных на камеру, десятки, а у некоторых − сотни… Но все-таки интереснее истории, что остались за кадром; то, что наша героиня называет «ушедшим в остаток». О том, что же осталось за кадром ее фильмов, сегодня нам рассказывает Марина Михайловна Бабак – режиссер-документалист, заслуженный деятель искусств РФ, кандидат искусствоведения, доцент, педагог, наставник и просто человек, подаривший материнское тепло сотням вгиковцев. Вот ее режиссерская версия своей биографии, сложившейся из портретов известных всему миру людей.

Воспоминания режиссера документального кино Марины Михайловны Бабак записал Владимир Паршиков.

М. М. Бабак: «Нужны всякие истории. А истории какие должны быть? Во-первых, как я пришла в кино. Тогда мне было шестнадцать лет, и я работала склейщицей на студии документальных фильмов. Потом стала сотрудничать с операторами, режиссерами. А дальше − пять лет моих поступлений во ВГИК… Не очень хотели меня брать в киноинститут, и все потому, что я уже работала на студии. Тогда брали учиться человека рабочей профессии – например, водителя троллейбуса. Роман Кармен взял на курс ученика − водителя троллейбуса: «Ах, как интересно! Водитель троллейбуса!» Ну, он до конца своих дней и был водителем троллейбуса. Студент Вова закончил у Кармена учиться, но до самой смерти оставался водителем троллейбуса. Ничего толком не сделал, иногда снимал «Новости дня». А вообще, творческая жилка режиссера закладывается где-то в детстве. Вот такие истории и нужны. Как, например, история о священнике, у которого я отрезала хвостики от пальто и шила своим куклам шубы…»

Часть 1. Роман Кармен

Великий маркетолог

Много историй о Романе Кармене! Вопервых, мы с ним делали «Гренаду...». Делали-то Симонов и Кармен, а я была у них вторым режиссером. Когда мы сделали «Товарищ Берлин», нас стали дико критиковать и мордовать… Тогда Кармен написал письмо Брежневу. Любопытная деталь, которой нет нигде! Он трое суток сидел на третьем этаже студии, где располагалось все руководство. Сидел и курил свою «Яву», которая была в коробочке из-под «Мальборо». Я спросила у него: «Роман Лазаревич, что вы все время курите и сидите?» Он говорит: «Мать, всё узнаешь! Живи спокойно! Жди!» И вот в тот самый момент бежит секретарь и кричит на весь третий этаж: «Роман Лазаревич! Роман Лазаревич! Вас к телефону Леонид Ильич Брежнев!» Всё! Студия через три минуты знала, что Кармен разговаривает с Брежневым о фильме! А картину ругали, критиковали просто со страшной силой! И вот он говорит с Брежневым: «Вы считаете, вот этот эпизод хороший или нет? Может, его сократить? Может, переставить? Может, убрать? Может, вы считаете, что эту картину Хонеккеру можно подарить?» А Хонеккер тогда возглавил ГДР; собственно, из-за этого Кармен и написал Брежневу. Короче, в этом разговоре Брежнев восхищался фильмом… Разговор не был длинным: «Да, да, да, Роман Лазаревич!» и всё, положил трубку… Дальше тишина, там, в трубке. А вся студия слушает! Все собрались на это всё посмотреть! А Кармен продолжает как бы беседовать с Брежневым. Обо всех спорных эпизодах, которые на художественном совете рекомендовали выбросить, Кармен продолжал разговор с «отключившимся» Брежневым: «А вот как вы считаете, этот эпизод нужно оставить? Да?» Таким образом он «умыл» всю студию! Да, Кармен, вообще-то, умел сделать рекламу своим фильмам!

И шофер, и режиссер

Пошел Кармен прогреть машину. Выбежал со студии. Раз-два − и обратно… А на вахте охранник сменился, и, по всей видимости, новый. «Стоять!» − кричит Кармену. Ну, тот-то человек военный, команду выполнил. Охранник строго так: «Удостоверение!» А у Кармена никогда и никаких удостоверений при себе не было − его вся страна в лицо знала!.. Ну, как вся… Кроме этого нового охранника, наверное… Роман Лазаревич ему: «Да, я Кармен!» Охранник: «И что? Много вас таких Карменов!» − «Работаю я здесь!» Тот в одну дуду: «Удостоверение!» Кармен уж и не знает, как из ситуации выходить: «Да я на две минуты вышел машину прогреть!..» И даже договорить не успел, как охранник отреагировал: «А, так ты шофер?! Так бы сразу и сказал! А то Кармен, Кармен!» Вот, не всегда правда нужна людям!..

Учитель сквернословия

Когда я пришла на ЦСДФ и стала работать с Романом Карменом (а я была вся такая из дворянской семьи − мой двоюродный дедушка, генерал Алексеев, был начальником генерального штаба у Николая Второго, и семья наша была сильно образованная), он удивился: «Как? Ты не умеешь материться?» И начал меня учить материться: «Этот план на х…! И этот туда же!» Очень смешная была история! А когда приходилось откуда-то спускаться он подавал мне руку и говорил: «Аккуратно! Не … (аналог слова не упади)!» Вот так я постепенно освоила этот язык!.. И потом, когда стала работать с Симоновым, его секретарь говорила мне: «Мариночка, когда Константин Михайлович был писателем, он никогда не матерился! А вот когда стал работать с кинематографистами, у него нет-нет, да и проскальзывает словечко!»

Четверка для Кармена

 Я училась во ВГИКе на очно-заочном отделении, и уже на первом курсе у нас была съемочная работа – когда студент сам должен снимать репортаж. А я еще в это время на студии работала и делала фильм с Карменом «Гренада, Гренада, Гренада моя!» как второй режиссер. Картину нужно скоро сдавать; я сижу, доделываю, а Кармен мне всё работы добавляет и добавляет... Я разозлилась и говорю ему: «Ой, Роман Лазаревич, надоели вы мне с вашим кино! У меня экзамен на днях, а я свой репортаж до сих пор не сняла, всё с вашим мучаюсь!» На что он мне говорит: «А что ты мучаешься? Давай я сниму тебе сюжет!» Я отвечаю: «А что, давайте!» И вот он берет камеру шестнадцатимиллиметровую, мы едем на Белорусский вокзал в час пик и снимаем как дачники, туристы, отдыхающие штурмом захватывают электрички… Сюжет получился замечательный! Кармен, конечно же, все для меня прекрасно снял, я это смонтировала и пошла на экзамен. А принимали экзамен Виктор Петрович Лисакович и Леонид Михайлович Кристи. Они за этот сюжет ставят мне четверку и объясняют: так как я не сдавала зимнюю сессию из-за задержек с поступлением, они приняли решение поставить мне четверку. Ну, четверка так четверка! Я в полном счастье! А Кармен ждет меня с результатами на кафедре. Прибегаю, и он спрашивает: «Ну, что?» Я: «Всё, Роман Лазаревич, четверка!» А он в три этажа матом: «Какая четверка? Это замечательный сюжет!» Ну, понятно: он ведь сам снимал его!.. Мы садимся в машину, он матерится со страшной силой. C этого дня на всех художественных советах после выступлений Кристи Кармен брал слово и говорил: «Леня, что ты вообще понимаешь в кино? Что ты вообще понимаешь в сюжетах?» Я Кармена постоянно одергивала и говорила: «Только не рассказывайте, что вы мне сюжет снимали». Заведующий кафедрой, народный артист СССР снимал для студентки сюжет! Как это так? Лазал по вагонам! На столб залез, чтобы с верхней точки план снять! А Кристи ему четверку поставил за репортаж

Часть 2. Константин Симонов

Классик

Когда мы с Константином Симоновым работали над фильмом «Чужого горя не бывает», случилась история: у нас исчезла коробка с готовой картиной… А до этого ее посмотрел художественный совет, и нам сказали, чтобы мы быстрее его доделали, и фильм отправят на Лейпцигский кинофестиваль. Ну, а «доброжелатели» взяли и украли одну смонтированную часть. Мы со своей монтажницей трое суток не уходили со студии, искали эту часть… Каждую коробку открывали и смотрели ракорд. Нашли в смыве с оторванным от коробки названием. На кинофестивале фильму вручили приз «Золотой голубь», которого у нас попытались отобрать по приезде, но Симонов уперся и приз оставили у него. А мне на память осталась медалька, на которой Константин Михайлович нарисовал птичку и подарил мне. Она до сих пор у меня хранится… Свою премию я перевела в фонд детям Вьетнама. А тогда, сразу после фестиваля, Симонов устроил такой банкет, что все одурели: классик из Москвы привез икры красной, черной, деликатесы разные!..

Достойный преемник

Когда работали над картиной «Шел солдат...», Константин Михайлович сказал: нужно сделать фильм о полководцах, и первый, конечно, о Жукове. Предложил мне работать режиссером картины. Ну, а мне что, много надо? Конечно, давайте! Отсняли кое-какой материал. Константин Михайлович написал заявку, маленькую такую, передал ее в Госкино Филиппу Тимофеевичу Ермашу, тогдашнему министру. А тот, видимо, посоветовавшись с кем-то, отвечает Симонову: «Кость, не время сейчас! Военные против». Жуков тогда был в опале, и, конечно же, «главным» военачальником был Брежнев − он же воевал на Малой земле! И тут умирает Симонов… На его похоронах выступил Ермаш с такими словами: «Костя, я тебе обещаю: твою задумку выполним!» Похоронили Константина Михайловича, и я осталась без сценариста… А мне нужен был текст к фильму об Анголе, и тут редактор Воля Донская предложила: «А давай позвоним Игорю Ицкову?» У меня были, конечно, сомнения, что он пойдет на маленькую картину, но все-таки рискнули… Игорь пришел, посмотрел и на следующий день принес текст. Я одурела от счастья, какой был текст! Он умел все описывать образами. И вот он-то и предложил мне продолжить работу над фильмом «Маршал Жуков. Страницы биографии» уже без Константина Симонова. В 1982-м умирает Брежнев, и Игорь посоветовал тогда написать письмо Ермашу с просьбой дать возможность доделать фильм. Ермаш меня вызывает и говорит: «Знаешь что? Ты делай, но только так, чтобы военные не знали». А как делать, чтобы военные не знали? Но мы как-то умудрились, картину сделали…

Опальный полководец

В красногорском архиве и в архиве Подольска у меня были друзья, которые помогали отбирать материал о Георгии Жукове. Доброжелателей, которые любили и уважали маршала, осталось много, потому и помогали. И вот мы с Игорьком Ицковым тихонько, спокойненько делаем кино. Дальше картину нужно сдавать, а никто не берет на себя ответственность принимать это кино до тех пор, пока фильм не пройдет военную цензуру!.. В общем, полгода мы сдаем эту ленту по кабинетам. Но, как «белая собачка», у нас там был рассказ о Берии. А тогда о нем вообще говорить было нельзя! Мы знали, что эти фрагменты нужно будет удалять и особенно не сопротивлялись, выбросили эти куски. Но все равно в Госкино набросали кучу переделок… Мы сказали: «Хорошо». Были такие замечания: убрать Сталина. Ладно! Но сами Сталина не убирали, а писали: «Главнокомандующий». Где-то фотографии некоторые убрали. Короче, сами отчитались о переделках на пяти страницах. И на следующий день принесли это в Госкино. Заместитель министра просто, пардон, ошалел от этого: такого просто никогда не было, чтобы сами переделывали! Ну, изловчились!.. И в Госкино принимают картину, и вроде всё хорошо. Приглашают сорок разных генералов. Они смотрят это кино, ругают нас со страшной силой! Я тогда думала: «Ну, все! Сейчас кино закроют!» Это было все в нижнем просмотровом зале. Потом перерыв. Они к нам по очереди подходят с Игорем, и каждый говорит: «Ребят, только ничего не переделывайте! Фильм замечательный! Все, что мы там говорили, нужно для галочки». Мы жутко обрадовались!

Приехала домой и в это время раздается телефонный звонок: «Главное политуправление вас беспокоит по поводу того, что нужно изменить в фильме». А переделки какие? «Мы, − говорит товарищ из политуправления, − на прошлом совещании приняли решение, что будет не «битва», а «сражение». А у вас в картине Жуков говорит «битва». Нужно переделать в «сражение». Я возмущаюсь: «Это же Жуков говорит! Как можно переделать?» − «Ну, не знаю! Придумайте! На то вы и художники!» — говорит политуправление в лице этого товарища. − Тут у нас девятнадцать страниц этих переделок. Мы их вам привезем». И тут я понимаю: всё, кина точно не будет!.. Набралась наглости и говорю: «Знаете, какая у меня просьба? Пошлите свои замечания по переделкам в Госкино. Я этим уже не управляю. Картину посмотрели в Политбюро, картину приняли. Я не могу идти поперек линии партии!» На что он задает вопрос: «А кто смотрел?» Клянусь, я тогда не могла вспомнить, кто у нас там, в Политбюро! На кого я могу сослаться? Не могла вспомнить ни одной фамилии! Но нашлась и говорю: «Мы ведь с вами люди военные! Не могу же я вам по телефону эти фамилии называть!» Дальше пауза и он говорит: «Да-да-да, я вас понимаю! Тогда сделаем так: я пришлю вам этот список переделок, и если у вас будет желание переделать, то переделайте. Если нет, то нет». Игорёша упал на пол от счастья и сказал: «Манька, ты гений!»

Маршал Победы и Неизвестный солдат

Когда хронику с Жуковым подбирала, смотрела только то, что было в остатках, потому что не все можно было брать в картины и режиссеры много материала в остатки скидывали. А остатки лежали в Красногорском киноархиве в негативе, который нам тоже не давали смотреть. И вот я вижу коробку, где написано: «Жуков во дворе Кремля». Она в негативе. Прошу сотрудников архива напечатать. Они обещают, но не печатают. Тогда прошу директора картины Таню Кононову: «Тань, я тебя умоляю, забери эту коробку, отвези в архив в Белые Столбы, распечатай, сделай лаванду с этого материала и без нее обратно не приезжай!» Она все это сделала и привозит материал, где Жуков перед выездом на Красную площадь, на Парад Победы. Последние кадры перед выездом, где он скидывает с себя шинель, садится на лошадь, проезжает по двору… А я еще смонтировала так, с нагнетанием: на площади народ стоит, аплодирует; Сталин вышел, часы показывают… Потом идет музыка, выезжает Жуков, остановка кадра и… дальше должен быть Парад Победы. Но так как его все видели сто пятьдесят раз, мы заменили его на фразу «В тот год, год Победы, ему еще не сравнялось пятьдесят!» Сколько бы мы этот фильм ни показывали, а он был отправлен в сто тридцать восемь стран, народ на этом эпизоде стоя начинал аплодировать… А так как в этот момент всегда на сцену выходила группа, то у нас было ощущение, что это нам аплодируют. Хотя, конечно же, аплодировали маршалу Жукову. И еще об остатках. Я знала, что Георгий Жуков начинал службу в Белорусском военном округе. Полезла во все картотеки и нашла сюжет в журнале с описанием: «Военный встречается с колхозниками и говорит речь». Я думаю: «Ну, а вдруг?..» Привозят мне эту коробку, и вот он, пожалуйста, – Жуков среди колхозников толкает речь! На столе большая бутылка со спиртным, разливают, веселятся… после учений в Белорусском военном округе.

Щедрый Папа

После того, как я сделала фильм «Больше света», поехала на кинофестиваль в Рим. А когда уезжала, Игорь Ицков мне говорит: «Слушай, Мань, хорошо бы нам сделать фильм о Папе Римском, о католицизме. Об этом мало что знают». И я там, в Ватикане, принялась ходить по кабинетам с предложением снять такой фильм. Все отказывали. Но потом ко мне подошел один человек, который оказался их Дзержинским, то есть кем-то из ватиканских спецслужб. Он меня приметил. Я рассказала ему о нашей идее; о том, что я из Москвы… Он сказал: «Хорошая идея! Пойдемте. Единственное, что вы должны, − взять нашего журналиста». Я согласилась, и он познакомил меня с Франческо Бигацци. А дальше студия наша отказала нам. Сказали, что, мол, с чего это мы должны делать фильм о католицизме? Но мы не останавливались, и получилось у нас познакомиться с одним итальянским нефтяным магнатом. Он пригласил в гости нас и еще кучу всяких кинематографистов. У него оказалась роскошная вилла. Кроме того, он очень любил петь и особенно русские песни. А у нас директор картины замечательно пел, Игорёша пел, и я неплохо с этим справлялась… И вот мы пели там! Один пел «По диким степям Забайкалья», второй – «Ты плыви, моя лодка, плыви», а я – «Как много девушек хороших». Они натурально удивились и снова пригласили нас в гости на следующий день…

Когда приехали во второй раз, поняли, что мы хозяева площадки. Cказали: приезжали бы почаще, но сейчас не очень-то и можем из-за того, что ищем возможности снимать фильм о Папе… И этот олигарх заявляет нам: «Да у меня целая студия! У меня аппаратура! Ребята, я вам все дам!» И мы принялись за работу на его оборудовании. Сняли небольшое интервью с Иоанном Павлом II, а когда закончили, подарили ему копию готового фильма.

Потом я уехала в Москву. Прошло какое-то время… Прихожу однажды из института, лезу в почтовый ящик и вижу − там какое-то письмо лежит. Ну, как мы обычно делаем: сунул палец, оторвал, открываешь… а там, мама дорогая, письмо на такой бумаге! С такими печатями! Письмо от Папы Римского с благодарностью, что, мол, безумно понравился фильм! И написано: «Обязательно позвоните Франческо Бигацци по такому-то телефону». Я позвонила, а он говорит: «Приезжай. Тебе Папа Римский прислал автомобиль в подарок!» Через некоторое время у меня в Москве уже был маленький автомобиль «Панда Фиат». Вот так: я ему кино, он мне − машину!