Шёл оператор (Рядом с солдатом)

Источник: журнал «Искусство кино» № 4 за 1976 год (с. 43-48). На фото директор картины Валентина Гусева и режиссёр Игорь Гелейн. Фильм: «Рядом с солдатом» (1975).

Документальный полнометражный фильм «Рядом с солдатом». Сценарий К. Славина. Режиссёр И. Гелейн. Комментаторы Р. Кармен, В. Хмара. Оператор О. Воинов. Звукооператор К. Никитин. Директор фильма Валентина Гусева. ЦСДФ, 1975.

Есть у меня одно письмо, которое я храню отдельно от всех остальных — даже от самых дорогих мне писем отца. Пронзительной болью опаляет оно меня каждый раз, когда я перечитываю его. Вот строки этого письма:

«Только что погас экран телевизора. Я потрясена до глубины души! В фильме увидела своего мужа. Да, да, это он! Он такой, каким остался в моей памяти — молодой, сильный… Это он, Гаев Виталий Сергеевич, мой муж!.. Я всю жизнь ждала, что полковника Гаева когда-то должны вспомнить, должны отдать должную дань… Пусть он ничего не сказал — этот кадр, но для меня это очень много. Это последние часы его жизни. 8 мая 1945 года при освобождении Оломоуца он был убит… Он весь был изранен, только на лице было сделано 24 шва, и делал их сам Бурденко. Сломано 4 ребра, треснута кость правого предплечья, прострелены обе ноги, и последнее время он ходил с тростью, прихрамывал. И вот финал – смерть… Я всегда плачу, когда слышу и читаю слова приказа Министра Обороны СССР – «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!» Моя сердечная благодарность за эту память, за эти слова!»

Нелёгким грузом боли и вины лежало эти письмо среди других подобных писем. Во-первых, потому что не смога я вовремя ответить на него. Во-вторых, потому что у тех, кому предназначались пронзительная благодарность и боль этого письма, мы все ещё в большом долгу.

Тридцать лет мы делали фильмы о войне — благодарная дань солдатам, офицерам, генералам. Тридцать лет рассказывали о героизме русского солдата — разыскивали героев и героинь, возвращая их людям, жизни, славе.

И тридцать лет скромно простоял в тени фронтовой кинооператор — тот, кто на вечные времена оставил людям зримую память о войне, тот, кто сохранил живыми образы героев — сотен тысяч героев, подобных полковнику Гаеву, тот, кто всю войну был рядом с солдатом, вместе с солдатом, сам был солдатом и к кому в полной мере относится строка приказа Министра Обороны СССР: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!»

Вечная слава Володе Сущинскому. Вечная слава Маше Суховой. Вечная память Коле Быкову. Каждому пятому фронтовому кинооператору — вечная слава! И вечная память!

Память, пришедшая, может быть, поздно, но теперь уже — навсегда.

Фронтовой кинооператор стал героем фильма Константина Славина и Игоря Гелейна «Рядом с солдатом».

Фронтовой кинооператор — образ, рождённый из характеров и судеб, труда и подвига 257 операторов, снимавших на дорогах войны.

В фильме не раз называются имена фронтовых кинооператоров, да и начинается он с длинного, очень длинного списка их имён. А потом Роман Кармен, который комментирует картину, перечисляет имена друзей, когда мы рассматриваем их фронтовые фотографии. И это уже одушевлённые, дорогие для нас имена…

Затем имена звучат на кадрах разрушенного Ленинграда, Сталинграда, Севастополя… И тогда за ними, этими именами, встаёт не просто конкретный живой человек, а человек и его дело, человек и его подвиг.

Этот фильм — «война сердцем оператора». Ибо нельзя сказать «война глазами оператора» — сегодня мы все видим её только «глазами оператора». Но этот фильм — именно «сердцем оператора» — воина, разделившего всё, что выпало солдату, что выпало народу, что выпало стране — до последней капли…

«Почему на порой удавалось снять войну, что называется, впритык? Да потому, что дорога оператора и солдата всегда была одна», — говорит в фильме фронтовой кинооператор Роман Кармен.

Десятилетия идёт по экранам советский солдат — победитель фашизма. Но ни фильм Константина Симонова, ни другие документальные ленты о войне не могли появиться, если бы в своё время по тем же дорогам, по которым шёл солдат, не шёл оператор, не снял всего того, что стало сейчас вдохновляющим рассказом о бессмертном подвиге солдата, рядом с которым был и оператор. И не просто рядом: вспомним, что Борис Шер сменил, когда это стало нужно, киноаппарат на пулемёт и сбил вражеский самолёт; Ефим Лозовский горел в танке вместе с экипажем; Маша Сухова погибла, прикрывая отход партизан… Примеры — бесчисленны.

Удивителен, как подтверждение этой общности судеб, сталинградский эпизод с Валентином Орлянкиным. И рассказ его о том, как снимал он пулемётчика Стародубцева, о том, как погиб Стародубцев, и как жена его написала Орлянкину, что ходит в кино смотреть на своего мужа — живого и мёртвого. И потрясающий, чудом снятый Абрамом Кричевским кадр, когда самого Орлянкина, тяжело раненного, вытаскивают из танка.

Удивительные лица в этом фильме. Лица солдат. Лица операторов. Не случайно они так похожи, подчас даже не отличишь, где солдат, а где оператор. Те же глаза, полные боли –под Москвой в сорок первом, та же решимость во всём — в окопах Сталинграда, та же радость — в освобождённом Севастополе, то же озорство — на коротком привале, та же смертельная усталость — на бесконечных дорогах войны…

«Цена одного кадра»… Какая она — цена одного кадра? Ведь тогда, когда цепь залегала под артналётом врага, оператор должен был оторваться от земли и снимать. Когда солдат строчил из пулемёта или хватался за гранату, потому что враг был лицом к лицу, оператор должен был снимать. И когда вражеские самолёты пикировали на город и всё живое пряталось и замирало, оператор должен был снимать. «Он снял разрыв этого снаряда, снял свою смерть» — говорит Кармен о последнем кадре Володи Сущинского. Вот она — цена одного кадра. За такой кадр отдали жизнь Муромцев, Быков, Сухова… А сколькие умерли после войны — не от старости, не от ран – не выдержало сердце, переполненное болью состраданием, надорванное испытанным и виденным. Ведь операторы столько раз страдали от ран вместе с раненными солдатами, столько раз умирали вместе с убитыми. Тысячи раз… Советские художники, воспитанные партией, они на протяжении всех этих страшных лет не утратили, не могли утратить чувства сопереживания с теми, с кем шли в одном ряду к победе через утраты и боль. Потому что главное качество человека — дар сопереживания. И если все привыкали, то оператор не имел права привыкать. Всем примелькалось — им не должно было примелькаться. Чтобы не притупилось зрение, чтобы не потерялась зоркость, чтобы видеть, а видеть — значит сопереживать.

«Когда мы говорим о военной хронике, то главное, что меня поражает в советской хронике — это её этическая сторона, человеческая тонкость и духовность», — говорит в интервью, снятом для фильма, немецкий режиссёр Йоахим Хельвиг, автор фильма «Дневник Анны Франк».

Духовность нашей хроники была в самом её идейном, творческим посыле, так точно сформулированном А. П. Довженко: 

«Покажите солдатский тяжкий труд, снимите смерть солдата. Плачьте сами, но снимайте. Пусть увидят все, как и ради чего умирает наш солдат. Снимайте людей, ибо они своим тяжким трудом, трудом непосильным, изнурительным, трудом и страданиями борются за будущий мир»…

Три с половиной миллиона метров отснятой на фронтах киноплёнки — это подвиг операторов: человеческой, воинской, художнической. Цену сделанного ими даже и сегодня ещё нельзя до конца осознать и осмыслить.

«Тогда, в сорок первом, после выхода на экраны фильма «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», в частях нам говорили о том, что, товарищи, вы создали новое оружие. У солдат поднялся дух наступательный, вера в то, что немцев можно бить…» — вспоминает оператор Касаткин.

500 номеров киножурналов и спецвыпусков, 101 документальный фильм, и среди них — «Сталинград», «Битва за нашу Советскую Украину», «Битва за Кавказ», «Черноморцы», «День войны», «Берлин»…

Каждый фильм — овеществлённая вера в победу. Каждый фильм — душевный подъём, удесятерённый порыв к действию, к борьбе.

И только после первых документальных фильмов родилось наше военное игровое кино с его суровым и мужественным реализмом. Сначала был «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой», а потом – «Радуга», «Она защищает Родину», «Два бойца». И сейчас продолжается этот процесс.

«Фильм «Помни имя своё»» возник именно из хроники, начали мы с поисков, куда делись дети, снятые при освобождении Освенцима, а результатом стал фильм», – рассказал киногруппе, снимавший фильм, бывший узник Освенцима, поляк Шиманский.

В своём интервью он сказал:

«Для будущего кинохроника — это документ из прошлого, в которое постепенно иным уже не захочется верить. А кинохроника заставляет верить, она документирует, свидетельствует и сохраняет для будущих поколений документ, пришедший из прошлого, документ очень важный в данный момент»

«Прошлое, в которое постепенно уже не захочется верить…»

Охранное свойство жизни — стирать из памяти то, что не даёт жить спокойно. Но охранное ли? А если это память целого поколения? Тогда это свойство может стать губительным. Вспомните: вторая мировая война началась тогда, когда на Западе выросло новое поколение, которое не помнило и не хотело помнить ужасы первой мировой войны. Конечно, причина не главная, но такая ли уж незначительная?

Тем, кто пришёл и ещё придёт в жизнь после второй мировой войны, не даёт успокоиться эта овеществлённая память — три с половиной миллиона метров плёнки, отснятой в 1941-1945 годах. Мы должны были отдать дань её творцам — кинооператорам-фронтовикам.

Кинооператоры себя не снимали. Редки и случайны кадры, запечатлевшие фронтового оператора: отъезд на фронт с «Брянки» киногруппы Бойкова; Орлянкина вытаскивают из танка; снимает В. Сущинский; похороны Н. Быкова и Н. Номофилова; В. Смородин на съёмке перехода через Сиваш; М. Пойченко в освобождённом Новороссийске…

Группа И. Гелейна и К. Славина собирала эти кадры «по крохам». По крохам собирались и фотографии — Панов, Бунимович, Касаткин, Небылицкий…

Но прежде, чем взяться за поиск, авторам фильма пришлось… заново познакомиться со своими товарищами – операторами.

«Я по-новому взглянул на многих людей, которые работают рядом со мной. Открылись многие судьбы, по-новому раскрылись характеры. И это, пожалуй, самое яркое ощущение от соприкосновения с темой», – говорит режиссёр фильма Игорь Гелейн.

Группа получила около сотни писем,  многие среди них от тех, кто знал и помнил операторов.

Группа записала километры магнитки с рассказами свидетелей  очевидцев.

И, наконец, надо было снять операторов сегодня, что оказалось очень нелёгким делом: Михаил Пойченко, например, со съёмки… сбежал, и снять его так и не удалось. С остальными тоже было не просто – человек с камерой перед камерой робел, стыдился рассказывать о себе.

И ещё одна, едва ли не самая большая трудность в том, чтобы съёмки сегодняшнего дня, сегодняшние рассказы о войне не проигрывали в сопоставлении с самим материалом войны, эмоциональная сила которого столь велика, что кажется, никакой другой не в состоянии с ним сравниться.

И надо отдать режиссёру должное: современные куски в фильме не проигрывают рядом с военными; в точном сочетании с хроникой они дают как раз тот глубинный временной срез, в котором нуждался фильм.

Сегодняшние репортажи в фильме К. Славина и И. Гелейна значительны, конкретны, точны и, главное — по-настоящему, по-человечески интересны.

Таков самый первый репортаж — когда с экрана говорит ветеран Сергей Гусев, который ещё и «при царе-батюшке служил, и испытал все сладости и горести войны…».

Таков и разговор Михаила Ошуркова с Марией Дубниковой при просмотре кадров похорон Николая Быкова.

Таков и рассказ о блокадных днях Ленинграда Ефима Учителя, потрясающий интонацией как бы бесстрастной обыденности. Да, трагедия Ленинграда была и в этом – в том, что люди привыкали к смерти – к смерти на улице, у станка, дома…

Таков и рассказ о Владимире Сущинском – о том, как он предчувствовал, предугадывал свою гибель… Фотографии, кадры Сущинского. Вот он весёлый, молодой, красивый – и вдруг… А разве не слышали вы об этом от друзей своих, от отца или брата — о предчувствии гибели, томившем их друзей перед боем?..

Эмоционально значителен и рассказ генерала Шатилова о «вездесущем кинооператоре». Рассказ, в котором возникает как бы собирательный образ оператора-фронтовика.

Горько и обидно — не успели снять Ивана Панова, Гая Асланова, Дода Каспия, Сергея Урусевского и многих других.

Но вернёмся к фильму. В нём главное — всё-таки хроника. Киногруппа определила для себя принцип поиска в хроникальной военной летописи: решила смотреть «остатки» — то, что не вошло в другие фильмы. Причём всё, хоть сколько-нибудь «сделанное», рассчитанное «на показ», беспощадно отметалось. Зато вроде бы случайный, неорганизованный кадр — тот самый, что не попал на экран как, по чьим-то меркам, неглавный, второстепенный — приобретал для группы особую ценность. Плюс к этому — отбор хрестоматийных кадров и эпизодов, характерных как раз своей популярностью.

И с экрана повеяло на нас настоящей, жестокой и суровой правдой войны — повеяло самим дыханием времени.

У фильма нет жёсткой конструкции, «железной композиции», но сама мягкость её, кажущаяся «необязательность» волнуют значительно глубже, нежели жёсткие конструкции и яркие приёмы. В свободном, казалось бы, чередовании идут кадры военной Москвы, Ленинграда, Сталинграда; армейская газета; окопный быт; фронтовые дороги… Бои на улицах европейских столиц, возвращение победителей… Но во всём – плотный сгусток чувств, ассоциаций, образов – неповторимого, дорого, личного…

Очень выразительно музыкальное решение боевых эпизодов, найденное замечательным художником — звукооператором К. Никитиным. Кстати, если фронтовых кинооператоров было 257, то фронтовых звукооператоров было только два-три[1]. И один из них — Никитин. Это он записал звук в синхронном допросе Вайдлинга, это он записывал голос регулировщицы Лиды Спивак, это он сделал все записи на Темпельгофском аэродроме Берлина в день прилёта для подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии представителей стран-победительниц — СССР, США, Великобритании, Франции.

И, конечно, одна из главных находок авторов фильма — закадровый дуэт Романа Кармена и Леонида Хмары – оператора-очевидца и диктора военной хроники и военных фильмов. Кармен имел право на слова личные и трепетные. Хмара, оставаясь самим собой, в то же время сам был, если так можно сказать, как, впрочем, и Роман Кармен, «документом эпохи».

В этом своеобразным дуэте, в этом свободном закадровом интервью всё точно, всё «работает». Всё носит тот особый личностный оттенок, который всегда особенно волнует в документальном кино.

Д, фильм глубоко личный для его авторов: для К. Славина и для И. Гелейна, сына фронтового кинооператора И. Гелейна. Для них многое осталось «за кадром», «за фильмом», и, наверное, от этого – особенная глубина и взволнованность их ленты.

Когда Игорь Гелейн-старший пришёл на полевой аэродром встречать своих друзей — М. Сухову, О. Райзман, С. Школьникова и своего ассистента Писарева, которые должны были вернуться из партизанского отряда, он приготовил четыре букета из полевых цветов. Но из самолёта вышли только двое, и Гелейну пришлось спрятать цветы за спину, чтобы из четырёх букетов сделать два: Сухова и Писарев не вернулись.

Эпизода этого, естественно, нет в фильме: встречу на аэродроме не снимался. А сколько ещё таких удивительных воспоминаний осталось «за фильмом», «за кадром»…

Хочется верить, что этот фильм — только начало, что будут у нас фильмы о Суховой, Быкове, Муромцеве, об операторах, снимавших Сталинградскую битву, военный Севастополь, штурм Берлина… Кстати, такие фильмы могли бы подготовить та же группа — подобно тому, как К. Симонов делает сейчас серию фильмов на материале, не вошедшем в картину «Шёл солдат…»

…Солдаты встали в рост и ринулись в атаку… Никогда не повторить этого мига — мигу атаки.

Никогда не повторить этого кадра — кадра зафиксированной навсегда атаки…

И, может быть, никогда не вернуть этих людей, убегающих в гущу боя — за горизонт…

А они всё встают, во весь рост, и всё бегут в гущу боя, за горизонт — живые и невредимые…

Как же благодарен  будет зритель тем, кто оставил их жить на экране!..

И как благодарны должны быть мы тем, кто взял на себя трудную и благородную миссию кинорассказа о фронтовом кинооператоре и выполнил её достойно — талантливо и взволнованно.