Уголок киргизской степи. Очерки родного края
Журнал для детей старшего возраста "ЮНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ" № 6 от 15 марта 1901 года.
10.10.2024
Журнал для детей старшего возраста "ЮНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ" № 6 от 15 марта 1901 года (с. 96-109). Фотографии автора.
На многие сотни верст протянулась однообразная киргизская степь. Но однообразной кажется она только по первому впечатлению. На самом деле она скрывает в себе разнообразие почвы, климата, растительности, ископаемых богатств, населения.
Оставим в Петропавловске железнодорожную станцию великого сибирского пути и сделаем экскурсию к югу, по направлению к Акмолинску.
Ехать придется на лошадях, по почтовому тракту. Первые верст полтораста мы не встретим ни одного селения; лошади меняют на "пикетах" — одиноко стоящих в степи почтовых станциях.
Местами степь ровна как стол; не на чем остановиться глазу до самого горизонта. Но кого только не встретишь на этом тракте! Степь шлет на железную дорогу обозы кож, овечьей и верблюжьей шерсти, сала, сушеного и мороженого мяса, гурты скота, хлеб и лес из своих лесистых оазисов.
Железная дорога посылает в степь транспорты всех тех товаров, в которых нуждаются степные города и киргизское население. Длинными вереницами проходят обозы, нагруженные всеми разнообразными предметами торговли: тут и мануфактурный товар, и чай, и сахар, и керосин, и земледельческие машины, и железо. Весь этот взаимный обмен бросается на тракте в глаза в виде нескончаемых караванов верблюдов, запряженных в скрипучие двухколесные арбы, или в виде обозов на волах и лошадях.
Весною вы обгоните партии переселенцев, движущихся с женами и детьми, со всем домашним скарбом, иногда даже с курицей или с кошкой, с кадушками, с неуклюжими сундуками, с сохой или плугом.
Медленно двигается обоз с переселенцами; на возу сидят женщины с малыми детьми, иногда грудными. Мужчины и дети часто идут рядом с подводой. — И смех, и слезы, и развалившийся на возу спящий хохол промелькнут целой вереницей лиц, старых и молодых, усталых и бодрых, грустных и веселых. — Под вечер вы встречаете переселенцев, расположившихся станом под открытым небом или под палатками, наскоро сложенными или, за неимением их, просто под телегами; мелькают огоньки костров; переселенцы греются и варят пищу. Костер разводится из кизяка или из дров, срубленных заблаговременно на дороге, потому что в чистой степи взять их негде. Тут же пасутся и лошади.
Порою попадается на встречу телега с крестьянскими ходоками, то есть с людьми, которым поручено осмотреть и выбрать отведенный для переселения участок. Ходоков можно узнать сразу: несколько крестьян, большей частью пожилых, без семьи и скарба, налегке, едут на наемных подводах гораздо скорее переселенцев.
Кажется, нет и конца степи. Но вот, верст через полтораста от Петропавловска местность начинает изменяться, делается холмистой, кое-где попадаются лесочки, и если свернуть к востоку, то вы попадете в один из оазисов киргизской степи, в тот уголок ее, где полстолетия тому назад заняли лучшие места казаки и основали две большие казачьи станицы — Щучье и Котур; тут же устроился и крестьянский поселок — Дорофеевка.
Ничто не напоминает здесь однообразной степи. У подножия гор или, по-местному, сопок, приютились большие, светлые озера с чистой, пресной водой; горы и долины покрыты лесом; степь только местами врывается в этот оазис, придавая ему еще больше разнообразия.
Особенной красотой отличается местность "Боровое". Здесь сходятся почти в одной точке и лес, и горы, и степь и озера.
Боровское озеро наполовину окружено горами, уклон которых собирает в озеро дождь и снег. Из гор особенно красива Синюха или, по-киргизски, Кок-че-тау (синеватая гора). Как и все горы, она кажется издали окутанной синеватой дымкой, и только при очень прозрачном воздухе можно рассмотреть на ней подробности. Видна она верст за сто в виде синеватого облачка на горизонте. Высота ее над уровнем озера свыше 2000 футов, но над уровнем степи она значительно выше, так как сама местность здесь повышается.
Озеро окружено со стороны гор скалами, которые иногда спускаются прямо в озеро, иногда поднимаются из него островами самой причудливой формы.
На берегу Боровского озера есть интересная скала. Ок-Джепес, что значит по-киргизски — стрелой (пулей) не достанешь.
При взгляде на Ок-Джепес хочется спросить, кто, какие гиганты, сложили эти камни так правильно, так прочно.
Гиганты эти — подземные силы, и прочность Ок-Джепеса относительная. Тверд и крепок составляющий его материал (кварцит), но крепость его ничто перед неустанным действием воды и воздуха, перед временем.
Всмотритесь в рисунок Ок-Джепеса, чтобы увидеть следы отвалившихся, вылущенных камней. У подножья же скалы лежат несомненные доказательства разрушительной деятельности стихий в виде глыб крепчайшего камня, отвалившихся от 70-саженной пирамидальной скалы. Невелико и незаметно разрушение скалы даже в промежуток человеческой жизни, но проходят века и тысячелетия, и разрушается то, что кажется несокрушимым.
На вершину Ок-Джепеса не ступала человеческая нога: с одной стороны гладкая стена, с другой — выступающие камни. Трещины скалы дали жизнь деревьям, до которых не добраться человеку, чтобы вырубить их.
С именем Ок-Джепеса связана легенда. Во время владительства киргизских ханов, гласит предание, на вершине его свил гнездо орел, который за дурные дела ханов клевал им голову и сердце; чтобы избавиться от такой неприятности, проще всего было убить орла, но гнездо его на неприступной высоте и оказалось, что стрелой (пулей) его не достанешь. Вероятно, по крайней мере, был такой опыт. На Ок-Джепесе нет теперь орлиного гнезда: может быть дурных дел стало меньше, а может быть орла подстерегли где-нибудь в другом месте.
Не все горы, не все скалы из такого крепкого камня, как Ок-Джепес; есть гранитные скалы, которые рассыпаются в дресву; на рисунке (стр. 103) видны такие камни, постепенно разрушающиеся под влиянием воздуха и воды и принявшие причудливую форму.
Боровское озеро изливается в Чебалье речкой Громовой. Название ее понятно, так как речка эта на каких-нибудь ста саженях имеет падение 7 сажен; собственно говоря, это не речка, а водопад, но теперь он скован плотиной и мирно двигает три мельницы.
Недавно плотину прорвало бурей, и Громовая напомнила о своем названии: она снесла мост, повредила мельницы и едва не снесла их; бешено рвалась Громовая между камнями.
Около мельницы есть несколько довольно жалких построек, которые летом занимают дачники, приезжающие за сотни и даже тысячи верст, несмотря на отсутствие всяких удобств: почты, врача, сносных квартир, свежей провизии. Когда недостает помещений в постройках, ставят киргизские юрты. Так велика притягательная сила красивого места, так очаровательно соединены здесь и светлые озера с водой аквамаринового цвета, с прекрасным купаньем, и горы с разбросанными кругом скалами и камнями, и сбегающий с сопок бор, сухой во всякую погоду, и степь с киргизами и кумысом.
Месяца на два оживляется Боровое непритязательными дачниками. Устраиваются кавалькады; дети не только не отстают от взрослых, но иногда и превосходят их выносливостью в верховой езде; дамы без церемоний ездят по мужски; дачники взбираются на горы, откуда открываются чудные виды на лес и степь, на десятки пресных и соленых озер и даже на город Кокчетав (в 60 верстах). — Особенно привлекательна новая дорога, устроенная в селение Дорофеевское. На нашем рисунке (стр. 105) представлена та часть дороги, которая идет по берегу озера; за каждым поворотом открываются виды один красивее другого; дорога вырыта по косогору берега, местами ограждена перилами; через крутые камни, которых нельзя было обойти, устроены мосты.
Осенью все это оживление замирает; остается только мельница с десятками телег, ожидающих очереди, да разбросанные поблизости золотые прииски.
В окрестностях Борового указывают пещеры, в которых, по преданию, скрывался Геннисара, вождь киргизского восстания, бывшего лет 70 тому назад. Теперь в киргизе ничто не напоминает недавнего бунтовщика. Правда, изредка попадаются старики — и киргизы, и русские, с обрезанными ушами, носами и губами; враги не очень церемонились друг с другом.
Киргиз преклонился и перед силой, и перед культурой, хотя и остался во многих отношениях первобытным человеком. Киргиз привык к кочевой жизни, привык к простору степи, он пользуется в ней травой для корма скота, ручьем или озером для водопоя, лесом, прикрывающим его жилище от заноса снегом или его стадо во время ветра. Расплачивается киргиз большею частью не деньгами, а скотом и продуктами скотоводства; этим же платит он родителям той девушки (иногда девочки), которую покупает себе в жены. Но теперь уже киргиз часто заготовляет себе на зиму сено, не слишком надеясь на рискованную зимнюю пастьбу (тебеневку), потребляет русские товары; уже можно видеть киргиза, обрабатывающего свою землю, пекущего себе хлеб, и даже, в виде исключения, киргиза за косилкой или жатвенной машиной.
Киргизская степь в настоящее время переживает глубокий переворот. Русскому крестьянину в некоторых местах России становиться жить тесно, и он стремиться в просторные киргизские степи, где он может рассчитывать на большее количество земли, чем на родине; ему нужна земля для пашни, луг для покоса, вода для себя и для животных. И вот в необъятные киргизские земле врезываются новые русские поселки, которые заселяются иногда с сказочной быстротой: там, где год-два тому назад пас киргиз свои стада или охотился с беркутами, там вытянулись уже улицы русского поселка, там иногда уже поставлена церковь; правда, избы часто без крыш, но не все же сразу.
Киргизскому простору приходит конец; часть степей, где привыкли они пасти свои стада, занимается русскими поселками, надо переделывать весь строй жизни и хозяйства, надо постепенно переходить к земледелию. Трудно придется слабым и не умеющим приспособляться.
Степь просыпается, наполняется оживлением и трудом; но она еще далеко не проснулась. Она ждет дальнейшего прилива переселенцев, которые на месте, где рос ковыль, посеют хлеб, ждет знающих и предприимчивых людей, которые разработают их каменный уголь, ее золото, серебро, свинец, медь, которые разыщут новые залежи и разработают известные, которые добудут соду из поваренной и глауберовой соли и выработают из сала мыло, свечи и глицерин, которые сохранят ее леса, разведут новые лесные и плодовые деревья, новые растения, новые породы скота, разведут пчел, обработают кожи, устроят дороги, мельницы и заводы.
Киргизская степь ждет людей, которые сумеют поддержать и сохранить киргиза при настоящем переломе в условиях его жизни и хозяйства, облегчит киргизу возможность стать земледельцем или ремесленником, образовать и развить его, водворить на месте первобытной киргизской правды другую, более совершенную.
Степь ждет людей, которые дадут и переселенцам, и киргизам врачебную помощь, устранят беспомощное вымирание и болезни, устроят школы, библиотеки, почту, будут наблюдать и следить за достатком населения, за его здоровьем, грамотностью и т. д.
Тогда степь заживет более полной жизнью. — Всем хватит места и дела. Сотням тысяч людей может киргизская степь обеспечить производительный труд и безбедное существование.