До последнего смертного часа не забуду этих слез

Источник: www.koryo-saram.site.

Малик Каюмович Каюмов, выдающийся узбекский кино-документалист, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР и Узбекистана, народный артист СССР, заслуженный деятель искусств Узбекистана, кавалер многих орденов, в том числе «Эль юрт хурмати».

Когда в мае 1989 года Хван Май Гыма[1] освободили из-под ареста, уже на следующий день к нему приехал его давний друг, выдающийся кинодокументалист Малик Каюмов. Каюмов был одним из немногих, кто не поверил ни единому слову обвинения, предъявленных Хван Ман Гыму, и с первых дней поднял голос в его защиту, ходатайствовал за него в самых высоких инстанциях в Ташкенте и Москве. Воистину, друг познается в беде.

— Колхоз «Политотдел» для меня как святое место, — говорит Малик Каюмович. — Там похоронены два очень дорогих мне человека — Николай Алексеевич Ким и Хван Ман Гым или, как мы его называли, Тимофей Григорьевич Хван. Хотя они работали в различных сферах, их объединяла высочайшая интеллигентность, образованность, душевная щедрость и беспредельная преданность своему делу.

Николай Алексеевич Ким[2] был первым корейцем, с которым столкнула меня моя судьба. И с тех пор у меня очень трепетное отношение к корейцам, этому поистине трудолюбивому, талантливому народу.

Ким — мой первый учитель в кино. Он приехал в Ташкент еще в 1929 году. Тогда я только-только делал первые шаги в кино.

Из книги М. Каюмова «Жизнь моя — кинематограф»:

«Сначала и документальное, и игровое кино были вместе, на одной студии.

Но вот приехал из Москвы Николай Алексеевич Ким и создал первую в республике Узбекхронику. Документалисты старшего поколения обязаны ему всем. Это был уникальный человек, Я знаю много прекрасных людей, но такого, как Николай Алексеевич Ким, больше не встречал. Он был для нас и руководителем, и братом, и другом, и отцом… Он учил нас не только работать (это прежде всего), но и как вести себя, как носить костюм, как завязывать галстук, как разговаривать — всему. Всегда безукоризненно аккуратный, со вкусом одетый, он научил нас приходить на работу, как на праздник.

Николай Алексеевич на всю жизнь остался дня меня образцом руководителя и настоящего мужчины. Я и сейчас стараюсь делать все так, как учил он. Вот уже 40 лет я стараюсь ни на одну минуту никуда не опаздывать, никогда не приходить на студию в несвежей рубашке или небритым, или в плохо выглаженном костюме — за это ему спасибо. Он никогда не повышал голос (чего я не могу сказать о себе), но был требовательным, в делах жестким и дисциплинированным. Я не знал своего отца, может быть, поэтому так полюбил Николая Алексеевича.

В годы войны он работал на Центральной студии, но всегда встречал нас, своих питомцев, как родных детей… Николаю Алексеевичу Киму я обязан профессией репортера. Не любительской, не самодеятельной, а серьезной, ответственной (что было для него самое существенное) профессиональной работой.

Когда Ким умер, уже после войны, в Москве, он оставил завещание: «Прошу Малика мой прах похоронить в Ташкенте, рядом с мамой». Так я и сделал. В последний путь его провожала вся студия. И я снова тогда вспомнил слова школьного учителя: «Не бойтесь своих слез. Оплакивая мертвых, вы учитесь ценить и беречь живых».

Николай Алексеевич Ким был очень энергичным человеком и скоро добился здания для студии кинохроники по улице Лахути. До этого документальная студия размешалась в маленьком домике на Ленинградской улице, вся студия — в одной комнате. В новой студии мы, кинематографисты, все делали своими руками: оборудовали кинолабораторию, монтажные комнаты, просмотровый зал, зал звукозаписи. Не знали ни ночей, ни выходных, все были увлечены и горды тем, что у нас в Средней Азии появилась прекрасная по тем временам студия, со всем необходимым оборудованием.

Сама атмосфера заставляла нас быть аккуратными. Николай Алексеевич Ким приходил на работу раньше всех. Он умел все. Если кто-нибудь на студии заболевал — он сам его заменял. Был прекрасным кинооператором, режиссером, редактором, киномехаником, звукорежиссером и, что интересно, не доверял ни одному плотнику ставить замки и ручки к дверям комнат студии. Говорил, что они обязательно поставят неаккуратно и делал все сам. Знал он прекрасно и русский язык. Авторы и текстовики относились к нему с глубочайшим уважением.

Его любили не только мы, узбекские кинодокументалисты, но и все сотрудники ЦСДФ в Москве, и на огромном «Мосфильме», где он был начальником производства».

Не правда ли, если бы не имя, то речь будто идет о Хван Ман Гыме: «был очень энергичным», «никогда не повышал голос, но был требовательным, в делах жестким и дисциплинированным», «образец руководителя и настоящего мужчины»? «Потом в мою жизнь пришел другой кореец — Тимофей Григорьевич Хван», — продолжил свой рассказ Малик Каюмович.

«Это было в середине пятидесятых годов. О нем я услышал от своего брата, который работал в системе Минавтодора. Брат как-то сказал, мол, если хочешь снять фильм о хорошем колхозном лидере, поезжай в «Политотдел», там работает молодой, талантливый энергичный председатель. Я сразу же принял это предложение. Тем более, что в «Политотделе» — об этом сейчас почти никто не знает— похоронен Николай Алексеевич Ким, и поездка в колхоз для меня была поводом еще раз поклониться могиле моего учителя.

Хван Ман Гым оказался действительно таким, каким обрисовал его мой брат. С тех пор мы подружились.

Потом, спустя годы, я открывал в нем все новые и новые черты. Он был очень внимателен к окружающим его людям, мне, например, на праздники, дни рождения постоянно присылал поздравительные открытки, а иногда приезжал ко мне домой лично. Когда в Кибрае строили дом творчества, Хван помог благоустроить двор и посадить сад. Его отличали высокая образованность, интеллигентность, к тому же он был сильным человеком, и телом и духом».

Малик Каюмов был одним из немногих, кто уже л с первых дней после ареста Хван Ман Гыма поднял голос в его защиту. Он писал письма в Москву, в руководящие органы Узбекистана.

— Тимофей Григорьевич встретил меня у ворот, — вспоминает Малик Каюмович. — Мы обнялись и долго молчали, похлопывая друг друга по спине, мол, вот до каких ужасных времен пришлось дожить. Потом я вдруг почувствовал, как затряслись его плечи. Я понял: Хван Ман Гым плачет.

…Я не ожидал его встретить прежним, жизнерадостным и общительным. Но слезы эти потрясли меня.

Я давно знал Хвана, когда он только-только делал первые шаги в качестве председателя колхоза. Я еще хорошо помню тугаи — камышовые заросли, на которых располагались земли «Политотдела», помню, как на их месте создавались хлопковые и кенафные плантации.

Не передать словами, что я чувствовал, когда увидел слезы в его глазах!..

Вы можете представить состояние Хвана, человека, который всего себя отдавал работе, своей неуемной энергией, талантом превратил маломощное отсталое хозяйство в лучший колхоз страны, сделал жизнь колхозников не просто зажиточной, но и духовно богатой, и которого вдруг обвинили в нелепых грехах? И не только обвинили, но и продержали без суда в тюремных застенках три с половиной года.

Что я мог сказать, как я мог его утешить? Да никак! У меня самого к горлу подкатил комок…

До последнего смертного часа не забуду этих слез.

Хван Ман Гым был полностью реабилитирован, ему вернули все его награды и звания. Во время своего официального визита в Республику Корея Президент уже независимого Узбекистана Ислам Каримов, зная о роли Хван Ман Гыма в истории республики, включил его в состав узбекистанской делегации. Хван являлся почетным председателем «Политотдела», переименованного несколько лет назад в «Дустлик», избирался членом республиканской корейской ассоциации. Словом, последние годы жизни он прожил в почете и уважении. Но эти годы не смогли зарубцевать душевные раны, которые нанесли ему в период так называемого «хлопкового дела».

Сегодня особенно остро ощущаешь масштабы этой потери. Хван Ман Гым был одним их тех, кто на протяжении многих десятилетий служил нашим символом и нашим знаменем, кто своей жизнью, своими делами и поступками вселял в нас уверенность и оптимизм, что да, наша община не просто существует, но и занимает достойное место в большой семье народов, вносит ощутимый вклад в экономическое и культурное развитие Узбекистана».

Хван Ман Гым, безусловно, уже вошел в историю республики как выдающийся организатор и новатор сельхозпроизводства, как человек, многие начинания которого опережали время. В условиях тоталитаризма, жесткого экономического и идеологического пресса он сумел создать крупное, а главное, рентабельное сельхозпредприятие, построил для колхозников современные благоустроенные дома, научил их работать не только на совесть, но и с умом. И это — лучший памятник легендарному председателю «Политотдела»[3].

Из книги Брутт Ким, Михаил Ким. «Хван Ман Гым: через Олимп и Голгофу». Ташкент, 2013 г. (176 с.
ISBN 978-9943-4063-9-1).

____________________________________
1. Хван Ман Гым (Тимофей Григорьевич Хван; 25 декабря 1919 года, Приморский край, РСФСР — 12 июля 1997 года, Узбекская ССР) — председатель колхоза «Политотдел», партийный деятель Узбекской ССР, Герой Социалистического Труда (1957). Депутат Верховного Совета Узбекской ССР шести созывов. Член ЦК Компартии Узбекской ССР. Член Президиума Верховного Совета УзССР (1963—1985). В 1985 году был арестован по «хлопковому делу» и приговорён к заключению. После оправдания вышел на свободу в 1989 году.
2. Ким Николай Алексеевич (1907, Славянка, Приморский край — не ранее 1950, Москва) — организатор кинопроизводства. Член ВКП(б) — КПСС.
3. Корейский колхоз «Политотдел» (ныне фермерское хозяйство «Дустлик») в Верхнечирчикском районе Ташкентской области создан в 1925 году на заболоченных землях долины реки Чирчик, где выращивали хлопок, кенаф (текстильное сырье), кукурузу, шелковичные коконы. Рентабельность в лучшие годы доходила до 30 процентов. Даже в животноводстве, которое в условиях Узбекистана, считалось убыточной отраслью, «Политотдел» получал прибыль.