НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. ТРУДОВЫЕ БУДНИ... Рассказывает кинооператор Николай Шерман

Источник: И. Войтенко, Н. Шерман «КОСМАТЫЕ РОБИНЗОНЫ или приключения с кинокамерой в стаде шимпанзе на Обезьянем Острове». (— С. 320. — с илл.) (изд.: — «MELPET PRODUCTIONS» (Мельбурн, Австралия; 2011). Отрывки из книги публикуются с разрешения авторов.

НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Когда в июле 1968 года я стал работать на киностудии «Леннаучфильм», куда перешёл с Ленинградского Телевидения, где начал свою трудовую и творческую биографию, мне показалось (по контрасту с телевидением), что я попал в “Богадельню” со старыми, патриархальными отношениями, доброжелательностью и крепко устоявшимися традициями.

Студией руководило интернациональное трио: директор — белорус Всеволод Алексеевич Потапович, заместителем директора по производству был еврей Семён Яковлевич Рубежов, а начальник производства — русский Николай Сергеевич Вознесенский.

Среди творческих работников студии тоже были люди разных национальностей. Много было, и это правда, ассистентов, режиссеров и операторов с пресловутым 5 пунктом в Анкете, но “еврейский вопрос” не стоял тогда ребром. Руководство студии проводило мудрую политику равновесия. Она заключалась в том, что более талантливые режиссёры делали по одной картине в год, и иногда их фильмы имели прессу и приносили всяческие призы и премии на различных кинофестивалях. Менее способные режиссёры снимали заказные и учебные картины, которые не выходили на широкий экран, но зато эти режиссёры получали за них большие суммы денег, так как премия — постановочное вознаграждение за учебные фильмы — начислялась по частям: чем больше частей в фильме, тем больше гонорар. Таким образом, и “овцы были целы и волки — сыты”... Но были и завистники, и недовольные, и неудачники. Они то и добились, используя некоторые человеческие слабости директора студии, его отстранения.

В 1972-73 годах произошла полная смена руководства, которая в корне изменила равновесие сил внутри киностудии и некогда спокойный уклад её жизни. Началось медленное, но целенаправленное сверху изживание лиц с пресловутым пятым пунктом, результатом которого явилось то, что за последующие несколько лет студию вынужденно покинули 90% творческих работников — евреев.

Новый директор Виталий Евгеньевич Аксёнов, в прошлом школьный учитель, окончивший режиссерский факультет Института кинематографии, начал свою деятельность с беспощадного террора, беззастенчивого унижения людей и выживания неугодных, что немедленно вызвало недовольства и жалобы. Сопротивление жестоко подавлялось, и несколько человек даже лишились работы. Среди них молодой талантливый режиссер Виктор Кирнарский, которому Министерство кинематографии запретило работать на киностудиях Ленинграда; а режиссер Иван Прошкуратов, снявший десятки интересных научно-популярных фильмов, был вообще отлучен от кино навечно и до распада СССР вынужденно торговал солёными огурцами на Некрасовском (Мальцевском) рынке. Были и другие жертвы. Так безжалостно расправлялся с неугодными и ломал судьбы талантливых людей новый директор.

Работать становилось все тяжелее, и я сделал попытку перейти с Леннаучфильма на Ленинградскую студию документальных фильмов, где обстановка была более творческая и пока ещё доброжелательная. К сожалению, эта попытка не удалась и закончилась для меня, благодаря усилиям Аксенова, большими неприятностями: безработицей и полным отсутствием денег даже на элементарный и дешевый в те времена хлеб.

После всех неприятностей я находился в тяжёлом душевном состоянии. Я был не у дел. И вот в этот кризисный момент ко мне неожиданно подошёл молодой режиссёр Игорь Войтенко, который, зная о моих трудностях, предложил поехать вместе с ним на месяц-другой поработать и «отдохнуть» на съёмки фильма «Обезьяний остров»...

Экспедиция давала возможность хотя бы на короткое время отойти от свалившихся на меня психологических и материальных невзгод и провести значительную часть лета на Псковщине, природу которой я очень любил. Я согласился, не раздумывая, положив начало нашему с Игорем творческому союзу, который продолжается уже более 35 лет…

До этой киноэкспедиции мне было известно только одно имя, непосредственно связанное с изучением человекообразных обезьян — имя лауреата Нобелевской премии, академика Ивана Петровича Павлова. Да ещё название городка неподалёку от Петербурга — Колтуши, где он проводил свои опыты с шимпанзе.

Всё это я знал ещё со школьных времён, когда не то в 6-м, не то в 7-м классе мы проходили по биологии условный и безусловный рефлексы. Также запомнился знаменитый портрет кисти художника М. Нестерова, изображавший академика Павлова, распростёршего на столе, за которым он сидел, сжатые в кулаки руки.

Когда я учился во ВГИКе, среди бесконечных материалов по истории кино мне попался и запомнился отрывок из беседы великого учёного с сотрудником «Петербургской газеты» в 1910 году. 

«Академик И. П. Павлов о кинематографе»: 

«…Мысль о применении кинематографа в медицине может, на первый взгляд, показаться странной, однако на деле это далеко не так. Ещё в 1906 году на съезде физиологов на экране довольно значительных размеров было показано движение кишок. Такое демонстрирование имеет огромное познавательное значение, не говоря уже о том, что благодаря кинематографу обнаруживается биение сердца и все те функции человеческих внутренностей, которые невидимы. Во всяком случае, будущее кинематографа в применении к медицине, по-моему, обеспечено…»

Этот текст, изложенный репортёром, конечно, не совсем точно передаёт высказывание учёного. Но несомненно одно: академик И. П. Павлов сумел очень рано оценить кино как средство познания и точной фиксации научных наблюдений.

ТРУДОВЫЕ БУДНИ

Наша съёмочная группа официально входила в состав научной экспедиции Института физиологии имени академика И. П. Павлова и формально подчинялась её работе и укладу жизни. Но, за исключением деятельного участия в разбивке лагеря и постройке подсобных помещений (мы с Игорем самолично, вдвоем построили столовую и кухню), мы в основном жили и работали самостоятельно.

Фирсов (руководитель экспедиции. — Прим. редакции) прекрасно понимал, какую роль в создании фильма играет кинооператор и с самого первого съёмочного дня относился ко мне с большим вниманием и уважением.

Редкостная природа Псковщины, кристально чистый воздух, новые люди и дух приключения напрочь вытеснили мои личные переживания последнего времени. Я был поглощён новыми впечатлениями, которые были настолько яркими, что порой забывалось реальное время. Будучи по характеру индивидуалистом, не очень-то любящим коллективное бытие, ещё никогда в своей жизни я не жил столь свободно и органично с людьми и природой, и я получал большое удовлетворение от раскрывавшегося передо мной мира.

Моя главная задача как кинооператора на этом фильме состояла в постоянном наблюдении за действиями и поведением обезьян и оперативной фиксации наиболее важных моментов их жизни. Поэтому мои глаза и уши всё время были начеку. Внутренне я был готов мгновенно начать съёмку и Фирсов, интуитивно почувствовав моё ежесекундное участие в процессе наблюдения, принял меня безраздельно, и между нами с первых дней установились добрые и уважительные отношения.

Игорь Войтенко как режиссёр дал мне полную свободу в работе, доверяя моему вкусу и видению окружающего мира. Во время съёмок мы имели постоянный контакт и понимали друг друга с полуслова.

С Фирсовым же ситуация сложилась иначе: с той самой минуты, когда Леонид Александрович почувствовал, что со мной всё в порядке, он перестал обращать на меня какое-то ни было внимание. Мы были рядом, но как бы и в стороне друг от друга, стараясь не тревожить окружающий нас мир.

Мы должны были стать невидимыми (что было невозможно) и неслышимыми, общаясь между собой полушёпотом только тогда, когда это было необходимо.

Надо отметить, что первые дни съёмки требовали от меня постоянного напряжения и готовности в любой момент нажать кнопку мотора кинокамеры. По-честному, я не испытывал страха от непредсказуемого поведения обезьян, но находился в состоянии постоянного ожидания: вот сейчас что-то произойдёт, и я должен найти способ снять это событие не просто формально, технически его фиксируя, но, думая о последующем монтаже, изобразительно создать определённую драматургию, рассказать языком кинокамеры о том, что развёртывалось перед моими глазами. Постепенно это напряжение ушло, я познакомился с обезьянами поближе, а с Тарасом даже подружился. Шимпанзе тоже привыкли ко мне и к камере, неотрывно следовавшей за ними, и вскоре часто не обращали на мои действия никакого внимания.

В начале съёмок, возвращаясь в лагерь, дав соответствующие инструкции моему ассистенту, я забирался в свою палатку, падал на раскладушку от усталости и мгновенно засыпал. Но это продолжалось совсем недолго.

Буквально в считанные дни я полностью акклиматизировался, и работа на Обезьянам острове, продолжавшаяся порой от восхода солнца до заката, доставляла мне большую радость.

Игорь, понимая какую ответственную работу я выполнял, помогал, как только мог, и был исключительно терпелив. Он вёл подробные записи, много фотографировал, записывал звук на портативный, но весьма неудобный магнитофон, производил съёмки второй кинокамерой и выполнял функции ассистента оператора. Я никогда не видел его без дела.

У меня тоже не было ни минуты свободного времени, но я был сконцентрирован на одном - кинематографически отобразить происходившее вокруг нас. Только тогда, когда обезьяны устраивали себе «мёртвый час», мы могли немного расслабиться.

У меня постоянно было ощущение, что обезьяны, даже если они не были рядом с нами, постоянно за нами наблюдали. И моё чувство меня не обмануло.

Как-то в очень жаркий день, во время «сиесты», когда шимпанзе по обыкновению ушли в лес, Игорь снял тяжёлые резиновые сапоги и, присев в тени развесистой ёлки, на мгновение закрыл глаза. Через несколько секунд неизвестно откуда появился Тарас, тихой сапой схватил сапоги и помчался прочь.

Перед моими глазами развернулась весьма комическая картина: Игорь, бегущий босиком со стартовым пистолетом в руках и кричащий: — Отдай, отдай! — и убегавший от него Тарасик, бросивший, в конце концов, украденные сапоги на землю. Жалобно скуля, он мчался ко мне, прося, чтобы я взял его на руки и защитил от возможного наказания. Я подхватил его, и он, прижавшись ко мне всем телом, дрожа от возбуждения, что-то лопотал на своём языке, явно жалуясь на преследователя.

Жизнь на Обезьянем острове была полна приключений, некоторые из которых нашли своё отражение в фильме.

ОТ СЕБЯ ЛИЧНО

О профессии кинооператора написано не так уж много, как, впрочем, и об уникальной профессии кинорежиссёра. Но эта книга не об этих кинематографических профессиях. Она о времени, неповторимом и незабываемом, о необыкновенных животных-шимпанзе и людях, которые посвятили свои жизни изучению этих удивительных созданий природы.

Трудная, но увлекательная работа над тремя фильмами о шимпанзе: «Обезьяний остров», «Косматые Робинзоны», «Необыкновенные соседи», — полное удивительных открытий наблюдение за их поведением в естественных, природных условиях, никоим образом не убедили меня в том, что человек произошёл от обезьяны. Жизнь и судьба привели меня к Вере в Бога и Православию, как наиболее правильной религии. Основатель Института физиологии, академик, Нобелевский лауреат, Иван Петрович Павлов сам был человеком глубоко верующим и религиозным...

Да, у шимпанзе, есть свой, отличный от человеческого язык: инстинктивный и примитивный. Он связан, главным образом, с необходимым физиологическим выживанием обезьян в среде, а не с развитием их интеллекта.  За время нашей жизни непосредственно в стаде шимпанзе, а я с уверенностью могу так сказать, потому что мы с Игорем Войтенко провели больше времени среди обезьян, чем среди людей — коллег и участников экспедиций, — мы на практике немного изучили язык этих животных и иногда могли «разговаривать» с обезьянами. Разговоры эти, правда, были очень примитивны по своей сути и не носили интеллектуального характера.

Интересно отметить, что жизнь шимпанзе незримыми нитями связана с солнцем. В ясные, погожие дни мы стали свидетелями своеобразного ритуала, когда всё стадо замирало в смиренном благоговении перед заходящим солнцем.

Природа не любит раскрывать свои тайны человеку, особенно тому, кто пытается постигнуть их силой. Но тем, кто находится с природой в гармоничных отношениях, она приоткрывает завесу непознанного и неизведанного.

Прошло много лет со дня первой экспедиции на Обезьяний остров, но события и наблюдения тех дней до сегодняшнего дня живут в нашей памяти и сердцах, побуждая размышлять и заново переживать явления и события, свидетелями которых мы являлись.

В конце 1997 года мне удалось установить контакт с Джейн Ван Лавик Гудолл, о которой уже упоминалось на страницах этой книги. Я послал Джейн видеокассету с нашими фильмами и множество фотографий, надеясь, что она заинтересуется нашими работами и опытом, но, увы, кроме подчёркнуто вежливого ответа с благодарностью, в котором я почувствовал скрытую настороженность, от неё я больше никогда ничего не получал.

Западный мир в этих вопросах не очень коллегиален. Дав о себе знать, я вступил на «чужую» территорию, границы которой тщательно охраняются.

Трагична судьба большинства наших героев, которых погубил человек безжалостно и грубо... Нет больше в живых ни Л. А. Фирсова, ни многих из его помощников и помощниц. Но наши фильмы продолжают свою жизнь и те, кому удастся их посмотреть, возможно, смогут увидеть не только Боя, Тараса, Гамму, Сильву и Читу, Леонида Александровича Фирсова, и нас молодых и увлечённых, но и нечто другое — мир, которым с радостью и любовью мы делимся с читателями и зрителями.