ЧТО ТАМ — ЗА ГРАНИЦАМИ КАДРА?!

Источник: материал выходил в трех номерах журнал «ФЛОРИДА» (США). С кинорежиссером Игорем Войтенко беседовал корреспондент Вячеслав Мелкумов. Фотографии предоставлены Игорем Войтенко. 

От редакции журнала «ФЛОРИДА»

Вот уже несколько лет в кинотеатрах IMAX по всему миру демонстрируется сказочно красивый и необычный фильм с интригующим названием «Aliens of the deep»  («Инопланетяне из глубин») автора знаменитого «Титаника» Джеймса Кэмерона. Вновь зафрахтовав Российское научно-исследовательское судно «Академик Мстислав Келдыш» с подводным обитаемым аппаратом «Мир», Кэмерон провел уникальные киносъемки загадочных «Черных курильщиков» — фантастических подводных оазисов, где на глубинах в несколько километров, в среде абсолютно непригодной для жизни (нет света, нет кислорода, гигантские давления, вода отравлена ядовитыми газами метана и сероводорода) процветает жизнь и обнаружены десятки видов бактерий и животных, ранее неизвестных науке.

Но мало кто знает, что первый фильм об этом чуде природы был снят в России, за 17 лет до Кэмерона режиссером Игорем Войтенко, который живет и работает сейчас во Флориде в городе Тампа. Мы попросили нашего корреспондента в Тампе Славу Мелкумова встретиться с Игорем и побеседовать с ним на темы кино, прекрасно понимая, что порой самое интересное, самое интригующее, то, о чём зритель даже не догадывается — не в фильме, а как раз вне его, как говорят сами «киношники» —  «за кадром».

 БЕСЕДА  ПЕРВАЯ                 

— Игорь, Ваш фильм «Загадки бухты Кратерной» на Международном кинофестивале в Амстердаме в далёком 1990 году получил высшую награду за уникальность материала и сложность съемок. Как Вы думаете, почему прославленный мэтр Голливуда потратил огромные деньги, чтобы снять, по сути, научно-популярный фильм?

— Чтобы понять это, без некоторой предыстории нам не обойтись. Начиная с середины прошлого, ХХ века, наиболее интересные открытия в области биологии во многом связаны с изучением океана. Парадоксально, но факт: изучение океанских глубин резко отставало от изучения суши. А ведь водные просторы занимают почти три четверти поверхности Земли и их по праву можно назвать «Планета Океан».

Но даже в космическое пространство человек вышел раньше, чем смог достичь предельных глубин океанского дна. Только в 1962 году французскому батискафу «Архимед» удалось опуститься на 10 километров в Курильской впадине северо-восточнее Японии, и только с этого, по сути, исторического и революционного прорыва, океан стал доступен изучению в любой своей точке. И то не сразу. 

Да, освоение океанских глубин оказалось делом технически очень сложным. Вдумайтесь только, что такое глубина в 10 километров?! Сплошной, тягучий, как смола, мрак. Вечная ночь! Давление воды — 1000 атмосфер — чудовищная сила! Вот почему стенки батискафа «Архимед» из специальной легированной стали были толщиной 16 сантиметров, а сам аппарат имел такую огромную массу, что ни один судовой кран не мог поднять его на палубу, и в экспедиции «Архимед» всегда следовал за кораблем на буксире.

Только открытия в технике, создание композитных материалов позволили инженерам построить достаточно легкие и надежные подводные аппараты, оснащенные всем необходимым для изучения океанских глубин и его дна. Так, например, титановый корпус американского «Алвина» позволил погружаться на 4 с половиной километра. А «Sea Cliff», построенный в 1985 году, мог работать уже на шестикилометровой глубине.

Маневренные и очень легкие аппараты «Пайсис» были созданы в Канаде. Кстати, именно «Пайсис» впервые достиг дна Байкала — самого глубокого и самого загадочного озера на земле.

В 1987 году два прекрасных подводных аппарата серии «Мир» появились и у советских ученых. «Миры», как и американский «Sea Cliff», могли работать на глубине 6 километров. Именно эти аппараты и использовал Джеймс Кэмерон при съемках «Титаника».  

Долгие годы официальная наука считала, что жизнь в океане, все ее бесчисленные рыбные стада и животные могут существовать только до глубины 550–600 метров. Глубже — мертвая зона.

Но с каждым годом этот предел увеличивался. 

Так в 1910 году специальный глубоководный трал поймал живую рыбу на отметке 6 километров. Этот рекорд продержался почти 60 лет. Были и другие удивительные факты.

Ученые определили, что киты спокойно заныривают на глубину один километр и ловят там гигантских многометровых кальмаров, которые никогда не показываются у поверхности океана. 

Летом 1951 года датское судно «Галатея» впервые опустило трал на дно знаменитой Марианской впадины. с глубины в 10 километров были подняты донные беспозвоночные: актинии и голотурии. И это стало настоящей сенсацией в биологии. 3начит, ничто: ни давление, ни мрак и холод океанских глубин, а стало быть полное отсутствие условий для фотосинтеза, не могут противостоять колонизирующей активности жизни…

Исследования показывали, что, действительно, плотность биомассы океана резко уменьшается с глубиной. Иногда батискафы проплывали над дном десятки километров, прежде, чем на глаза наблюдателям попадалась какая-нибудь рыба или донное животное.

В 1976 году американские ученые исследовали район Галапагосского рифа на глубине 2500 метров. Буксировщик, сканируя дно, принес удивительные фотографии, которые потрясли биологов. На снимках четко просматривались огромные сообщества неизвестных донных животных. Настоящее кипение многообразной жизни.

Но только через три года группа специалистов получила возможность посетить эти диковинные оазисы. Перед учеными, в лучах мощных прожекторов батискафа, предстал поистине фантастический мир. На дне океана стояли странные башни в виде многометровых труб. Из их концов низвергались клубы странного черного дыма, оседавшего вокруг в виде хлопьев. 

На стенах этих башен-пирамид и вокруг их оснований действительно процветала жизнь. Гигантские двухметровые трубчатые черви образовывали мощные колонии в виде кустов. Их ярко-красные щупальцы торчали из белых, отливающих перламутром, трубок, сплетаясь в цветное кружево. Между скоплениями червей располагались многообразные колонии моллюсков, ползали кра6ы. В ловчих позах застыли во множестве морские звезды, стеной стояли странные стеклянные губки в виде грибов. Нигде никогда ничего подобного ученым видеть еще не приходилось.

Замеры показали и вовсе невероятное: из концов донных труб изливался кипяток в 350 градусов по Цельсию. Концентрация свинца, марганца, железа, ядовитого сероводорода и метана в этих выбросах в десятки тысяч раз превосходила их обычное содержание в морской воде. Настоящая фабрика производства полиметаллов и котел смерти одновременно.

Но здесь ничто не умирало. Расчеты показали: на одном квадратном метре дна проживало и чем-то кормилось от 10 до 50 килограммов организмов 450 видов, большинство из которых науке были неизвестны.

Уже вскоре научные экспедиции других стран открыли подобные сульфидные излияния в различных частях мирового океана. Как правило, вдоль разломов, где происходит подвижка земных плит и к поверхности поднимается расплавленное вещество мантии, образуя систему подводных горных хребтов, протяженностью почти в 70 тысяч километров. По существу под водой скрыты вторые Гималаи, Тянь-Шань, Памир и Кордильеры, только в гораздо больших масштабах.

— Как же эти оазисы выживают в ядовитой среде? И чем питаются?

— Ответ на этот принципиальный вопрос пока не ясен до конца. Но суть явления понятна. Эти донные оазисы или «Райские сады», как их именуют американские биологи, в полной мере можно назвать почти совершенными сообществами, где одни особи существуют за счет других. И основа всего — своеобразные виды бактерий, которые существуют только здесь и могут переносить температуры в сотни градусов. А ведь наука долго считала, что + 95 градусов по Цельсию — это предельная температура выживания бактерий.

На этой догме, к сожалению, основаны все системы стерилизации. Так вот, вновь открытые бактерии обладают еще и поразительным свойством: они способны перерабатывать ядовитые неорганические соединения в живой продукт, которым питаются другие виды бактерий. А ими, в свою очередь, — более высокие по шкале эволюции организмы. И так до губок, червей, крабов…

— Вы что, хотите сказать, что здесь, в глубинах океана, действуют своеобразный сверх производительные фабрики-фильтры, способные производить органическое вещество без энергии солнца, то есть, без фотосинтеза?! С помощью каких-то химических реакций?!

— Да, именно так. Сегодня однозначно доказано, что фотосинтез не является единственным и необходимым условием жизни. Это не то что открытие, — это полный переворот в понимании возможности появления жизни на Земле.

Вообще-то явление хемосинтеза было открыто еще в 1887 году русским ученым С. Н. Виноградским. Он отмечал, что некоторые виды бактерий способны вырабатывать органическое вещество из двуокиси азота. Но значение этого явления для жизни, да еще на запредельных, а6иссальных, глубинах до открытия «Черных курильщиков» вообще начисто отрицалось наукой. А обнаруженные здесь двухметровые черви-вестиментиферы оказались вообще вне нормального осознания. В их клетках слоями живут различные виды бактерий, и весь механизм переработки неживого вещества в живое находится внутри самого червя.

В 1986 году советские ученые в Калифорнийском заливе с помощью аппаратов «Пайсис» обследовали две гидротермальные зоны и подняли на поверхность огромный научный материал, в том числе и экземпляры червей-гигантов. Осенью того же года в Институте океанологии АН СССР, специалисты которого участвовали в этой экспедиции, мне показали небольшой видеоматериал, снятый непосредственно на дне океана. Он просто заворожил меня своей необычайностью и красочностью.

— Так и родилась идея снять фильм об этом чуде природы?

— Нет, как раз наоборот. Я с сожалением констатировал, что мне такой фильм не поднять. Прежде всего, чисто по финансовым соображениям. Аренда судна и батискафа стоит огромных денег, и нашей стандартной сметы хватило бы максимум на пару дней даже не работы, а только пути к месту съемок. Я, конечно, думал о фильме, но только с той точки зрения, что кому-то когда-то очень повезет. 

— И все же, как это произошло, что Вы оказались первым?

— Все было до банальности просто. Ну, небольшое везение, что ли. Как-то по радио, совершенно случайно, я услышал краткое сообщение, что нечто вроде «черных курильщиков» в районе Курильских островов открыл дальневосточный биолог Виталий Тарасов. И всего на глубине в сорок метров! То есть, это была глубина доступная для подводных киносъемок с обычным аквалангом. Это уже принципиально меняло всю ситуацию, и я незамедлительно вылетел во Владивосток.

Оказалось, что 35 летний ученый сам много лет бредил «черными курильщиками» поскольку гигантский Курильский разлом на дне океана проходил буквально рядом и ни в какую Америку плыть не нужно.

Тарасов начал тщательно изучать геологические карты морского дна и как-то напоролся на крохотный необитаемый островок Янкича диаметром около 2-х километров. Это был кратер вулкана Ушишир, который взорвался около 10 тысяч лет назад. 

Чудовищный взрыв начисто срезал половину высоченной горы, торчавшей из-под воды. Многотонные раскаленные каменные болиды тучами вылетали из жерла вулкана и падали на его склоны. Потом из недр земли хлынули миллионы тонн расплавленной магмы. Один из лавовых потоков прожег в горе узкий проход и огненная река ринулась в океан. Много дней, может быть, и месяцев продолжалась эта битва огня и воды. И вода победила. Через пробитый в горе канал вода океана заполнила все жерло вулкана и усмирила стихию…

Но до сих пор по всему внутреннему склону кратера, из сотен черных, обгоревших отверстий из-под земли со свистом вырываются струи ядовитого сернистого газа. Повсюду кипят ключи практически серной кислоты. На узком береговом пляже булькают грязевые фумаролы. Иногда земля под ногами сотрясается и тяжелый гул исходит из ее недр. Жуткое место.

Карты показывали, что океанский разлом проходит как раз под кратером. Вот Тарасов и решил понырять в этом кратере. Но оказалось, что попасть в него дело совсем непростое. Пройти на катере внутрь вулкана можно только во время прилива и почти в полный штиль, который бывает в этом районе Тихого океана крайне редко. Из-за бара океанские волны в метр-полтора вырастают перед островом в десятиметровые валы, преодолеть которые без риска погибнуть невозможно. Достаточно сказать, что в течении нескольких лет только одна попытка из многих проникнуть в кратер удалась.

БУХТА КРАТЕРНАЯ

— «Наша экспедиция шла тогда в Южно-Китайское море. Но стояла на редкость тихая погода, и мы на два дня свернули к этому вулкану,  — рассказывал мне Тарасов. 

— На приливной волне наш судовой катер буквально влетел в кратер. Прихватив мощный фонарь и фотокамеру, я сразу, прямо с катера, ушел под воду. На глубине уже примерно метров в десять я увидел картину, которая буквально потрясла меня. В отравленной вулканическими газами воде процветала жизнь, как и в оазисах „черных курильщиков" Калифорнийского залива. Я увидел много донных животных, вид которых мне был абсолютно не знаком...»

                                                               ***

Тарасов сделал десятки цветных подводных фотографий, чтобы убедительно обосновать необходимость комплексного изучения этого уникального места. Конечно, здесь, в кратере вулкана Ушишир, были совсем другие сообщества, чем те, которые открыли американские ученые. Но здесь-то они совсем рядом, и любое животное можно спокойно потрогать рукой. А, значит, резко продвинуть вперед изучение этого природного феномена.

Я быстро договорился с директором Института Биологии Моря академиком А. В. Жирмунским о совместной экспедиции. Но неожиданно у киностудии появился мощный конкурент. На бухту Кратерную «положил глаз» знаменитый исследователь океана и не менее знаменитый кинематографист-подводник Жак Ив Кусто. 

У него было собственное судно с барокамерой на борту, новейшее оборудование для подводных съемок. Наконец, вертолет, который позволял независимо от состояния океана забрасывать в кратер вулкана съемочную группу и после работы возвращать ее обратно в цивильные условия судна. По слухам, за право проведения киносъемок на советском острове французы обещали поставить Академии наук СССР очень дорогое лабораторное оборудование и уникальные научные приборы.

— Кая понимаю, решение все-таки было принято в пользу «Леннаучфильма». Как Вам это удалось?

— Я не знаю о тонкостях всех переговоров. Я захватил во Владивосток свой последний фильм, который мы сняли два года назад на дне Северного Ледовитого океана, на 81 градусе северной широты, всего в 900 километрах от полюса. Фильм был показан на Президиуме Дальневосточного отделения АН СССР. Может быть, академики увидели, что мы тоже работаем под водой вполне профессионально и решили вопрос в нашу пользу. А может быть, перевесило чувство патриотизма. Трудно сказать….

— Насколько мне известно, в столь высоких широтах на дне Ледовитого океана до Вас еще не снимал никто. Эта работа попала в книгу рекордов Гиннеса?

— Этим никто не занимался, да мы как-то и не думали тогда о рекордах. Это был плановый фильм студии для показа в кинотеатрах и на телевидении. Другое дело, я знаю точно, что до сих пор никто не повторил наших погружений, и если инспекторы книги рекордов заинтересуются этим фактом — нашу работу может подтвердить фильм «В двух шагах от Полюса», экспедиционные документы и сотрудники самой северной в мире гидрометеорологической обсерватории имени Кренкеля на архипелаге Земля Франца-Иосифа, без повседневной и безвозмездной помощи которых, мы бы не смогли выполнить свою задачу.
 

АРХИПЕЛАГ ЗЕМЛЯ  ФРАНЦА — ИОСИФА

Но мне, как автору и режиссеру фильма, все-таки было бы приятно увидеть в книге Гиннеса имена своих шести подводников, которые в каждом спуске рисковали своей жизнью и сделали то, что было мною задумано. В составе съемочной группы фильма «В двух шагах от Полюса»  в работе под водой принимали участие старший водолазный специалист Александр Майер, оператор подводных съемок Игорь Юров, кинооператор и подводный осветитель Владимир Рулёв, подводный осветитель Александр Панин, морской биолог Максим Осповат.

— Снимать на дне Ледовитого океана под сплошным покровом льда — даже подумать об этом, жутковато становится… 

— Не то слово. И дело даже не в подводном мраке. Вода в Ледовитом океане до сих пор удивительно чиста и прозрачна. Свет наших мощных электрических фар вполне освещал пространство на десятки метров вперед. Ощущение было такое, что ты находишься внутри чистейшего хрустального кристалла. Со дна океана, пробитые в многометровом льду майны — отверстия: одно для спуска, другое для аварийного всплытия — были видны крохотными светлыми пятнышками. Вот это больше всего давило на психику, ведь малейшая подвижка льда и всё, — выход на поверхность может быть наглухо закрыт. Вот в такой, постоянно стрессовой ситуации и проходили подводные съемки.

Для работы мы выбирали время между приливом и отливом, когда мощные придонные течения относительно слабы. Это минут сорок — сорок пять не больше. В сутки. За эти сорок пять минут из-за нервных перегрузок мы теряли в весе по нескольку килограммов.

— Чем же Вас так привлекло дно Ледовитого океана? Температура воды там ниже нуля градусов по Цельсию. Что там может развиваться при таких условиях?

— Если быть точнее, то в месте нашей работы температура воды была минус 1,7 градуса. При минус двух морская солёная вода превращается в лед. То есть, температурный промежуток для жизни предельно ничтожен — всего три десятых градуса. Это даже представить трудно.

Но оказалось, что вопреки мнению многих маститых биологов о невозможности активной жизни в таких невероятно экстремальных условиях, на дне Ледовитого океана раскинулись мощные плантации многометровых водорослей, среди которых во множестве процветают огромные колонии губок, морских звезд, кораллов.

НА ДНЕ СЕВЕРНОГО ЛЕДОВИТОГО ОКЕАНА. КАДР ИЗ ФИЛЬМА «В ДВУХ ШАГАХ ОТ ПОЛЮСА».

По плотности живого эти сообщества во много раз превосходят знаменитые коралловые рифы в теплых солнечных лагунах Мирового океана.

Эти, скрытые льдом от глаз человека подводные «Земли Санникова», тянулись на сотни, а, возможно, и на тысячи, километров вдоль всего шельфа островов архипелага. Многие из животных этих уникальных сообществ во много раз превосходили свои обычные размеры. Например, гигантских креветок можно было ловить рукой просто за хвост, они были величиной с хороших раков.

— Вы можете пояснить причины такого гигантизма?

— Только в общих чертах. Архипелаг Земля Франца-Иосифа по суровости климата само по себе уникальное место планеты. Его не зря называют Малой Антарктидой, ведь толщина ледниковых шапок островов доходит до двухсот метров. Теплые воды Гольфстрима не достигают архипелага.

Известно, что растворимость кислорода в холодной воде гораздо большая, чем в теплой. А кислород — это жизнь. Но это никак не может быть главной причиной гигантизма. Южнее архипелага лежит гигантский остров Новая Земля, в скальных туннелях которого Советский Союз проводил испытания ядерного оружия. Возможно, что радиоактивные выбросы затронули океанскую флору и фауну этих труднодоступных районов. Хорошо известно, что радиация в определенных дозах влияет на ускоренную мутацию клеток, а значит, и организмов. 

Сейчас мы отчётливо видим это на примере чернобыльской зоны, где каждый год появляются мутанты растений и животных, которых до взрыва реактора в природе не было. Так или иначе, но сняв на кинопленку чудеса подводного мира Ледовитого океана, мы поставили перед учеными много вопросов. И теперь это их задача — найти объяснение этому полярному феномену. 

Ясно было лишь главное — наши знания о живой природе еще слишком скудны, и впереди человечество ждут новые сенсационные открытия. Что и происходит до сих пор. И «черные курильщики», которые снял Кэмерон, — это наглядно подтверждают.

— Мы несколько ушли в сторону от нашей основной, Курильской темы. Как проходили съемки?

— Материально и технически мы были готовы к этой работе примерно через год. В мае 1988 года мы перебросил самолетами из Ленинграда во Владивосток больше 8 тонн груза: палатки, продукты, кинопленку, подводное оборудование и два мощных генератора. 20 огромных бочек бензина для них были куплены во Владивостоке.

На необитаемом острове, где нам предстояло прожить три месяца, не было ни одного источника пресной воды. Пришлось решать и эту проблему. Городской молочный комбинат дал нам несколько десятков алюминиевых фляг по 50 литров каждая, из расчета 2 литра воды на человека в сутки. 

Весь груз мы упаковали в огромные пластиковые бочки из-под шампуня. Они имели герметичные крышки и великолепную плавучесть с полным грузом. Все бочки были связаны в несколько гирлянд прочнейшим фалом... 

Из бочек с бензином мы соорудили два крепких плота и на них намертво закрепили генераторы весом по тонне каждый. Всё это было погружено на два научно-исследовательских судна, которые шли работать к берегам Южного Вьетнама. 

Съёмочная группа фильма «Загадки бухты Кратерная» на пути к Курильским островам.

Через трое суток пути мы встали на якоря в полутора милях от вулкана Ушишир.

К счастью, погода благоприятствовала высадке: у острова была более-менее низкая волна, около метра. Но с севера надвигались мощные чёрные тучи, и уже чувствовались порывы сильного ветра. Начался аврал. Судовые краны подхватили связки наших бочек и одну за другой опустили прямо в море. Два спасательных бота взяли их на буксир и почти в притопленном состоянии на приливной волне поволокли прямо в горло вулкана. 

Вторым заходом на остров были доставлены люди и генераторы. Вся операция заняла три часа. Люди и груз были внутри кратера, и, казалось, что надвигающийся шторм нам уже не страшен.

Но мы жестоко просчитались. В первую же ночь наши прочно закрепленные армейские палатки были в клочья разорваны ветром, и до утра мы просидели под толстым куском брезента, вцепившись в него руками и зубами.

Едва стихли порывы ветра, с кораблей к нам с трудом пробился через бар бот с запасными палатками.

Так выглядело место нашей высадки на остров в первый день прибытия. 

Наученные горьким опытом, мы почти до крыш вкопали их в податливый вулканический песок, одев по две штуки друг на друга для большей прочности и тепла.

Этот вариант оказался оптимальным, и наш лагерь выдержал впоследствии все ураганы до последнего дня экспедиции, когда нам пришлось буквально спасаться, бросив все, кроме пленки и киноаппаратуры. Но это тема для другого разговора. 

Пока же, убедившись, что мы сносно обжились, корабли снялись с якорей и круто повернули на юг, к своему месту работы — к Вьетнаму.                                                                       

***

В расщелине, на вершине вулкана мы оборудовали специальную палатку с коротковолновой радиостанцией. Теперь, в строго определенные часы, у нас была прямая связь с домом через Ленинградский радиоклуб, а прогноз погоды два раза в сутки нам передавали гидрометеорологи Тихоокеанского флота. Так началась наша трехмесячная островная эпопея, каждый день которой держал нас в напряжении, но и давал мощный положительный эмоциональный заряд.

— Ваши затраты и ожидания оказались адекватны тому, что Вам удалось снять в кратере вулкана?

— Конечно. Это было настоящее природное чудо, хотя на первых порах работать под водой было жутковато. Свет с поверхности проникал максимум на глубину 10 метров. Дальше был сплошной мрак, и наши мощные светильники едва пробивали его.

Стены кратера уходили вниз, в бездну, почти вертикальными уступами в виде узких, в метр шириной, полок. Из тысяч больших и малых трещин из глубин земли вырывались струи горячей воды и ленты пузырей ядовитых сероводорода и метана.

Порой казалось, что кипит весь объем кратера почти с километр в диаметре.

Каждый спуск под воду происходил медленно, с большой осторожностью, ведь вулкан жил, и мы реально ощущали его грозное дыхание. 

И вот мы погружаемся там, где на карте Тарасов поставил крестик — месте его спуска.

Из мрака, метрах в 15 от поверхности, показался первый каменный карниз — весь в разноцветных пятнах.

Подплыв ближе, мы увидели, что он сплошь усеян донными морскими животными. Особенно много было голотурий: от ярко-красного до белого цветов. Их распущенные ловчие сети ждали добычу.

Тарасов оставил с нами двух своих практикантов, биологов-подводников, и они были потрясены этим разнообразием.

Встречались виды абсолютно неизвестные науке. Были и те, которые живут только у Алеутских островов, за тысячи километров от этих мест. Как же они попали сюда? Чем кормятся и как выживают в этой отравленной, бурлящей среде?!

На другой каменной полке, чуть пониже, все пространство занимала гигантская колония морских ежей. Их было так много, что они буквально сидели друг на друге в несколько слоев. Это было совершенно необъяснимо! Ведь хорошо известно, что на самых богатых «Ежовых банках» океана в лучшем случае можно увидеть две-три особи на одном квадратном метре дна. 

Но здесь плотность их популяции была в 500 раз больше! В некоторых местах до1500 особей на одном квадратном метре! 

К тому же морской еж — типичный вегетарианец.  

Всем растениям он предпочитает морскую капусту, которой, как говорят, здесь и не пахло. 3начит, эти ежи питаются чем-то другим. Но чем? Может быть, это мутировавшие особи с совершенно иной пищеварительной системой?

В общем, каждый день работы под водой приносил нам новые и новые открытия.

Это был фантастический, загадочный мир, словно мы попали на другую обитаемую планету. 

Мы обратили внимание, что самые мощные колонии животных селились, как можно ближе к выбросам горячей воды и газов. И повсюду их окружали странные белые образования в виде мягких матов толщиной в несколько сантиметров.

В одной из палаток мы установили микроцейтраферную камеру, которая позволяла снимать с увеличением в несколько сот раз. И когда первый образец мата лег под окуляр микроскопа, перед нами предстал мир крохотных червей. В малюсеньком образце их были мириады.

Уже позже, когда были проведены кропотливые исследования белых образований в различных лабораториях страны, выяснилось, что эти микроскопические черви и многочисленные виды бактерий, которые их окружают, — уникальное творение природы. 

Каждый червячок подобен своеобразной «минивестиментифере» «черных курильщиков» Калифорнийского залива. В этих матах с фантастической скоростью и производительностью перерабатываются и превращаются в органику минеральные выбросы вулкана и его ядовитые газы. Тот же хемосинтез «черных курильщиков» без участия энергии солнца. 

Представляете, какие перспективы откроются перед человечеством, если ученым удастся смоделировать эти сложнейшие природные процессы и создать искусственные пленки, способные и очищать природу, и производить, по существу, основной компонент для начальной цепи питания всех животных и людей?! 

ПОСЛЕ РАБОТЫ ПОД ВОДОЙ МОЖНО БЫЛО ПРИЯТНО РАССЛАБИТЬСЯ В ГОРЯЧИХ РАДОНОВЫХ ВАННАХ ВУЛКАНА.

К тому же здесь, в жерле вулкана, за счет его энергии, процессы эволюции, возможно, ускорились в тысячи раз, и природа порождает все новые и новые виды организмов, способных жить и размножаться в среде, где по логике ничего живого быть не должно. 3начит, как это ни парадоксально, жизнь могла быть занесена на Землю не только из безграничных просторов Вселенной, но и зародиться в жерлах вулканов миллиарды лет назад…

— Игорь, до какой всё же глубины кратера Вам удалось провести киносъемки?

— Так как мы работали в обычном легководолазном снаряжении и не имели специальных дыхательных смесей и барокамеры, наш предел был на глубине 40 метров. С кессонной болезнью не шутят. Но именно на этой отметке вулкан Ушишир преподнес нам еще один сюрприз.

Подводный кинооператор И. Юров в кратере вулкана  Ушишир.

Обследуя северную часть кратера, Саша Майер, наш старший водолазный специалист (к великому сожалению, через несколько лет он трагически погиб во время подводных съемок в Баренцевом море, работая в другой киногруппе), наткнулся на целый подводный луг диковинных ярких цветов на кремниевых ножках высотой до 40 сантиметров. Биологи определили — редкостные морские организмы цериантарии.

У этих удивительных животных нет сердца, нет кровеносной системы. Они практически не изучены, так как живут на очень больших глубинах и целый экземпляр еще никому не удалось поднять. Да и попробуй найди их среди немереных океанских просторов. Здесь же их были сотни. Возможно, даже тысячи. Фантастический луг цериантарий круто уходил вниз. Но спуститься туда мы не могли.      

Что же там, дальше, в глубине? Какие сюрпризы и открытия ждут исследователей, которые смогут спуститься во мрак кратера ниже на 20–40-100 метров, чем это сделали мы?

Возможно, что мобильный, легкий канадский «Пайсис», заброшенный на остров, в недалеком будущем прольет свет на этот природный феномен. Будем надеяться. Тем более, что сейчас на острове развернута небольшая биологическая лаборатория.

Кстати, здесь, на острове, мы разработали новую технологию получения пресной воды практически в неограниченных количествах. И этот способ нам тоже подсказала природа.

Так что, как видите, мы действительно опередили Кэмерона на 17 лет. Только его экспедиция значительно масштабнее. Ведь одно дело — использовать для съемок обычный акваланг, другое — подводный автономный аппарат «Мир», этот сгусток инженерной мысли со множеством кино и видеокамер.. Но прогресс потому и развивается, что кто-то сегодня сделал лучше, чем это было вчера. Прошел дальше, чем это было возможно недавно.

— Ваши последующие работы в России были тоже связаны с подводными исследованиями?

— К сожалению, нет. Хотя планы были большие. Мы мечтали о подводных съемках в Антарктиде. Но с приходом к власти президента Ельцина научно-популярное кино практически прекратили финансировать, и к 1995 году студия «Леннаучфильм» была технически и творчески разорена и доведена до жалкого состояния.

Я, правда, до отъезда в Америку, успел закончить большой, 3-х часовой исторический фильм «Первая Мировая война», но только потому, что весь киноматериал был собран по кусочкам в течении 15 лет. Я немножко экономил на каждом фильме, и на эти деньги покупал  редкие архивные киноматериалы.

— Здесь, в Америке, Вам удалось найти работу по специальности, хотя бы частично реализовать свои творческие планы?

— Нет. Не удалось. Я уехал из России в возрасте почти 60-ти лет. С первого дня приезда нужно было искать любую работу, чтобы снять жильё, определить ребёнка в школу... Ты, Славик, сам эмигрант, чудом избежал смерти во время погромов армян в Баку… Так что, всё хорошо понимаешь... Не до денег на кино… Но если бы появились средства, то первой я бы снял не подводную картину, а большой фильм о Ленд Лизе.

— Почему именно о Ленд Лизе?

— После окончания Второй мировой войны фактически уже сменилось два-три поколения. Но, к великому сожалению, до сих пор в России, а особенно сегодня, уже в путинские времена, значение этого исторического решения не только принижается или искажается, но фактически сводится на нет.

Народ практически ничего не знает о Ленд Лизе…

ПРЕЗИДЕНТ  США  ФРАНЛИН Д. РУЗВЕЛЬТ ПОДРИСЫВАЕТ  ЗАКОН  О ЛЕНД  ЛИЗЕ.

В основном его информируют, что это была тушёнка, яичный порошок, ну и «Студебекеры», конечно.

Эти поставки, мол, составляют всего 4 процента от необходимого Советскому Союзу. Эти 4 процента ничего общего не имеют с реальной действительностью. Например, поставки по Ленд-Лизу авиационного бензина в 1,4 раза превысили собственное советское производство. Десятки тысяч советских самолетов не смогли бы подняться в воздух не будь западных поставок этого дефицитного топлива. 

Или другой пример. За годы войны промышленность Советского Союза произвела всего 900 паровозов. Поставки по Ленд Лизу составили 1900. Вагонов было поставлено в 10 раз больше, чем смогла произвести промышленность СССР. 

Без этих поставок все снабжение фронта и тыла ждал бы неминуемый коллапс.

ПОГРУЗКА  ТАНКОВ «МАТИЛЬДА» ДЛЯ СССР В ЛИВЕРПУЛЬСКОМ ПОРТУ. ФОТО СДЕЛАНО 17 
ОКТЯБРЯ 1941 ГОДА.

Западные поставки взрывчатых веществ для снарядов и патронов тоже превысили собственное советское производство. США, Англия и Канада отправили в СССР больше 45 тысяч новых металлоо6рабатывающих станков и прессов. Именно это высокотехнологичное оборудование позволило СССР резко увеличить выпуск вооружения и боевой техники, а впоследствии способствовало восстановлению советской экономики.

Помощь по Ленд Лизу поступала в СССР разными, но всюду опасными дорогами войны. Десятки тысяч граждан западных стран погибли, сопровождая в конвоях эти грузы. Об этих потерях практически вообще не говорят. А ведь эти люди сродни тем, кто сражался с фашистами на передовой. Такой нужный и большой фильм я, конечно, сегодня уже вряд ли  бы осилил, а вот материал для, возможно, будущей книги потихоньку собираю. Тема того стоит, чтобы на неё потратить  часть жизни…                                                                                                                                       

БЕСЕДА  ВТОРАЯ

ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ

— Игорь, во время нашей первой встречи Вы мельком сказали, что высшая мировая награда в области научно-популярного кино — это Диплом кинофестиваля МАНК, кoтoрoй oблaдaeтe и Bы. Канны, Берлин, Венеция, Амстердам — это, понятно, как и в кино художественном, — традиционные места проведения подобных кинофорумов. А вот что такое МАНК?

— МАНК — абревиатура и расшифровывается так: Международная Ассоциация Научного Кино (International Scientific Film Association – ISFA). Это что-то вроде профессиональной Всемирной гильдии технических и творческих работников, которые не только разрабатывают новую технику и кинотехнологии, но и широко используют все это в своей повседневной деятельности.

МАНК работает под патронажем ЮНЕСКО и объединяет на всех континентах десятки профессиональных киностудий, делающих научно-популярные и учебные фильмы, и сотни лабораторий научно-прикладной кинематографии.

Ни одно испытание новой техники не проходит сейчас без применения специальных методов съемки. Это съемка в невидимых инфракрасных, ультрафиолетовых и рентгеновских лучах. Cъемка живых микрообъектов при увеличении в тысячи раз. Например, явление фагоцитоза, т.е. борьбы специальных клеток организма с проникшими опасными бактериями, разворачивается на экране в захватывающее воображение сражение. 

Специальные виды киносъемки позволяют резко ускорить научные исследования, разобраться и понять сущность скрытых от нас процессов и катастрофических явлений.

В России и США разработана специальная аппаратура, позволяющая делать невероятное - миллиард кадров в секунду. Она способна зафиксировать самые быстро протекающие процессы на зeмлe Если такая камера будет работать всего одну секунду, то просмотр материала с нормальной скоростью займет почти полтора года. По-существу, мы имеем своеобразную машину времени, работающую и в будущее, и в прошлое. 

Метод киносъемки в токах высокой частоты, разработанный советским инженером Ceмeнoм Кирлианoм из Краснодара, позволил воочию увидеть многоцветные биополя живых объектов. Оказалось, что, например, наполовину оторванный лист дерева долго и хорошо сохраняет в своем свечении всю свою прежнюю форму.

Подобные съемки наглядно показали, что вокруг нас постоянно существуют гигантские информационные биополя, которые, видимо, хранят в себе всю информацию о прошлом живого мира. Если мы научимся извлекать эту инфoрмaцию, сможем воочию увидеть жизнь Земли на протяжении значительной части ее истории. 

У меня нет никакого сомнения, что известный палеонтолог и писатель-фантаст Иван Антонович Ефремов действительно наблюдал в пустыне Гоби живые картины эпохи динозавров. 

Мне с киногруппой довелось пройти весь монгольский маршрут Ефремова спустя 30 лет. Однажды я и оба мои спутника — оператор и водитель — увидели впереди по ходу нашего вездехода четкую картину: огромные колонны азиатских воинов на конях. Kак будто перед нами проходили тумены могучей армии Чингизхана. Это видение продолжалось всего около минуты. Мы даже не успели вытащить камеру из кофра, пребывая от удивления в несколько шоковом состоянии. Но в письменном виде каждый зафиксировал подробно все, что видел своими глазами. И наши записи, по сути, оказались абсолютно идентичны. 

Так что это был не просто мираж. А, возможно, мираж-голограмма реального события 13 или 14 века.

— Прocтитe, Игорь, нo Вы говорите о каких-то фантастических явлениях, не свойственных нашим чувствам.

— Да нет. Я просто рассказываю Вам о совершенно обыденных вещах, с которыми работники научно-популярного кино сталкиваются постоянно. Используя в своей работе весь арсенал специальных методов съемок, мы ставим перед собой задачу в образной и занимательной форме рассказать самому широкому кругу зрителей о месте науки в современном мире и роли человека в мире науки.

Что касается эстетики изображения, звуко-зрительного ряда, то научно-популярное кино впитало в себя все лучшее, что накоплено художественным и документальным кино.

Математика, физика, химия, астрономия, география, медицина. Никакой другой вид кино не имеет такого обширного поля деятельности. Специальные сессии МАНКа собираются один раз в год, в разных городаx и на разных континентах. Все новое и уникальное, что создано кинематографистами, учеными и инженерами в нашей области, становится всеобщим достоянием. Награда МАНКа — обычный Диплом без какой-либо денежной премии, в научно-популярном кино, действительно, самая престижная награда.

— Большинство Ваших фильмов: «Охотники за динозаврами», «Живое в неживом», «Обезьяний остров», «Операция “Мидия”», «Белое море – не белое пятно», «На сто первом километре» и другие связаны с биологией. У Вас что, есть специальное биологическое образование?

— Нет, по первой специальности я — инженер-механик. Но с детства люблю биологию. У меня в младших ещё классах, на пришкольном участке под Ленинградом задолго до хрущевских указов росла кукуруза гигантских размеров и давала спелые початки.

Вырастить ее в наших, практически, северных условиях, было задачей не простой. Помидоры на моих грядках давали огромные урожаи и не в теплице, а в открытом грунте. Дневники этих опытов с фотографиями экспонировались на Вcecoюзнoй ceльcкoxoзяйcтвeннoй выcтaвкe. В школе мне прочили судьбу ученого-агронома. Но мы с мамой перебрались жить высоко в горы Хамар-Дабана, что лежат на самой границе с Монголией. А там в школе мои увлечения поменялись. Но детская страсть к растениям и всему живому осталась. К тому же, мoй старший брат — доктор сельскохозяйственных наук, так что многие темы рождались и при его участии.

— Вы проработали на «Леннаучфильме» почти 30 лет. Сняли больше 40 фильмов. Расскажите немного о студии.

— Дата рождения «Леннаучфильма» — 1933 год. До войны студия снимала просветительские и обучающие фильмы для гражданского населения и армии. В годы блокады Ленинграда она не простаивала ни одного дня: все военные кинооператоры Северного и Северо-Западного фронтов жили на студии на военном положении. К счастью, ни один снаряд, ни одна бомба не разорвались на территории студии. А ведь буквально через дорогу, всего в пятнадцати метрах, работала единственная на весь блокадный город мельница, и немецкая артиллерия постоянно обстреливала ее, стараяcь уничтожить эту артерию жизни.

Вся известная и еще неизвестная жуткая кинохроника блокадных дней и свирепого голода снята и обработана нашей киностудией.

Начиная с 1942 года, по Ленд-Лизу в CCCР из США, Англии, Канады широким потоком начала поступать новейшая техника: танки, самолеты, артиллерия, автомашины. Для быстрого овладения ею, обучению применения нужно было в кратчайшие сроки сделать десятки фильмов-пособий. И наши режиссеры и операторы снимали на кораблях и в танках, летали на штурмовиках и бомбардировщиках. 

В самые тяжелые дни блокады, когда энергии не хватало даже военным заводам, студия получала ее от проложенного по дну Ладожского озера кабелю одной из первых, таково было ее значение. Именно в эти суровые годы сложился основной творческий костяк cтудии. 

Я пришел на «Леннаучфильм» в 1971 году, а первый самостоятельный фильм «Охотники за динозаврами» снял в 1973 году в составе Советско-Монгольской палеонтологической экспедиции. Нам очень повезло. В бедлиндах на границе с Китаем, похожих на большой американский каньон, мы нашли и откопали целый скелет 9 метрового панцирного динозавра, который жил здесь, в тропических болотах более 100 миллионов лет назад.

Такой же скелет ранее был найден при раскопках на территории США, и эти находки еще раз достоверно подтвердили теорию, согласно которой все материки в свое время были одним целым. С этого фильма началась моя постоянная режиссерская работа. Студия выпускала почти 200 фильмов в год. Большая часть из них — заказы различных министерств и ведомств. Так что мне пришлось снимать и «Экономику социализма», и «Распад колониальной системы». О чем, впрoчeм, никогда не жалею.

— А термин «пoлoчнaя кaртинa» каким-то образом касается научно-популярного кино?

— Вы знаете, нашему виду кино в этом плане повезло больше, чем кино художественному и документальному. Каждая новая картина «Ленфильма» или Студии документальных фильмов обязательно принималась специальной идеологической комиссией oбкoмa.

Многие из них с партийными указаниями возвращались на переделку и даже, действительно, укладывались на архивные полки. К счастью, мы были избавлены, за редким исключением, от такой опеки. Для нас главным было заключение на фильм крупного ученого или института. Xoтя “полочные” картины случались и у нас. Приведу пример, который особенно памятен.

В год 50-летия cсоветской власти режиссер «Леннаучфильма», недавний ВГИКовец Михаил Игнатов по своему сценарию снял фильм «Последние часы» — действительно о последних часах Временного правительства А. Керенского. Миша где-то откопал документы, из которых было ясно, что никакого штурма Зимнeгo двoрцa в нашем понимании не было. А известные кадры фильма “Октябрь” были талантливым вымыслом режиссера Эйзенштейна. На этих “исторических” кадрах воспитывалось не одно поколение советских людей.

Надо отдать должное смелости руководства студии, которое решило сделать такой фильм, да еще и за государственный счет.

А в это время по заданию Обкома КПСС студия документальных фильмов, где я тогда работал, готовилась к съемкам беспрецедентной акции, — новому штурму Зимнего. Тысячи курсантов и матросов Балтфлота должны были “взять” Зимний еще раз в полном соответствии с кадрами фильма С. Эйзенштейна. 

Много дней по ночам в свете мощных прожекторов шли тренировки. И 7 ноября Зимний дворец был “взят” революционным народом повторно для небольшой кучки зрителей партийно-государственных чиновников. 

Это дорогостоящее, грандиозное действо с дымом и стрельбой снималось на кинопленку десятком камер и трактовалось как событие огромной политической важности. Нa этом фоне и разразился скандал с «Леннаучфильмом».  

Посмотрев «Последние часы» — юбилейный подарок студии родной партии, первый секретарь лeнингрaдcкoгo oбкома Г. В. Романов был разъярен, кричал, что снимет с постов все руководство студии, а режиссера больше никогда не подпустят к работе. 

Но тут кто-то намекнул ему, что Миша Игнатов — очень талантливый человек и первый в стране кинорежиссер — выходец из малого народа коми. А оскорблять чувства малых народов за своих способных выходцев партия категорически запрещала. 

В общем, всю эту историю по-тихому спустили на тормозах. Руководство “Леннаучфильма” отделалось партийными “строгачами”, а Миша для повышения творческого опыта на некоторое время был брошен на укрепление сельскохозяйственного сектора и снимал фильмы типа “Уборка навоза в коровниках серии ХХХ”. Подобные картины студии приходилось делать во множестве, и мы в шутку называли их “Болты в томате”.

В том же, 1967 году из кинокомитета на «Леннаучфильм» пришло строжайшее указание уничтожить все материалы по фильму “Последние часы” до последнего кадра от монтажа. Что и было выполнено. Картина ушла в полное небытие.

— Это, похоже, уже не полка, а сродни сжиганию книг. На этом история с фильмом закончилась?

— В том-то и дело, что нет. Иначе я бы не стал о ней рассказывать. У нас при студии есть огромный сад, на задах которого устроена специальная печь для сжигания пленки. Пепел всегда скрупулезно собирался в мешки, и из него на специальной фабрике извлекали вторичное серебро, за которое руководство студии получало большие премии.

И вот как-то летом, в обеденный перерыв я проходил мимо этой печи. А к ней рабочие только что подвезли новую партию коробок с пленкой. Не знаю, что это было: дар судьбы или провидение. В куче я увидел две коробки, обмотанные cкoтчeм, и прочитал на этикетках:         

— “ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ”. ПОЗИТИВ. КОПИЯ № 1. РЕЖИССЁР М. ИГНАТОВ.

— Я Мишину историю хорошо знал. За маленькую водки рабочие отдали мне это “добро”. Я тотчас поднялся в монтажную, запер дверь на ключ и открыл своё приобретение, — в коробках могла оказаться напиханной любая дрянь, а этикетки сверху просто сохранились от монтажа. Но вид аккуратных черных пакетов с рулонами пленки говорил, что это была подлинная копия. Через несколько секунд на экране монтажного стола появились и титры: “ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ”.

Да, это, бесспорно, был тот, опальный фильм. Кто-то по недосмотру в свое время не уничтожил первую, пробную, копию. Просмотрев фильм до конца, я так же тщательно упаковал его и заменил этикетки на новые с надписью: 

«Материалы И. Войтенко. Не трогать без разрешения».

Мы часто так хранили нужные для будущих фильмов фрагменты. Я никому ни слова не сказал о своей находке, даже самому режиссеру, который вскоре ушёл со студии готовить докторскую диссертацию по языку народа коми.

Прошло 20 лет, наступили перестроечные времена, открылись секретные архивы, началась очередная перекройка истории, волна разоблачений. Грязь и правда - все перемешалось в те смутные дни. 

Как раз в это время я был избран xудожественным руководителем творческого объединения “Человек”, и нам пришлось закрыть производство одной из картин из-за тяжелой болезни главного героя. У нас оставалось 20 тысяч рублей, которые нужно было обязательно освоить, т.е. выпустить другую картину. 

Но о каких съемках могла идти речь, если до конца года — всего месяц? И тут я вспомнил о своей заначке. В новые времена мне вряд ли грозила какая-либо кара за сокрытие крамольного материала. Мне говорили, что Миша Игнатов уехал во Францию, где жила его подруга, но он, к счастью, оказался в Ленинграде. Вскоре вместе с ним и новым директором студии мы смотрели «Последние часы» на экране. 

Я рассказал историю спасенной копии, и тут же было принято решение просить Кинокомитет включить этот фильм в план с небольшими переделками. Удивительно, в министерстве прекрасно помнили события далекого 1967 года. Но ветер глубоких перемен коснулся и нашего ведомства. Нам разрешили выпуск этого фильма. Отреставрировав копию, мы сделали с нее дубль-негатив, вклеили титр о превратностях судьбы картины. Так этот “полочный”, уничтоженный фильм и родился вторично.                                                                           

***                                   
 

 БЕСЕДА  ТРЕТЬЯ

Moзг, пoлoжeнный нa пoлку.

— Игoрь, в прeдыдущeм нoмeрe «Флoриды» Bы рaccкaзaли о фильме «Последние часы» кoтoрый был запрещён для  пoкaзa. На самом деле их было много. Cкaжитe, a c вaшими кaртинaми нeчтo пoдoбнoe прoиcxoдилo?

— К счастью, начало моей работы на студии «Леннаучфильм» совпало с тем временем, когда и кибернетика, и генетика уже вышли из подполья и бурно развивались. Но несколько полочных историй было и у меня. Расскажу об одной.

Будучи студентом-заочником Института кинематографии, я подрабатывал внештатным корреспондентом в лeнингрaдcкoм журнале для дeтeй «Кocтeр». Eгo главным редактором в тo врeмя был известный поэт Владимир Торопыгин. Я писал для детей занимательные очерки о науке. Это очень помогало и материально, и в учебе, поскольку за счет журнала можно было взять командировку в любую точку страны. В общем, материал для студенческих курсовых работ у меня всегда был.

И вот как-то журнал направил меня в город Березники написать очерк о добыче и значении калийной соли. Но задание редакции в тот раз я не выполнил. На стол главному редактору был положен другой материал с названием «Узники Пермского моря».

Торопыгин прочитал очерк при мне и спросил:

— Ты все это видел своими глазами?
— Да. И отвечаю за каждое слово.
— Материал слишком необычный. Слишком… — задумался главный редактор. — Но, с другой стороны, мы — журнал детский, а дети любят всякие фантастические истории. В общем, нaдo обсудить материал на редколлегии.

Через 4 месяца очерк «Узники Пермского моря» появился на страницах журнала.

Речь в нем шла действительно о вещах необычных. Там, на калийном комбинате, я познакомился с интереснейшим человеком — геохимиком Николаем Константиновичем Чудиновым. 

Он закончил  инженерное бронетанковое училище, воевал, трижды ранен. После войны поступил в Горный институт. Но страстью и целью всей его жизни неожиданно стала МИКРОБИОЛОГИЯ, слишком далекая и от конструирования танков, да и от геологии. 

Случилось все так. Занимаясь чисто практическими вопросами комбината: как увеличить выпуск полезного концентрата из добываемой руды, Николай Константинович сделал свое первое выдающееся открытие.       

                                           Проходка штрека в калийной шахте.

250 миллионов лет назад на месте нынешнего Северного Урала плескались волны гигантского тропического Великого Пермского моря. И залежи калийной руды в сотни метров толщиной не что иное, как закристаллизованный, перенасыщенный раствор этого моря.   

“А раз так, — рассуждал Чудинов, — то, наверняка, в кристаллах калийной соли можно обнаружить микроорганизмы той далекой геологической эпохи: бактерии, микроводоросли. А, быть может, и более крупные организмы. Ведь в янтарных карьерах не раз попадались замурованные в древнюю смолу насекомые. И они были как живые”. 

И Чудинов в тиши своей лаборатории начал многотрудные, многолетние кропотливые исследования.

Он сконструировал уникальную, не имеющую в мире аналогов, установку стопроцентной стерильности, в которой можно было скрупулезно воссоздать условия далекого Пермского периода эпохи динозавров. 

                                         «Машина времени» Н.К. Чудинова.                                       

Вот где пригодились его инженерные и геохимические знания. Образцы соли с глубины 400 метров в его “машине времени“ еще и глубоко оплавлялись, дабы полностью исключить занос современных бактерий от бурильной установки, от перчаток самого исследователя. Наконец, просто из окружающего воздуха. 

Потом эти образцы раскалывались и из их середины кристаллы соли переносились для растворения в специальные жидкие среды. Чудинов чувствовал, что рано или поздно разноцветные кристаллы заговорят.

Об этих опытах знал только один человек. В Москве жил брат Николая Константиновича, доктор палеонтологических наук. Он всемерно поощрял эти исследования. 

И вот однажды глаз микроскопа увидел ”узников” древней эпохи. Это были бактерии всевозможных форм: в виде крючков, палочек, дынь, шаров. Тысячи фотографий день за днем фиксировали этот удивительный, древний мир. Нередко под окуляром в растворе плавали обрывки бамбукообразных растений, крохотные кусочки неизвестных водорослей. 

Когда многотысячный каталог фотографий «Пермских узников» был готов, Николай Констaнтинович приступил к главному этапу в своих исследований, — к попытке оживить эти микроорганизмы. И ему это блестяще удается. 

Он мне рассказывал: 

— Когда я впервые увидел, что мои подопечные двигаются, пересекают друг другу дорогу, сшибаются, я сначала не поверил своим глазам. Слишком невероятно было осознать это событие, ведь передо мной были живые организмы, появившиеся на свет 250 миллионов лет назад! Знаете, это было чувство, что ты сотворил нечто божественное. Ведь никто до тебя ничего подобного не видел.

Да, Николай Константинович, действительно, сотворил Чудо. Вопрос о пределах существования живого волнует ученых уже много столетий. Вы, видимо, читали, что недавно удалось из семян пшеницы, найденных в закупоренных глиняных кувшинах 5000–летней давности, вырастить полноценные растения. 

Есть рыбы, которые вмерзают в лед, а по весне оттаивают и прекрасно себя чувствуют. Уже обыденным стало хранение спермы особо ценных пород животных в жидком азоте. Величайший ученый академик В. И. Вернадский писал в своих трудах:

“Жизнь в семенах, цистах и спорах может сохраняться сколь угодно долго. Возможно, даже геологические эпохи”.

Эти слова всегда помнил Николай Константинович. И предсказания ученого он претворил в жизнь. Я видел в лаборатории Чудинова этот фантастический живой микромир древности. В колбах были и выращенные растения уже доступные обычному глазу. 

Но Николай Константинович пошел дальше. Он разработал технологию закристаллизации и вновь вгонял уже ожившие микроорганизмы в состояние “геологического анабиоза”.

Вот об этих сенсационных открытиях и был мой очерк в детском журнале. А потом маленькую заметку опубликовал журнал «Советский Союз». А это означало, что материал прочтут в десятках стран мира. И началось…

Отделение микробиологии АН СССР выступило с резкой критикой исследований Чудинова, считая его абсолютным непрофессионалом в микробиологии. Академик Имшенецкий, возглавлявший в то время отделение космической микробиологии (он отвечал за стерилизацию всех запускающихся и возвращающихся из космоса систем и спутников) выступил на страницах газеты “Извecтия” с огромной разгромной статьей, в открытую называя Чудинова лжеученым. В общем, все происходило как во времена “лысенковщины”. 

И в этот страшный период травли Николай Константинович мужественно продолжал свои исследования и готовил к защите кандидатскую диссертацию. И именно по микробиологии.

Мне очень хотелось хоть чем-то помочь ему. А сделать это можно было только сняв фильм о его удивительных открытиях, ведь экран — очень сильное оружие в методах доказательства. Как раз подходило время моей дипломной работы. Я на свой страх и риск написал сценарий и повез его в Москву своему руководителю Тимуру Ивановичу Гваришвили. (Он в то время занимал очень важный пост главного редактора Кинокомитета Российской Федерации) 

Шeф дал мне необходимые профессиональные поправки и сказал:

— Если мы сделаем этот фильм, считай что диплом ВГИКа у тебя в кармане. Я постараюсь включить фильм в план киностудии «Леннаучфильм», но кинокомитету нужно положительное заключение по сценарию очень крупного ученого. Мы прекрасно знаем о той полемике, которая идет вокруг работ твоего героя. Так что действуй!

Не мешкая, я отправился к брату Николая Константиновича в Палеонтологический институт АН СССР, а тот свел меня с его директором Николаем Николаевичем Крамаренко.

Прочитав сценарий, Kрaмaрeнкo сказал:

— Пожалуй, это бомба под Имшенецкого и его приспешников. Недавно они ездили к Чудинову в Березники, провели исследования своими традиционными методами и, конечно же, ничего не оживили, начисто отвергнув нoу-xау аппаратуру и технологии Чудинова. Вот что, поезжай-ка ты к Ивану Антоновичу Ефремову. Сегодня более авторитетную фигуру нам не найти. Правда, он сейчас тяжело болен, но я с ним постараюсь договориться.  

Через два дня я привез сценарий этому легендарному ученому и всемирно известному писателю-фантасту, книгами которого зачитывался в детстве. Лежа в постели, Иван Антонович подробно раcспрашивал меня о работах Чудинова, тонкостях его технологий.     

           
Выдающийся учёный, писатель, гуманист  И.А. Ефремов.
       

Не прошло и недели, как я держал в руках заветный конверт с положительной рецензией ученого.

Пока все складывалось удачно. Режиссером фильма была назначена Тамара Ивановна Иовлева, лауреат престижной Ломоносовской премии. Вскоре съемочная группа выехала в Березники. Но без меня. В то время не практиковалось включение сценаристов в состав киногрупп. 

Позже я узнал следующее. В самый разгар съемок директор комбината вызвал к себе режиссера и показал телеграмму из отдела науки ЦК КПСС. 

В ней требовалось прекратить все киносъемки по фильму «Узники Пермского моря», поскольку отделение микробиологии АН СССР считает работы Н. К. Чудинова научно не подтвержденными.

— Тамара Ивановна, сколько Вам нужно времени для завершения работы?
— убирая телеграмму, спросил директор.
— Дней за 10 мы бы управились, — в совершенно расстроенных чувствах ответила режиссер.
— Давайте договоримся с Вами так, — продолжил разговор директор комбината. — От вашей киностудии никаких официальных сообщений о прекращении съемок я не получал. Николай Константинович — наш человек, и мы поддерживаем его исследования. Постарайтесь уложиться в 5 дней. Я как раз сегодня вылетаю в Москву на этот срок. Все, что зависит от нас, мы сделаем: я дам соответствующие указания своим помощникам. Через пять дней, по возвращению, мы пошлем в ЦК ответную телеграмму, что, к сожалению, съемочная группа закончила на комбинате свою работу и дальнейшая судьба отснятых киноматериалов не входит в нашу компетенцию.

На том и порешили. Вскоре вся отснятая пленка была уже в Ленинграде, на студии. Но началось давление и на наше непосредственное начальство в Кинокомитете, и работу над фильмом удалось завершить с большим трудом. 

А вот в прокат он не поступил, Академик Имшенецкий сделал всё, чтобы, если не сжечь, то отправить все исходные материалы фильма в штрафной изолятор Госфильмофонда страны, где он лежит до сих пор. Жаль. 

Было отпечатано всего  три копии: одна для Кинокомитета, вторая для Госфильмофонда и третья для студии. 

Каюсь, была и четвертая, секретная копия. Ночью девчонки из лаборатории изготовили мне “авторский экземпляр”. Его я всегда показывал на своих встречах со зрителями за пределами Москвы и Ленинграда. И, знаете, фильм все-таки помог в какой-то степени Николаю Константиновичу. “Узники Пермского моря” были всё-таки  показаны на одной из сессий АН СССР, после которой сторонников у Чудинова значительно прибавилось. К тому же, исследования Николая Константиновича подхватили ученые других стран. Особенно Германии, где имеются огромные залежи калийных руд по возрасту даже старше Березниковских на 50-100 миллионов лет.

— Как де сложилась дальнейшая судьба ученого?

— К сожалению, Николай Константинович не смог завершить работу над кандидатской диссертацией по сверхдлительному “геобиоанабиозу”. В одном из последних писем мне он вскользь упомянул, что, кажется, подцепил какую-то странную болезнь. И эта болезнь сожгла его в считанные месяцы. Вполне возможно, что среди сотен видов древних бактерий, которые он оживил, были и неизвестные патогенные формы. Во всяком случае, подлинная причина смерти ученого до сих пор остается невыясненной.

Что же касается его, скажу с полной ответственностью, открытия века, то после его смерти оно было через несколько лет присвоено и официально зарегистрировано в ГОСРЕЕСТРЕ ИЗОБРЕТЕНИЙ как раз теми, кто  фактически и положил фильм на полку. 

— Очень печальный конец.
— Да, хэппи эндa здесь нет. Тяжело об этом вспоминать. У нас с Николаем Константиновичем были планы снять еще один фильм об “Узниках”. Не удалось. Не успели…

Но я скоро заканчиваю работу над книгой обо всей этой трагической эпопее.              

Правда, издана она будет, к сожалению, не в России, а в США...

— Вы знаете, Игорь, редакция попросила меня писать cжaтo. Но у нашего интервью двойная подоплека. С одной стороны, — история научно-популярного кино. С другой, — история нашего бывшего с Вами государства. И вот тут мне не хочется упускать ничего, даже мелочей. Поэтому не удержусь... Расскажите и о другой полочной картине.

— Здесь до фильма дело даже не дошло. Все закончилось на стадии литературного сценария. Студия должна была сделать большой часовой фильм с интригующим названием «Мозг познает себя».

Мозг! Все тайны мироздания - ничто по сравнению с этим сгустком материи, который умещается в наших ладонях. Мозг — это высшее создание природы, и, не смотря на огромные усилия всего человечества, до сих пор остается непознанным даже в ничтожной своей части.

Сценарий этого фильма написал Евгений Мандельштам, родной брат поэта Осипа Мандельштама, которого сталинская камарилья сгноила в одном из дальневосточных лагерей.

Евгений Эмильевич собрал огромный материал, но работа над сценарием как-то не задалась. О сложнейших исследованиях мозга нужно было рассказать очень доходчиво и образно, чтобы идеи ученых доходили до каждого человека. И вот это как раз и не получалось.

Короче говоря, руководство студии бросило меня на эту амбразуру — помочь придать сценарию более занимательную и популярную форму. Объездив все cоветские институты и лаборатории, затронутые в сценарии, я засел за работу. В общем, через несколько месяцев сообща мы, кажется, довели сценарий до нужной кондиции. 

Я хочу особо подчеркнуть, что изучение структур и функций головного мозга — это проблема огромной международной значимости. И здесь, как и в развитии космонавтики или термояда, нужны объединенные усилия всех развитых стран. Эту идею в сценарии постоянно подчеркивали выдающиеся советские ученые: академики Амосов, Анохин, Бехтерева и другие. 

Согласие принять участие в съемках дали западные ученые с мировыми именами. В США — профессор Дельгадо, который обещал продемонстрировать уникальные опыты с раздражением слабыми токами отдельных участков мозга, отвечающих за функции ярости и покоя, сытости и голода.     

Например, Хосe Дельгадо одним нажатием кнопки мог укротить свирепого быка на корриде и превратить его в ласкового ягненка. Кстати, погиб этот ученый при весьма странных обстоятельствах вскоре после того, как отказался сотрудничать с Пентагоном.

Профессор Х. Дельгадо.

Канадский профессор Пенфилд был готов поставить опыты с раздражением височных долей мозга человека, которые отвечают за долгосрочную память и способны выдать из непознанных пока своих кладовых информацию, с которой человек сталкивался на протяжении  всей жизни.

— Вы хотите сказать, что человек может вспомнить все, что происходило с ним, например, когда ему был только один год?

— Да и это тоже. Beдь тeпeрь ужe извecтнo, чтo мозг сохраняет в себе абсолютно всю информацию. Интересно, что головной мозг человека не имеет нервных клеток и его можно оперировать без наркоза. Круг исследований канадского ученого — именно память человека. Почему одни могут с легкостью запомнить наизусть десятки только что прочитанных книжных страниц, а другие, абсолютно здоровые люди, чтобы умножить, например, 14 на 17 обязательно берут в руки ручку?!

В Швеции съемочную группу был готов принять в своей лаборатории профессор Хиден. И вот еще что очень важно. B тe гoды съемки в капиталистических странах разрешались только на правительственном уровне и были уделом считанного числа особо приближенных и благонадежных кинематографистов, а получить валюту рядовому режиссеру было делом абсолютно безнадежным. 

Но в нашем случае вопрос о валюте вообще не стоял, поскольку и Дельгадо, и Пенфилд, и Хиден брали на себя все расходы, связанные с работой съемочной группы в их странах.

Каждый из них прислал соответствующие документы. Это был беспрецедентный случай для нашего Кинокомитета. Казалось бы, все складывалось удачно. Но не тут-то было. Принятый студией сценарий был забракован нашим вышестоящим начальством.

Вот что было написано в письме из нашего Главка:

— Литературный сценарий фильма «Мозг познает себя» не может быть принят в производство, поскольку его авторы Е. Мандельштам и И. Войтенко объективно  принизили роль советских ученых в проблемах изучения головного мозга человека.             

Подпись: В. Рябинский.

Слово “объективно” было выделено особо жирным шрифтом и подчеркнуто красной полосой. Этот документ был смертельным приговором авторам и двухлетней работе студии. Оспаривать его было бесполезно — так разъяснили руководству студии в Кинокомитете. Наш главный киношный начальник Валерий Николаевич Рябинский — человек легендарный. Его принародно звали “пан-спортсмен”, поскольку он редко расставался с теннисной ракеткой. Спорт он знал, действительно, хорошо, ибо свою карьеру начинал в спортивной редакции ленинградского телевидения. Потом женитьба на секретаре одного из ленинградских райкомов КПСС сразу перенесла его в кресло директора Ленинградской студии документальных фильмов. А из него - в столицу, в наше министерство.

Мы имели на сценарий очень хорошее заключение из Академии Наук СССР. Как видите, не помогло. А подоплека всей этой истории оказалась прозаически простой. Главный редактор студии Валерий Николаевич Суслов вскоре пригласил меня в свой кабинет на чашечку кофе.

— Чeрт с ним, с Рябинским, — начал он разговор. — Я не сомневаюсь, что Валерий Николаевич только выполнил указание сверху...

И по большому секрету Суслов выдал мне, беспартийному, партийную тайну. Теперь об этом можно и рассказать. Оказалось, что несколько месяцев назад студию посетила специальная контрольная комиссия идеологического отдела ЦК КПСС. Кто-то пожаловался, что среди авторов студии значительное количество — лица еврейской национальности, а русским попасть в авторскую когорту практически невозможно. 

Дело в том, что труд сценариста научно-популярного кино всегда очень хорошо оплачивался. Я сам четыре года проработал на студии редактором, и знал многих дилетантов, приходивших к нам за длинным рублем, но с ужасающими по качеству заявками и сценариями. То, что среди наших авторов было немало евреев — это правда.

Но ведь писали-то они хорошо. И среди русских было много замечательных авторов. И мы никогда не задумывались над национальным составом нашего авторского коллектива. Выводы комиссии ЦК были неутешительны, и руководство студии, конечно же, за закрытыми дверями, обязали пресечь порочную практику привлечения к работе авторов еврейской национальности. Студия этого не выполнила.

— Вот Вы с Евгением Эмильевичем и попали под очередной каток партийно-государственного антисемитизма, — подытожил главный редактор. — Так что, Залманович, хоть у тебя мама и русская с украинской фамилией, а папа еврей, положим пока сценарий под толстое сукно до лучших времен.

— И это лучшее время наступило?

— Для этого фильма — нет. Потому что многих его героев уже тоже нет. Да и директор вскоре пришёл новый — режиссёр с Ленфильма В. Аксёнов. А ему ссорится с партийной властью, которая и вознесла его в это солидное кресло, было абсолютно ни к чему.

Кстати, о принижении роли советских ученых. Их в нашем фильме было шесть на трех иностранных. Какое же тут принижение? После этого инцидента я, правда, никак не пострадал и практически все мои заявки принимались кинокомитетом. И хотя до 1991 года мне ни разу не разрешили выехать на съемки в капиталистические страны, на территории Советского Союза я мог снимать, где хотел.

А вот Валерию Александровичу Суслову — прекрасному редактору, человеку честному и принципиальному, тоже пришлось оставить свой пост. Доконали его все-таки партийные идеологи. Как раз в это время из тюрьмы вышел поэт Игорь Губерман, еврей, книги которого сегодня читает и цитирует вся Россия. А тогда это был “тунеядец” и “захребетник рабочего класса”. 

Игорь оказался без гроша в кармане, без какой-либо надежды на публикации. В этот тяжелый для поэта период студия дала ему возможность немного заработать на жизнь литературным трудом. И кто-то из доброхотов тотчас доложил об этом куда следует. В общем, Суслова добровольно-принудительно “ушли”.

— Ну вот, а Вы говорите, что политика обходила студию стороной.

— Да что там, по сравнению с баталиями в кино художественном, у нас был если не штиль, то легкое волнение. Вот, припомнилась одна очень комичная ситуация. Я приехал в Кинокомитет сдавать фильм “Косматые робинзоны”, рассказывающий о работах ленинградских ученых с высшими человекообразными обезьянами — шимпанзе и низшими — макаками.

Фильм был принят хорошо, но после просмотра очень Большой начальник завел меня в свой кабинет и сказал: — Спасибо за картину, но aкт о завершении работы мы тебе не выдадим, зарезервируем сегодняшним числом. Нужно сделать небольшие переделки. Как звать обезьянку, которая все время что-то ворует из ваших карманов?

— Багдадский вор.
— Вот! Вор чей? Багдадский!
— И что из этого следует? — не понял я хитросплетения мыслей начальника.
— Из этого следует, что политического кругозора у тебя, режиссера, явно не хватает. Отношения СССР с Ираком сейчас самые дружественные: и в экономике, и в политике. А вдруг иракцы захотят купить этот фильм для показа у себя в стране. А мы им мину — Багдадского вора подсунем. Скандала не избежать”.
— Да какую мину, — пытался я как-то оправдаться.
— А сказка о Багдадском воре, а одноименный художественный фильм по ней?!
— Нет, нет, ты не возражай. Смотреть вперед надо дальше собственного носа. Обезьяну переименовать, и фильм заново представить мне на контроль. Директор студии уже предупрежден об этом. Так что поезжай в Ленинград и работай”.

Вскоре с новой копией я сидел у двери Большого начальника. Когда он появился, то бросил только одну фразу: ”Как назвал обезьяну?
— Плут!
— Oтличнo! Это совсем другое дело. Иди и получи aкт.

Я шел по коридору и думал: “Какое счастье! Пронесло. Хорошо, что начальник не вспомнил «Оливера Твиста». А то ведь Плут — герой оттуда, из Англии. Не дай Бог еще и с этой страной поиметь политический скандал".

Вообще-то работа над научно-популярным фильмом — порой, остросюжетный детектив, историю которого специально не придумаешь.

— А почему бы Вам не рассказать об этих коллизиях читателям нашего журнала?

— Я как-то не думал, что это будет интересно всем. Нo ecли этo нe тaк, можно попробовать.

— Вот. Ловлю на слове. Так что, Игорь, придётся нам с Вами встретиться ещё не один раз!..