ВТОРОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ. ВЕЛИКИЙ ПЕРЕЛОМ

Глава из биографической рукописи режиссера-документалиста О. Подгорецкой «ЗАГЛЯНЕМ В ХХ ВЕК, ЛЁНЯ!» (посвящается внуку Леониду Кривошеину). Москва, 1977-1982 гг. Материалы из коллекции Московского музыкального театра «Геликон-опера» обработаны и предоставлены заведующей отделом выставочных проектов Анной Грибковой-Тхостовой. Публикуется впервые. Источник фото: МАММ / МДФ. 

С 1914 года к привычным звукам Москвы прибавился новый — стук костылей по тротуару. Все чаще встречались на улицах безногие, безрукие, калеки — инвалиды войны.

Церковь усердно служила панихиды по убиенным воинам, молилась о ниспослании победы и благословляла русских солдат убивать немецких. А в Германии в то же время пасторы и ксендзы благословляли немецкое воинство убивать русских.

И все именем бога.

Больше верить в бога я не могла…

Февральская революция 1917 года смела царский трон.

Россия стала Республикой.

Но при правлении Временного правительства ничего не изменилось — на фронтах по-прежнему лилась кровь.

Конец этой бойне положила Великая Октябрьская Революция.

О вожде Октября, организаторе первого в мире социалистического государства — Владимире Ильиче Ленине — ты, конечно, знаешь немало. Но прочти воспоминания его сподвижников, его основные труды и ты поймешь все великое значение не только для России, но и для всего мира нашего Октября.

Я же ограничусь в своих воспоминаниях лишь тем,  о чем нигде не написано — о том, как отразились на нашей семье годы великого перелома.

Бабушка и Луначарский

Бабушка и дедушка — люди религиозные — не смогли примириться с тем, что не стало «помазанника божьего» - русского императора. Все мамины доводы в защиту Революции и новых порядков успеха не имели. Бабушка ругала, как ей казалось, маму безбожницей и большевичкой. Но мама не сдавалась и прибегала порой к неотразимым для бабушки аргументам: «А как же в священном писании сказано, «Без воли божьей и волос не упадет с главы человека». Значит, Николай II убрали с его, бога, согласия?» Бабушка немела. А, услышав вторую цитату: «Нет власти не от бога», — поверженная, но полная негодования с криком: «Безбожница!» — удалялась в свою комнату, со стуком захлопывая дверь.

Однако с течением времени, постепенно бабушкины взгляды стали меняться, она начала примиряться с новыми порядками, а при упоминании при ней имени одного большого «безбожника» и «большевика» — Анатолия Васильевича Луначарского, наркома просвещения, она неизменно расплывалась в улыбке и, по своей привычке давать всем прозвища, восклицала: «Ох, уж этот Лучезарский!»…

Мне кажется, что она даже простила ему такое кощунство, как диспут со священнослужителем Введенским, не помню его сана, на тему «Есть ли бог?»

Остроумный ответ Анатолия Васильевича на выпад Введенского, тогда быстро облетел всю Москву.

В ходе полемики Луначарский услышал от противника такое заявление: «Пусть Луначарский, если ему так хочется ведет свою родословную от обезьяны, я же — священнослужитель — предпочитаю подобие образу божьему».

«Да, — спокойно ответил Анатолий Васильевич, — я, действительно, предпочитаю происходить от обезьяны, эволюция которой, как известно, привела к образу человека. А как деградировал бог, легко увидеть, глядя на Введенского», — смех и аплодисменты в зале.

Нам предстояла разлука с бабушкой.

Прощай, Малая Лубянка! Прощай, детство!

Новая жизнь мамы

Теперь мы жили на Мясницкой улице, ныне улице Кирова, в доме № 24 в большой квартире нашего отчима. Мама вышла замуж за архитектора Малиновского Павла Петровича, исполнявшего обязанности наркома по охране художественно-исторических имуществ. Видимо, этот человек сыграл не последнюю роль в решимости мамы целиком себя посвятить строительству новой жизни.

Леня, в книге Сим. Дрейдена «В зрительном зале — Владимир Ильич» ты найдешь страницы, посвященные памяти твоей прабабушки.

«…Артистка хора Большого театра Надежда Георгиевна Подгорецкая (1888–1953) с первых дней советской власти окунулась в общественную жизнь театра, одной из первых в этом коллективе связала свою жизнь с партией».

Знай, что далеко не вся русская интеллигенция тогда приняла Революцию и ее новые порядки. И те, кто убежал за границу, и те, кто еще не успел этого сделать, твердо рассчитывали, что «большевики долго не продержатся».

Директор театра предупреждал маму, что тогда ее повесят на первом театральном фонаре.

Поистине, нужно было обладать немалым мужеством и твердой верой в окончательную победу Революции, чтобы противостоять злобным нападкам, грязным сплетням врагов и обывателей. Мама верила. И с 1920 года стала членом российской Коммунистической партии большевиков.

С. Дрейден дальше пишет: «Деятельный организатор и участница первых концертов-митингов, она вложила немало сил и в налаживание той, тогда еще непривычной  работы, которая в дальнейшем стала именоваться военно-шефской».

Наверное, справедливо, что ее портрет хранится в музее Советской Армии.

В книге приводится и воспоминания народной артистки СССР М. М. Блюменталь-Тамариной об одном митинге с участием В. И. Ленина, после которого начался концерт артистов во главе с Н. Г. Подгорецкой.

«Говорил Ленин много и так увлекательно, что, когда он кончил, зал задрожал от аплодисментов. Видимо, усталый, Ленин направился к выходу. Тов. Подгорецкая, подбежав к нему, попросила его исполнить нашу коллективную просьбу остаться на концерте. Он подошел к нам, поздоровался со всеми за руку и сказал: «Товарищи, я устал немного». Однако, увидев наши лица, горевшие желанием выступать перед Лениным, согласился и, сев в первый ряд, прослушал все первое отделение»…

Мама тоже была участницей этого концерта и, наверное, спела любимый Ильичом романс Даргомыжского «Нас венчали не в церкви».

Ее очень смущало отсутствие революционного репертуара, и этой озабоченностью она поделилась с Владимиром Ильичом. Он ее подбодрил, заметив, что смущаться нечего, нет тут чьей-либо вины. Нужные произведения со временем появятся непременно, а пока надо знакомить рабочую аудиторию с классикой.

И мама с воодушевлением выполнила этот наказ, организуя общедоступные концерты даже в тяжелую пору гражданской войны и интервенции.

Вот сохранившийся с того времени пожелтевший документ:

«26/П-1918 г. Артистке Большого театра Подгорецкой.

Культурно-Просветительная Комиссия Басманного Совета Раб. и Солдат. Депутатов извещает, что ввиду тревожных событий приходится отложить исторический концерт, назначенный на 3-е марта в Алексеевском Военном Училище.

С приветом,

Секретарь Культурно-Просветительской Комиссии».

Другой документ говорит тоже о том, как нелегка была наша жизнь в первые годы Революции.

«27/ХП-1920 г. Предъявителю сего сотруднику МГО ВСОРабиса Подгорецкой Надежде Георгиевне разрешается посещение Центральных Бань по понедельникам.

Комитет ВСОРабиса

Председатель»

Этот пропуск был выдан маме Московским Губотделом Всероссийского Союза Работников Искусства, где она работала заведующей Отделом охраны труда работников искусства, расставшись с Большим театром.

Первое горе. А кем буду я?

1919-й год был одним из самых тяжелых. Гражданская война. Война с интервентами. Разруха. Голод. Болезни.

В феврале этого года от сыпного тифа скончался отец.

Провожать его в последний путь было вдвойне горько: мы ведь так редко с ним виделись, а теперь уже не увидим никогда. Впервые это страшное слово обрело для меня вполне конкретное содержание. Впервые я теряла дорогого, близкого человека.

Газета «Известия ВЦИК», где отец сотрудничал, напечатала некролог, отмечая, что Б. В. Подгорецкий внимательно следил за развитием пролетарского искусства, руководя молодыми силами из рабочей среды — в народной консерватории. В последние годы он много работал над оперой «Бедная Лиза».

Отец написал более 100 романсов. Их пели известные в то время певцы, такие как Цесевич, Лабинский и др. От мамы я унаследовала несколько его композиций, фотографий и писем, которыми и поделилась с Киевской консерваторией по ее просьбе в 1958 году.

«Они значительно пополнят пробел в материалах для учебников по истории украинской музыки», — написали мне и вскоре прислали небольшую книжку «Б. В. Пiдгорецький». Из нее, а также из очерков по истории украинской музыки я узнала, что отец был также автором нескольких инструментальных произведений, сонат для фортепьяно, и что в 1901 году в Лубнах, а в 1908 году — в Киеве была поставлена его опера «Купальня Iскра», либретто Л. Яновской, сюжет которого основан на старинной украинской легенде.

«Музыка «Купальной Искры» мелодична, тесно связана с украинским народно-песенным творчеством… порой достигает большой выразительной силы», — писали украинские музыковеды.

Отмечался также богатый вклад Б. Подгарецкого в сохранение украинского фольклора — его записи народных песен.

Я впервые задумалась — а кем буду я?

Очень трудно, Леня не ошибиться с выбором своей профессии. Найти ту единственную, что раскрыла бы до конца твои способности и, давая тебе удовольствие, принесла бы больше пользы и людям.

В 16 лет так здраво не рассуждаешь. Мне хотелось, главным образом, не отстать от сестры. Пусть она — балерина, мама — певица, отец — композитор, а я вот возьму и стану драматической актрисой.

Я очень любила театр. Кроме Большого бывала и в Малом и в Художественном, видела прекрасных актеров и актрис, даже Ермолову еще застала в комедии «Стакан воды», где она играла королеву.

Да и у себя дома мы с раннего детства устраивали театральные представления. Я как-то не без успеха сыграла Иванова Павла в одноименном водевиле перед жильцами нашего дома и спектакль пришлось повторить.

Поэтому маму нисколько не удивило мое решение. Она по-прежнему твердо верила в таланты своих «крошек» и дала мне записку к директору одной из бесчисленных тогда студий с громким названием «Молодые мастера».

«Молодые мастера». Встреча с И. Н. Певцовым

Ужасно картавая предстала я перед приемной комиссией, с большим воодушевлением прочла стихи Бальмонта «Брррат мой, стрррадающий брррат…» и еще не помню что-то.

Несколько оглушенные, члены комиссии предложили мне сыграть какой-нибудь импровизированный этюд. Не очень-то поняв, что мне надо делать, я в нерешительности спряталась за колонну — дом был старинный. И вдруг неожиданно для самой себя метнулась с криком: «Газетчик, газетчик, дайте вчерррашние вечерррние известия!»

Комиссия дружно рассмеялась и… меня приняли.

Сильно ошибается тот, кто думает, что профессия актера одна из самых легких.

Ему необходим постоянный настойчивый тренаж, чтобы в полной мере владеть своим телом, голосом, дикцией.

Попробуй, Леня, очень-очень быстро, скороговоркой, но, не глотая ни одной буквы, сказать: «Сшит колпак не по-колпаковски, надо колпак переколпаковать, перевыколпаковать», — или, — «Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет».

Что трудно? — Очень даже. А нужно. Как сыграть тараторящего человека без выработанной гибкости речи и правильного дыхания? — Не выйдет!

Нужно также в совершенстве овладеть голосом, его свободной модуляцией в высоком и низком регистре.

И, конечно, невозможно добиться гибкости, пластичности тела , выразительности движения без неустанных упражнений. Все это — азбука.

Самое главное — работа над ролью.

Пока для меня, как и для других студийцев, это была нераскрытая тайна.

В студии преподавали актеры разных театров и направлений, довольно разноречивых, каждый отдельно свой предмет: дикцию, пластику, декламацию, импровизацию и т.д. Но не было преподавателя, который учил бы нас, как нужно работать над ролью, хотя мы и пытались разучивать какие-то отрывки из пьес и показывали их актеру Малого театра Айдарову.

И потому на первых порах я больше преуспевала в танцах, чем в драме. Вера Ильинична Мосолова, бывшая солистка Большого театра, преподававшая нам пластику и танец, выдвинула меня на первую линию, что было признаком большого одобрения, а позже сделала меня своим заместителем на занятиях, кроме того, заставила меня ежедневно заниматься с ней в хореографическом училище Большого театра. Она даже поставила мне два танца, которые я с успехом исполняла в студии и районных клубах. И как-то сказала моей маме, что если бы я училась балету с детства, то опередила бы сестру. Но мне нужны были успехи не в хореографии, а в драматическом искусстве. А их не было.

Не получалась у меня роль Аксюши из пьесы «Лес», не получалась и Марина Мнишек из «Бориса Годунова». А ведь текст я выучила назубок и произносила его, очень стараясь повыразительней. Но даже я сама, не говоря уж о студийцах и Айдарове, не верила, что я — Аксюша или гордая Марина.

Но вот пришел в нашу студию Илларион Николаевич Певцов, и все изменилось.

Каждый фрагмент пьесы, сыгранный нами, подвергался всестороннему анализу характеров персонажей, значения данной сцены, ее задачи, авторского замысла и т.д. и т.п. Если пьеса была несовременного автора, то Певцов знакомил нас также с той эпохой, в которой жил драматург и с его родиной, если это был иностранный автор.

И мы начали понимать, какую большую работу нужно проделать предварительно, прежде чем браться за изучение текста роли. Ведь не текст главное в роли, а внутренняя жизнь твоего героя. А она будет тем полнее и ярче, чем ты больше будешь о ней знать: о вкусах, интересах, слабостях, желаниях, целив жизни, как он жил раньше, о какой жизни мечтает в будущем. Тут без фантазии не обойтись, да и хорошо понаблюдать в трамвае, на бульваре, в фойе театра, на рынке за людьми и запомнить интересные характерные штрихи — походку, костюм, жестикуляцию, мимику, интонации. Может пригодиться.

Как видишь, актеру нужны терпение, настойчивый труд, наблюдательность, фантазия и, конечно, в первую очередь, если не талант, который может не сразу проявиться, то несомненные способности.

Я потому так подробно пишу о профессии актера, что заметила у тебя даже в раннем детстве склонности сопровождать стихи довольно выразительной пантомимой, а позже ты неплохо изображал персонажей басен Крылова — помнишь, Муравья?

Может, и ты пойдешь по этому пути. Но помни одно: лучше быть простым водопроводчиком, чем посредственным актером.

Илларион Николаевич Певцов был актером неповторимой яркой индивидуальности, захлестывающий зрителей глубокой эмоциональной силой воплощения жизни и страстей своих героев.

Его приглашали в труппу Московского Художественного театра, но он оттягивал свое согласие, предпочитая пока быть свободным художником, т.е. свободно, по-своему интерпретировать пьесу и ее героев. В актерской среде тогда бытовало довольно упрощенное деление на «актеров нутра», т.е. переживаний, и «актеров техники», т.е. в совершенстве владеющих формальными приемами. Певцов поразительно совмещал в себе обе эти стороны актерского мастерства, потрясая искренностью чувств своего героя и виртуозной, точно рассчитанной техникой исполнения.

Нам он неоднократно внушал, что никакие переживания актера на сцене не должны мешать ему контролировать  не только себя, но также и зрителей. И однажды показал это на практике довольно неожиданно для нас.

Илларион Николаевич часто выезжал на гастроли в Подмосковье. Приглашал несколько актеров-профессионалов, забирал с собой нас — зеленую молодежь — и где-нибудь в Богородске или Орехове-Зуеве давал два спектакля — «Павел I» и «Тот , кто получает пощечины». Для нас эти гастроли были хорошей практикой.

Так вот. Как-то в сцене, где Павел I облачается в священную одежду, подаренную ему самим папой, и торжественно проходит в этом облачении среди напряженной тишины из глубины сцены прямо к зрителям, а на сцене в это время находится императрица и придворные, именно в эту минуту мы, придворные фрейлины, услышали тихий шепот: «Вот безобразие, ребенок где-то в ложе плачет».

Это Певцов произнес уголком вздрагивающего рта — у Павла был нервный тик, ни на секунду не выйдя из торжественно-приподнятого состояния императора Павла.

Глубоко вживался замечательный актер в образы своих героев. И нас удивляло, что заикающийся в жизни Певцов никогда не заикался на сцене.

Только однажды на такой же подмосковной гастроли в  том же спектакле «Павел I» вместо знакомой фразы: «Граф Пален, извольте, сударь…» я услышал, совершенно обомлев: «Граф Па-па-па…», — тут Певцов  круто повернулся спиной к зрителям, видимо, преодолевая выпадение из образа, через секунду он повернулся к партнеру, спокойно и властно призвал: «Граф Пален, извольте, сударь…»

В 1922 году Певцов уехал на все лето в Иваново-Вознесенск, пригласив несколько актеров и «молодых мастеров». Когда Певцов решил поставить «Шейлока» Шекспира, я получила предложение поставить карнавал. И не отказалась, хотя это было явной дерзостью с моей стороны. Однако все сошло отлично, включая и невообразимые туалеты. Помню, у меня одно плечо было обнажено, другое затянуто ярким шелком, а на голове каким-то чудом держался довольно большой развернутый веер.

Единственную роль сыграла я в сезоне: это была роль горничной во французском водевиле «Соломенная шляпка» Лябиша. В конце сезона мне передали слова Певцова: « Па-па-па-Падгорецкая, хоть и способная молодая актриса, но ее р-р-р на русской сцене делать нечего, только на французской можно играть».

Это был страшный удар.

Я решила сделать операцию.

Но знаменитый в то время отоларинголог Заседателев предложил гораздо более мирный способ — занятия с преподавателем института глухонемых. Полгода ежедневных занятий гимнастикой языка и … — наконец победа!

Узнав о ней, И. Н. Певцов потребовал, чтобы я немедленно прочла всем студийцам басню «Ворона и лисица». И я с гордостью прочла, подчеркивая не смысл, а новорожденные звуки нормального Р:

«ВоРоне где-то бог послал кусочек сыРу.

На ель воРона взгРомоздясь…»

Это были незабываемые минуты. Все меня поздравляли.

Кажется, я сдала первый экзамен в жизни на упорство, целеустремленность, волю.

Но пожать плоды своей победы в студии уже не удалось — ее ликвидировали. Пришлось проститься и с Певцовым, о чем все мы так жалели.

В этой студии учились будущие актеры МХАТ — Еланская и И. Кудрявцев, будущий исполнитель роли Чапаева — Борис Бабочкин и один из режиссеров фильма «Чапаев» — Г. Васильев, поэт-песенник — Лебедев-Кумач, будущий актер театра Ленинского комсомола — Е. Гуров, будущий актер Театра МОСПС — Н. Темяков и многие другие.

Я еще раз встретилась с Певцовым. Это произошло на его очередной гастроли в спектакле «Павел I».

Актриса, которая должна была играть роль Елизаветы — жены сына Павла, Александра, которого играл Аксенов — вдруг заболела, заменить ее было некем. Тогда мне предложили сыграть эту роль, а все роли в спектаклях Певцова мы знали назубок. Репетировал со мной исполнитель роли Палена — актер Темяков. Нужно было очень точно схватить Певцова за запястье во время бурной сцены, иначе можно было отлететь чуть ли не за кулисы, так сильно швырял разгневанный Павел заступившуюся за Александра невестку.

Разумеется, я очень волновалась перед этой сценой. Но все сошло на спектакле благополучно. Моему учителю не пришлось жаловаться на свою ученицу.

В дальнейшем И. Н. Певцов решил, наконец, поступить в труппу и блистательно выступал в спектакле «У жизни в лапах» и в других пьесах.

А позже я увидела его в фильме «Чапаев», где он играл полковника Бородина. Я уверена, что он приглашен на эту роль по инициативе его ученика Г. Васильева.

Как ни кратковременна была наша учеба у Певцова, мы никогда не забудем вдохновенного актера и мудрого учителя, нашего Иллариона Николаевича.

Встреча с Яхонтовым. Что выбрать?

Если уж говорить о знаменательных встречах той поры, хочется вспомнить и юного Яхонтова. Тогда он еще не был знаменитым чтецом, а совсем молодым актером.

Как-то мама дала мне записку к администратору театра Вахтангова (тогда это была 3-я студия МХАТ). Мне очень хотелось посмотреть спектакль «Принцесса Турандот», вызвавший столько восторженных откликов,  а на него трудно было попасть.

Я пришла в театр пораньше и. увидев высокого, несколько сутуловатого юношу, спросила у него, где мне найти администратора.

Владимир Яхонтов, а это был он, вежливо проводил меня к окошечку.

В антракте он подошел ко мне, чтобы узнать о моем первом впечатлении, потом во втором антракте показал мне комнату, где репетировался этот поразительный спектакль, и немного рассказал о Вахтангове. По окончании спектакля мы пошли вместе пешком — я жила недалеко, в гостинице «Метрополь», тогда называвшейся 2-м Домом Советов.

Кроме того, признался Яхонтов, он очень любит современную поэзию и хотел бы мне кое-что почитать. И тут он начал громко декламировать, не помню уж какое стихотворение одного «левого» поэта. Его красивый звонкий голос в ночной тишине разнесся далеко по Александровскому саду, как вдруг со стороны Кремля, словно с башни, раздался совершенно прозаический оклик: «Эй! Чего раскричался? Если выпил лишнее, иди домой, а здесь не шуми!»

Мы расхохотались и пошли дальше уже без громкой декламации.

Конечно, мне и в Глову не приходило, что я иду рядом с самым талантливым чтецом нашего времени.

Через несколько дней Владимир Яхонтов позвонил мне, предложив прогуляться в Нескучном саду.

Там он поделился со мной своими терзаниями: он очень любит режиссера Вахтангова и его театр, но не менее его увлекает Мейерхольд, поражающий своими дерзкими открытиями. Что же предпочесть?

Вряд ли по своей молодости и неопытности могла я тогда дать ему толковый совет. Просто, мы оба, увлеченные Театром, с горячностью юных моги часами говорить и спорить о любимом искусстве.

А еще немного спустя (все это было в 1922 году) Яхонтов пригласил меня в театр совсем в неурочное время.

В  скорбном молчании сидели актеры и работники 3-й студии — их учитель и руководитель, талантливейший режиссер Вахтангов скончался.

Всем сердцем сочувствовала я их горю, глубоко тронутая выраженным мне доверием.

Вскоре Яхонтов перешел в театр В. Мейерхольда.

Я часто видела его на сцене в ответственных ролях. А на спектакле «Бубус», где он играл главную роль, мы с ним встретились, когда в антракте он спустился со сцены в партер с куклой, собирая пожертвования борющемуся Китаю, и подошел к моему ряду, узнав меня.

А позже я старалась посещать концерты ставшего знаменитым Володи Яхонтова, слушала с глубоким волнением его удивительно звенящий голос, его поразительно проникновенное чтение Маяковского, Пушкина, других поэтов.

Я глубоко благодарна этому человеку за подаренные им счастливые часы высокой поэзии.

Но вернемся вновь ко 2-му десятилетию.

Несмотря на голод и разруху, молодая Советская Республика жила удивительно бурной жизнью в 20-е годы.

Словно вырвавшись сквозь вековые запруды, мощным половодьем хлынула творческая энергия освобожденного народа. Эту метафору блестяще воплотил на экране кинорежиссер В. Пудовкин в фильме «Мать».

Митинги. Диспуты. Праздничная демонстрации на Красной площади. Плакаты, карикатуры на улицах и площадях. Концерты и спектакли для самой широкой аудитории.

Ниспровержение авторитетов, классики, грамматики, даже… стыда. Например, ходили по улицам, правда очень недолго, почти раздетые юноши  и девушки с плакатом «Долой стыд!»

Ошеломляющие, неслыханные заголовки стихов, да и сами стихи, и постановок: «Рыд матерный», «Лошадь, как лошадь», «Земля дыбом», «Облако в штанах» и т.д.

Возникновение все новых и новых театров, студий, творческих сообществ, мастерских, смелые, дерзкие декларации, манифесты поэтов, художников, театральных деятелей.

Если в поэзии главным бунтарем признавали Маяковского, то в театре это, несомненно, был Всеволод Мейерхольд. Неслучайно они совместно работали над спектаклями «Мистерия Буф» и «Клоп»[1]. Выдающийся мастер режиссуры, заложивший основы советского театра с провозглашенной им формулой «Театрального Октября» — т.е. необходимостью революционизировать содержание и формы спектаклей.

Естественно, что к нему потянулась молодежь.

Кроме своего театра — 1-го театра РСФСР — Мейерхольд  некоторое время возглавлял тоже новый театр — Театр Революции, ныне Театр имени Маяковского.

Вот туда-то я и решила поступить.

_______________________________________

[1] Рекламная афиша Театра Мейерхольда к спектаклю «Клоп»:

Гражданин,

Спеши

На демонстрацию «Клопа».

У кассы  хвост, в театре – толпа.

Но только не злись

На шутки насекомого –

Это не про тебя,

А про твоего знакомого.