ТРЕТЬЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ. Первые шаги. «Время, вперед!»

Глава из биографической рукописи режиссера-документалиста О. Подгорецкой «ЗАГЛЯНЕМ В ХХ ВЕК, ЛЁНЯ!» (посвящается внуку Леониду Кривошеину). Москва, 1977-1982 гг. Материалы из коллекции Московского музыкального театра «Геликон-опера» обработаны и предоставлены заведующей отделом выставочных проектов Анной Грибковой-Тхостовой. Публикуется впервые. На фото П. Ангелина и М. Демченко (справа) со Сталиным на X съезде ВЛКСМ, 1936 год. Фото: «Общественное достояние».

1931-й год определил несколько неожиданно мой дальнейший путь.
Кончался 3-й год учебы, пора было заняться практикой. Но в ту пору художественных фильмов снималось так мало, что и опытные киноработники сидели без дела.

Две студентки с нашего курса — Арша Ованесова и Эля Борисович пошли на кинохронику, где создали впервые киножурнал «Пионерия».
Я решила последовать их примеру, чтобы попрактиковаться хотя бы в монтаже, в дальнейшем, конечно, хотела работать в художественной кинематографии.

Вот и московская фабрика кинохроники. Возглавлял ее, а потом Всесоюзный трест кинохроники, Виктор Соломонович Иосилевич.
Несколько оробевшая — а вдруг откажет? — появилась перед ним с просьбой дать возможность за каникулярное время попрактиковаться в монтаже. Осенью я уйду снова на учебу. «А почему не временная работа? У нас уже работают две студентки и уходить не собираются», — усмехнулся Иосилевич. Я замялась, неудобно же объяснять, что я предпочитаю работать на художественных фильмах. «Там видно будет», — уклонилась я от прямого ответа. И на следующий день вошла в монтажную кинохроники, даже не подозревая, что совершаю шаг, определивший дальнейшую мою жизнь в кино.

Мой второй дебют

 Я еще не успела смонтировать ни одного журнала, ни одного сюжета, как мне на монтажный стол поставили несколько коробок позитивной пленки. Их принес сам Иосилевич. И сказал: «В Хибинах в разные годы снимал ленинградский оператор Донец. Из этого материала нужно срочно сделать кинофильм об одном из гигантов первой пятилетки». — «Но у меня же нет еще никакого опыта. Я пришла учиться, а не халтурить!» —  Иосилевич настаивал, я отказывалась: «Как я возьмусь за непосильную для меня работу?» — Иосилевич рассердился, сверкнул грозно своими черными очами и буркнул, что раз некому монтировать, то, видимо, ему придется за это взяться самому. И он уже потянулся за коробками. — «Оставьте, я попробую!» — дрогнула я. — «Не знаю только, что получится».

Со следующего дня киномеханики по моей просьбе работали в две смены, каждый эпизод после склейки я несла в просмотровую, переклеивала и снова проверяла на экране.

Прочла о Хибинах большую статью академика Ферсмана и поняла, что будущий апатитовых комбинат рождался в больших трудностях и сомнениях у геологов и строителей. Мне, конечно, очень хотелось это показать, хотя такого материала не было снято. Но я уже знала, что надписи (в 1931 году еще не было звуковой кинохроники. - О.П.) можно использовать не только как пояснение кадров, их можно использовать как мысли, возникающие в процессе освоения нелегкой природы.

Так впервые я попыталась на практике применить то, чему нас учил Эйзенштейн.

Сам апатит — камень плодородия. Как это показать? — Камень в руках у геолога. Вот его химическая, кстати, очень длинная формула. Это — для ученых. А для всех? — это богатейший урожай на удобренной земле. И снова камень — источник плодородия. И апатитовый порошок. И снова колосится пшеница…

В 1931 году заканчивались стройки 519 гигантов нашей индустрии — Магнитострой, Челябинский тракторный, Московский автозавод, Днепрострой и т.д. Многие из них были сняты в документальных кинолентах нашей хроники. И были очень похожи друг на друга своим построением — «Раньше здесь был пустырь. Теперь вырос гигант пятилетки».

Мне очень не хотелось повторять такую «голую» информацию. Я стремилась построить материал в более повествовательной форме, прослеживая первые шаги, первые сомнения, прибегая в надписях к игре шрифтом от сомнения — «не напрасен ли труд?», — самым маленьким шрифтом до полной уверенности в успехе дела, самый крупный шрифт. Досняла в Москве пробы апатита.

И, как ни странно, в срок картина была готова. Я впервые сделала совершенно самостоятельную работу под названием «За полярным кругом» (1931 г.). И весьма успешно. Из редакторов-монтажеров была переведена в штат режиссером Московской фабрики кинохроники. И с тех пор вплоть до пенсионного возраста неразрывно связана с документальной кинематографией.

 Как это произошло

Когда нам — вгиковцам — пришла пора снова возвращаться на учебу в институт, мы подали Иосилевичу заявление с просьбой отчислить нас с фабрики в связи с учебой. Виктор Соломонович вернул нам эту бумагу, совершенно озадачив таким предложением — учебу продолжать, не разрывая с кинохроникой.

«Есть время и возможность — сделаете журнал или выпуск, нет времени — не надо, зарплату все равно будете получать. Режиссеры художественных фильмов по многу лет стоят в простое, а получают зарплату, чем же хроника хуже?»

Такое мудрое и теплое отношение к молодым кадрам не могло не растрогать нас. И мы остались. Мало того, мы стали яростно агитировать во ВГИКе выпускников, чтобы они шли в хронику: «Идите к нам, не пожалеете!»

В самом деле, в Совкино («Межрабпомфильм» вскоре ликвидировали) студенты могли рассчитывать в лучшем случае стать ассистентами режиссеров или операторов, да еще неизвестно, к кому попадешь. А здесь, на хронике нам предоставляли широкие возможности для самостоятельной творческой работы.

И вскоре на Брянке (наша кинохроника помещалась в 1-м Брянском переулке. - О.П.) появился новый отряд вгиковцев уже операторского отделения — Роман Кармен, Михаил Слуцкий, он вскоре начал работать режиссером, Николай Степанов, Володя Николаев, который позже перешел на художественные фильмы.

Новая ступень кинохроники

Влившееся в кинохронику в 1932 году молодое пополнение не могло не оказать на нее сильное влияние. К тому же в это время на кинохронике появилась уже звукозаписывающая аппаратура. Так открылось широкое поле для творческих поисков, экспериментов.

Сначала звук у нас использовался очень робко: записывали дикторский текст под музыкальный аккомпанемент. Но вот Роман Кармен снял для нашего «Союзкиножурнала» сюжет о стахановце Гудове, записав синхронно интервью и натуральные шумы цеха.

И это как бы положило начало новым звукозрительным решениям. Для фильма с 17-й годовщине Октября («Октябрьские дни»), построенного не только на параде, но и воспоминаниях москвичей о знаменательных днях 1917 года, мне со звукооператором Семеновым удалось впервые на кинохронике произвести перезапись без специальной аппаратуры, наложив на музыку шумы голоса и реплики прохожих.

А в фильме «Марш молодости» удалось смонтировать танец гимнасток синхронно со звуком, хотя он был снят «в немую» аппаратами с разной скоростью. Кроме парада физкультурников в фильме были тренировки спортсменов и утренняя зарядка москвичей разных возрастов. Этот выпуск был показан и за рубежом.

Больше всех творческих находок было на счету неутомимого на выдумки Миши Слуцкого, обладавшего незаурядной фантазией, изобретательностью и остроумием. Его очерк о пуске Днепрогэса стал как бы флагманом звуковых кинорепортажей – живых выразительных, остроумных.

Не забуду также фильма И. Копалина и  Н. Степанова «В селе Земетчино». В довольно глухое село приехал филиал Малого театра, и бородатые крестьяне, недавно ставшие колхозниками, после полевых работ, принарядившись, как могли, с жадным интересом смотрели спектакли, наверное, впервые в жизни.

Кончался фильм особенно трогательным эпизодом: после того, как молодая девушка из колхоза прочла стихи с такой искренностью и теплотой, что руководитель земетчинского колхоза решил направить ее в Москву, в школу Малого театра, на экране появилась она с узелком пожитков и сапожками, перекинутыми за спину. Босая, шла она к новой жизни среди колосящегося поля, и провожала ее такая же простая, задушевная песенка «Василечки» (Лет двадцать спустя, по моей просьбе, Н. Степанов снова снял эту колхозницу. Она работает в Пензенском областном театре. Ее сняли в роли героини горьковской пьесы, не помню названия. – О.П.). Это был, как мне кажется, подлинный образ просыпающейся новой жизни деревни.

Как-то меня спросил один журналист, не жалею ли я, что ушла на кинохронику? Со всей искренностью я ответила: «Нет, я рада, что работаю документалистом нашего времени». Изменила ведь я и театру, навсегда распростившись с карьерой актрисы, со сценой и аплодисментами.

Документальное кино зато дало мне возможность такого широкого приобщения к подлинной жизни с ее новыми свершениями, что я не только не жалела об избранном пути, но и гордилась тем, что работаю в авангарде советской кинематографии: ведь мы, кинолетописцы, первыми запечатлеваем все то новое, что рождается в нашей стране.

Время, вперед!

 «Время, вперед!» — кажется, так назвал композитор Свиридов яркое музыкальное произведение, удивительно совпадающее своими ритмами, акцентами со все ускоряющимся темпом строительства нашей новой жизни.

Один за другим рождались мощные комбинаты, заводы, фабрики, электростанции. Уже не в диковинку стали в колхозах тракторы отечественного производства. И даже молодые девчата в бригаде первой трактористки Паши Ангелиной успешно овладевали новой техникой. Прежнюю «сельхозтехнику» — соху, серп, борону, цеп для молотьбы — можно увидеть лишь в музее или в старой кинохронике.

В ночь с 30 на 31 августа 1935 года шахтер Донбасса Алексей Стаханов, работая забойщиком, вырубил отбойным молотком 102 тонны угля за смену при норме 7 тонн, а в сентябре того же года – 227 тонн. За ним последовали трудовые подвиги кузнеца Бусыгина, железнодорожного машиниста Кривоноса, ткачих Виноградовых (Дуся и однофамилица Маруся. – Прим. ред #МузейЦСДФ), колхозницы-свекловичницы Демченко и многих-многих других…

И было тогда так сказано: «Труд из подневольного стал делом чести, славы, доблести и геройства».

В эти же тридцатые годы прославились наши летчики и полярники. Легендарным именем стало имя Валерия Чкалова. Это он совершил сначала беспосадочный перелет Москва-Петропавловск на Камчатке — остров Удд, который был переименован в его честь в Чкалов остров, пробыв в воздухе 56 часов 20 минут. А через год, в 1937 году вместе с Байдуковым и Беляковым Валерий Чкалов впервые перелетел из Москвы в США без посадки через Северный полюс, покрыв расстояние свыше 9000 километров.

И такие же подвиги совершили вслед за ним Михаил Громов и Владимир Коккинаки, установившие немало мировых рекордов по дальности и высоте полетов.

Люди старшего поколения не забудут, как встречала Москва героев-чкаловцев. Они ехали по улице Горького, стоя в открытой машине, до отказа заполненной цветами, а сверху, со всех балконов реял вихрь бумажных «снежинок» — поздравлений, здравиц, приветствий.

И также триумфален был проезд руководителя полярной экспедиции «Челюскина» — Отто Юльевича Шмидта. Напомню тебе, что это судно в Арктике настигла катастрофа — полярные льды сжали «Челюскина», и он утонул. Но экипаж под руководством О. Ю. Шмидта своевременно выгрузился на лед и стал ждать помощи. И она пришла.

Несмотря на трудности, летчики Водопьянов, Доронин, Каманин, Леваневский, Слепнев, Ляпидевский, Молоков спасли всех челюскинцев. И первыми были удостоены звания Героев Советского Союза.

Были и четверо смельчаков — Папанин, Ширшов, Кренкель и Федоров, которые в Арктике на дрейфующей льдине проводили научные исследования, положив начало дрейфующим научно-исследовательским станциям «Северный полюс» — СП.

Да и в других областях науки и техники шли поиски, совершались новые открытия. Нам было, что и кого снимать.

Запомнилась среди других мне съемка встречи Нового года Чкалова, Байдукова, Белякова. Мы сняли их веселыми, смеющимися — то за столом с тостами и шутками, то танцующими в зале. Никто не мог предвидеть, что вскоре при испытании нового самолета, Чкалов погибнет. На высоком берегу Волги в городе Горьком высится памятник великому летчику.

Незабываема для меня и Красная площадь. Не раз я пересекала ее в рядах демонстрантов или физкультурников, ведь я хорошо играла в волейбол, была в сборной Москвы, со всеми пела, приветствовала стоящих на трибуне, но все же это совсем не то, что испытываешь, когда ты снимаешь весь церемониал праздника Октября или Мая.

В канун 7 ноября все необычно. Встаешь ночью. Вместе с кинооператором выезжаешь далеко до рассвета. Москва еще спит. Безлюдно. Тишину и полутьму внезапно нарушает тяжелая поступь танков, а блеснувшие фары выхватывают световыми пятнами спящие дома.

И тут мы терпим горькую неудачу. Немного таинственное движение танковой колонны не получилось на пленке, так как из-за холода в киноаппарате образовался «салат» — пленка собралась в мелкую складочку. Отогреваем аппарат и едем вдогонку за танками, но, увы!- уже светает, а обогнать не удается.

Расстроенные едем на фабрику перезарядиться, и пора уже на Красную площадь вместе со всеми операторами. На принарядившейся площади уже стоят разные шеренги музыкантов и воинов-участников переда. К трибунам подходят части, представители дипломатического корпуса. Торжественная тишина ожидания. Куранты на Спасской башне играют четыре четверти.

На трибуну Мавзолея поднимаются руководители партии и правительства. С последним ударом 10-го часа из ворот Спасской башни на красавце коне выезжает на площадь Клим Ворошилов. Навстречу ему скачет командующий парадом.

Через несколько лет коней заменили открытыми машинами.

Цокот копыт замолкает. Оба всадника остановились посредине площади, против Мавзолея. Слышен четкий рапорт командующего. Все готово к параду. Но сначала оба всадника объезжают ряды воинов, моторизованные и танковые части, находящиеся не только на Красной площади, но и за ее пределами. Нарком Ворошилов поздравляет всех с праздником. Перекатывается мощное «Ура-а-а!»

Снова цокот копыт. Вернувшись на площадь, Клим Ворошилов спешивается и поднимается на трибуну Мавзолея. После его краткой приветственной речи начинается парад. Строгими прямоугольниками проходят слушатели военных академий, юные суворовцы, моряки, летчики, артиллеристы. Скачет конница, мчатся тачанки — теперь этого не бывает. А затем проходят моторизованные и артиллерийские части. С гулом вступают на площадь танковые части. И тотчас из-за Исторического музея проносятся в небе самолеты.

Таким был парад в 1932 году.

А после него нескончаемый поток москвичей со знаменами, портретами Ленина и Сталина, цветами, транспарантами, красиво оформленными рапортами о достижениях заводов и предприятий долго заливал Красную площадь.

Я люблю эту площадь. Шумную, многолюдную, праздничную и тихую, сосредоточенную ранним утром или поздним вечером. Она пробуждает во мне какое-то особое нежно щемящее и вместе с тем торжественное чувство, которое, возможно, и есть чувство Родины.