«Война гуляет по России, а мы такие молодые». ВЛАДИМИР БАСКАКОВ, кинокритик

«...армия, какую бы она численность не имела, без квалифицированного руководства — это вооруженная толпа, и она не способна к победе над искусным противником»

20.07.2023

Баскаков Владимир Евтихианович (20 июля 1921, Череповец — 13 января 1999, Москва) — киновед, литературовед, писатель, сценарист, организатор кинопроизводства. Участник Великой Отечественной войны. Доктор искусствоведения (1979). Заслуженный работник культуры РСФСР (1971). В 1956 — 1962 — инструктор, заведующий сектором кино Отдела культуры ЦК КПСС. В 1962 — 1963 — заместителем министра культуры СССР по вопросам кино. В 1963 — 1973 — первый заместитель председателя Государственного комитета по кинематографии при Совете министров СССР. В 1973 — 1987 — директор Всесоюзного НИИ истории и теории кино.

Источник: журнал «Искусство кино» № 5 за 1995 год. Выпуск посвящен 50-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Фото: vologda-oblast.ru

Задумывая номер, посвященный 50-летию Победы в Великой Отечественной войне, редакция «ИК» обратилась к кинематографистам-ветеранам с просьбой ответить на вопросы анкеты.

«ИК». Расскажите о себе на войне — где воевали, в каком чине, были ли ранены и т.д. Может быть, вспомните конкретные эпизоды.

В. Баскаков. На фронте многое решает случай. Так было и со мной. Я попал на войну с третьего курса филфака Ленинградского университета в конце 1942 года. Только что сформированный 1-й Механизированный корпус, где я оказался рядовым солдатом, а потом старшиной. Корпус — мощное соединение: двести танков, артиллерия, минометы, «катюши», мотопехота, тысяча автомашин вошел в прорыв, с боями углубился на сто километров в тыл противника, занял железнодорожную станцию, но здесь не встретил войск соседнего фронта, как это было предусмотрено планом операции. Более того, противник перебросил в этот район танковые дивизии из резерва и перерезал дороги — коммуникации. Корпус оказался в окружении — вне дорог, зимой, при глубоком снеге, танки и автомашины идти не могли. Начались трудные бои. Вышестоящее начальство обещало поддержку: дескать держитесь, мы к вам прорвемся. Но проходили дни, кончались боеприпасы, продовольствие, гибли люди, но помощи не было. Возникла страшная перспектива — гибель или плен.

Но судьбу корпуса решил случай. На этом участке фронта проездом на Волховский фронт, где предполагалась операция «Искра» по прорыву блокады Ленинграда, оказался заместитель Верховного главнокомандующего Г.К. Жуков. Ему доложили, что наступление захлебнулось и в окружении оказался мехкорпус. Коммуникации перехвачены немецкими танковыми дивизиями.

Жуков ознакомился с обстановкой и, как всегда, быстро принял самое неординарное решение: уничтожить матчасть и выводить людей по целине, вне дорог, ночью. На такое мог отважиться только Жуков. Уничтожить танки, машины, орудия, взорвать «катюши»... И еще он приказал поджечь несколько домов в деревне, чтобы выходящие из окружения не сбились с пути и могли идти на пожарище. Вышло более десяти тысяч человек, вынесли всех раненых. Это было смелое и гуманное решение.

Через много лет, во время съемок фильма «Если дорог тебе твой дом» — об обороне Москвы, автор сценария Константин Симонов и режиссер Василий Ордынский познакомили меня с маршалом Г.К. Жуковым, в ту пору находившимся в глухой опале, по существу под домашним арестом. Позже я встречался с маршалом еще несколько раз. И однажды я спросил его, помнит ли он одну из операций на Калининском фронте зимой 1942 года, когда в окружение попал 1-й Мехкорпус. Спросил и подумал о всей нескромности такого вопроса — ведь у него было столько сложнейших операций.

Но он ненадолго задумался, потом спросил: «Вы там служили?» — «Да» — «Помню и хорошо помню. Операция не удалась в полной мере. Но ваш корпус сумел отвлечь три танковых дивизии противника, которые должны были быть переброшены в район Сталинграда к Манштейну, который как раз тогда рвался к окруженному Паулюсу».

Вообще Г.К. Жуков производил очень сильное впечатление даже при коротких встречах. Весь его облик, умная, образная речь излучали какую-то внутреннюю энергию. А как интересно он рассказывал! Свидетельство тому — часовая запись его несрепетированного рассказа о битве за Москву, сделанная К. Симоновым и В. Ордынским, которая потом двадцать лет пролежала в Белых Столбах.

Волей случая я стал военным журналистом.

После выхода из окружения наш корпус отправили на Степной фронт для формировки и пополнения. Кто-то посмотрел мои документы и меня, старшину с незаконченным высшим образованием, прикомандировали к штабу корпуса то ли для охраны, то ли для разного рода поручений. Но здесь я был недолго. Корпус двинулся к Днепру, участвовал в освобождении Харькова, Полтавы. Наступление шло на этот раз более чем успешно. Но в редакции корпусной газеты «В бой за Родину» случилось ЧП. Фотокорреспондент получил орден — фотокорры всегда первые получали ордена, их любило начальство, да и ребята они были смелые. Он решил обмыть награду и где-то в деревне купил бутылку самогона, но это оказался древесный спирт. Редактор сразу ослеп и умер. Ответственный секретарь и еще один сотрудник попали с тяжелым отравлением в госпиталь. Сам фотокорреспондент остался жив — он не пил. Приехали следователи из прокуратуры, контрразведки. Но газету выпускать было некому. И вот заместитель начальника политотдела, увидев меня, дежурящего с автоматом у хат, где располагались штаб и политотдел, спросил: «Ты, кажется, студент?» — «Студент». — «Где учился?» — «В Ленинградском университете». — «В газетах работал?» «Нет, не работал. Писал иногда что-то в студенческой многотиражке». — «Ладно, садись в машину». Он привез меня в редакцию и сказал новому редактору, только что прилетевшему из Москвы, из резерва ЦК, — он до войны редактировал какую-то газету в Белоруссии и его, человека сугубо гражданского, спешно обмундировали, повесили майорские погоны и отправили на фронт: «Вот я привез вам этого парня. Он работал в газетах в Ленинграде. Пусть вам помогает, пока не прибудут настоящие журналисты». Сказал и уехал.

Корпус находился в движении — в это время шло форсирование Днепра, и танки, артиллерия и мотопехота вели тяжелые бои на правом берегу. Я почувствовал себя старым фронтовиком и сказал редактору: «Может быть, мне съездить на плацдарм и дать материал для газеты».

Редактор явно обрадовался этому нахальному предложению. Секретарь сразу отстукал на машинке некую бумагу, где было сказано, что старшина Баскаков является корреспондентом газеты «В бой за Родину». Конечно, с такой липовой бумажкой на передовой могли отправить в «Смерш» для проверок — корреспондент газеты должен быть офицером и иметь удостоверение по форме, но я был рад, что меня заняли чем-то полезным, пошел искать попутную машину и через два часа добрался до плацдарма. Здесь шел тяжелый бой, но к вечеру он затих.

Защитники плацдарма сумели отстоять свои позиции от яростных атак противника и теперь могли поесть и отдохнуть. Встретили меня хорошо, на бумагу не обратили внимания. Почти всю ночь я беседовал с танкистами и артиллеристами они угощали меня пшенкой с консервами, налили водки и охотно рассказывали о том, что пережили за этот горячий день. Так появилась моя первая корреспонденция «Атака отбита»; газета с ней у меня хранится до сих пор.

А потом — бои в правобережной Украине, Белоруссии, Польше, стремительный танковый рывок от Вислы к Одеру — в таких темпах наступали только немцы в 1941 году, и, наконец, Берлин. Я был уже штатным военным корреспондентом, мне присвоили офицерское звание, получил первый орден, приобрел опыт заправского газетчика.

...По воле случая — опять по воле случая! — я познакомился с настоящим кинематографистом. Да еще с каким! Конечно, я не думал, что мне когда-нибудь придется работать в кино — мечтал вернуться после войны в университет. Но это знакомство произвело на меня сильное впечатление. Дело в том, что в наш корпус после освобождения Варшавы приехал Роман Кармен. На командном пункте в городе Кутно он без труда узнал в командире корпуса генерал-лейтенанте Семене Моисеевиче Кривошеине «Колонеля Мелле» — такой псевдоним носил в Испании молодой полковник-танкист. Они обнялись. И с тех пор Кармен находился в нашем корпусе — снимал рывок танков к Одеру, форсирование этой последней водной преграды на пути в Берлин. Я видел прославленного оператора, но по-настоящему познакомился с ним лишь во время берлинских боев. Видимо, чем-то я понравился ему, может быть, молодостью он меня брал в свою машину, и я имел возможность наблюдать, как он работает, как безошибочно находит нужные объекты для съемок. Кое в чем и я ему мог помочь — знакомил с интересными людьми, которых, как ветеран корпуса, хорошо знал, — Кармен ведь был не только кинооператор, но и корреспондент «Известий» и агентства «Ассошиэйтед Пресс» — ему нужен был материал для корреспонденций.

Так складывалась моя военная судьба. Из армии я демобилизовался в звании майора.

«ИК». Какое место в общественном сознании занимает сегодня память о Великой Отечественной войне? Как вы оцениваете по прошествии полувека события военных лет? Можно ли назвать эту войну народной трагедией?

В. Баскаков. Конечно, война была и неизбежностью, и трагедией. Но может быть, точнее всех выразил саму суть этой войны, ее движущую силу Борис Пастернак: «Война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления... Люди... в тылу и на фронте вздохнули свободнее, всей грудью и упоенно, с чувством истинного счастья бросились в горнило грозной битвы, смертельной и спасительной».

Я хочу процитировать еще одного поэта. «Бой идет святой и правый. Смертный бой не ради славы, ради жизни на земле».

И поэтессу: «Не страшно под пулями мертвыми лечь. Не горько остаться без крова. И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово».

Полагаю, что и Андрей Платонов не случайно надел капитанские погоны и пошел работать в военную газету.

Все это объясняет, как понимали это прекрасные и мудрые люди, так много пережившие, люди, которых отнюдь не баловала советская власть, саму суть этой войны.

«ИК». Как опыт военных лет соотносится с вашей сегодняшней жизнью? Что вам кажется актуальным, что безвозвратно ушло в прошлое?

В. Баскаков. Память о войне для каждого ее участника — священна. Это лучшие годы нашей жизни, несмотря на то, что каждый фронтовик пережил немало тяжелых утрат, видел много страшного, прошел труднейшие, почти немыслимые испытания. Но на войне мы ощущали некую общность, которую сохранить не удалось. Сейчас мы все разъединены. Это печально.

«ИК». Доводилось ли вам переоценивать события военных лет — когда и почему? Как вы относитесь к переоценке военной истории — что приемлете, что нет?

В. Баскаков. Конечно, меня обогатили фактами некоторые публикации документов войны. Впрочем, я многое знал и раньше — немало повидал на войне, общался с писателями, знающими войну, крупнейшими полководцами, которые в конце своей жизни не остерегались говорить правду. Но я скептически отношусь ко многим «сенсационным» публицистическим выступлениям. Все, что опубликовано в последнее время, не дает основы для того, чтобы выдвигать какую-то сверхновую концепцию войны.

Книга Резуна-Суворова «Ледокол», вызвавшая сперва повышенный интерес, это миф, который уже испарился под воздействием фактов. О какой превентивной войне против Германии мог думать Сталин в 1941 году, когда совсем недавно он не одолел крохотную Финляндию и Красная Армия, обезглавленная в 37-м, показала свою небоеспособность. Сталина напугали «молниеносные» удары вермахта и в Польше, и во Франции, эффективность танковых сил и авиации. Он снял своего любимца, преданнейшего Клима Ворошилова, заменив его Тимошенко. Тот тоже был конармеец, красочно описанный Бабелем, но учился в Германии, как Уборевич и Якир, да имел солидный военно-административный опыт, будучи заместителем командующего Белорусского военного округа у Уборевича. Он начал спешно перевооружать армию — создавать мехкорпуса, оснащать войска современной авиацией, расформировал большинство кавалерийских частей, сумел добиться освобождения из тюрьмы ряда генералов. Но, конечно, многого он не успел и не сумел сделать.

Сторонники этого «мифа» вряд ли смогут ответить и на такой вопрос. Если Сталин решил начать превентивную войну в 41-м, тогда, выходит, он захотел «услужить» Черчиллю? Ведь именно Черчилль желал участия СССР в войне на стороне союзников и предупреждал Сталина об опасности гитлеровского нашествия на Россию, но его письма оставались без ответа — вождь рассчитывал на прочность союза с другим вождем...

Сама страшная эта война выдвинула командные кадры, способные противостоять сильному и высококвалифицированному противнику. Маршал Конев в беседе с К. Симоновым и автором этих строк говорил, что никто из командующих фронтами специально не готовился к этой роли до войны, их выдвинула сама война. И Жуков, и Конев, и Василевский, и Рокоссовский были молоды, они не были известными героями гражданской войны. Никто из них до войны не был приближенным Сталина. Они имели хорошую теоретическую подготовку — до 1937 года на курсах и в академиях учились у бывших царских офицеров и генералов.

А как же быть с другим суждением, распространившимся в печати, — побеждали лишь численностью, завалили, как утверждает В. Астафьев, противника трупами? B 41-м Красная Армия имела немалую численность, однако она потерпела страшное поражение. В огненных котлах Белостокском, Минском, Уманском, Киевском, Вяземском, Брянском только в плен попало почти три миллиона бойцов, а сколько погибло? Это был эффектный разгром огромной по численности армии. А под Москвой у Жукова сил было меньше, чем у противника, и совсем мало танков, но столицу не сдали и нанесли вермахту первое тяжелое поражение. В Сталинграде было примерное равенство сил, но эта битва явилась началом конца гитлеровского рейха. Курская дуга была разыграна, как шахматная партия, по всем правилам военной науки.

Да и вообще армия, какую бы она численность не имела, без квалифицированного руководства — это вооруженная толпа, и она не способна к победе над искусным противником.

Я уже сказал, что война выдвинула немало талантливых людей, военных профессионалов. Я видел их и в своем корпусе — юных танкистов-комбатов, бесстрашных и умелых, тоже молодых, но уже опытных комбригов. Да и оба командира корпуса были люди весьма талантливые. Первый — генерал Соломатин, из офицеров русской армии, пришел на войну из сталинского застенка, а до 37- го был начальником броневых сил у Блюхера. Второй — генерал Кривошеин — воевал в Испании, преподавал в академии, командовал танковой дивизией, а затем корпусом, шел от западной границы до Берлина, стал Героем Советского Союза. После тяжких поражений первого периода войны при выдвижении командных кадров часто не брались в расчет анкетные данные, Сталин понял, что иначе окончательный провал. Два командующих фронтами Мерецков и Рокоссовский прошли ужас застенка. Из тюрьмы на фронт пришло более десятка командующих армиями. Маршал Говоров в гражданскую войну, как офицер старой армии, служил некоторое время у Колчака, а в 41-м беспартийный преподаватель академии командовал армией, а потом Ленинградским фронтом. Маршал Баграмян — тоже из офицеров — командовал частью в дашнакской армии в Армении, а с начала этой войны, будучи беспартийным, возглавлял штаб фронта. Маршал Василевский, сын священника, штабс-капитан, скромный работник Генштаба до войны, стал в годы войны начальником Генштаба, одним из творцов Победы. Рассказ об удивительных биографиях военачальников можно продолжить. Это был поистине естественный отбор и, конечно, одна из причин нашей Победы. Перелом на войне произошел именно тогда, когда был упразднен институт военных комиссаров и к руководству армией пришли высокоодаренные командиры. Война закончилась — и все пошло совсем по-другому, по старому руслу.


Материалы по теме