Мастер

Журнал «Лесная Новь» № 1, 1999 год.

30.06.2022

Вячеслав Орехов

Родился 20 февраля 1940 года в деревне Коломенки Тамбовской области; режиссер документального кино, сценарист, оператор, композитор. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации (2002). Призер отечественных и международных кинофестивалей. Академик Российской Академии Кинематографических искусств «Ника».

Источник: книга "«Незабытые рассказы сердца». Вячеслав Орехов и его творчество". (Изд. — Москва, 2021 год, 292 стр., 176 илл.; с. 128-131).

«Если я начинаю шить, знаешь, с каким уважением шью! Брюки, например, или рубаху. Я не нарадуюсь. Я от всего в восторге. Смеришь все, прикинешь: ага, может, здесь кармашек или, может, здесь, и за машинку. А потом – под утюг, выгладишь все. Эх ты! Потом машинку бросаю и начинаю веревки вить. Тоже красотища! А то возьмусь сетку рыболовную вязать. Опять душа улыбается.

Или, допустим, делаю корзинки, лучину щепаю и корзинки плету! Или клепку начинаю делать на бочке, или стругать, или топором что-то вытесывать. Туда-сюда, туда-сюда. Душа поет! Это ж так просто понять. Возьми растения у меня в парнике. Я за каждое болею, чтоб каждый росток пошел быстрее. Я ему делаю все условия, и он идет с любовью вверх, а если любви не будет, то он зачахнет и погибнет. Так же и с человеком: все должно только через любовь идти…»

Такие откровения о своих ремеслах мастера из деревни Балашова, в районе озера Селигер, я услышал, переступив порог его затейливо украшенной избы. По тому, как светилось лицо, по искренности своих переживаний он напоминал мастера из Кламси, этакого русского Кола Брюньона, который так же был в восторге от возможности строгать, пилить, точить, сверлить. Но что меня поразило больше всего, эти откровения о любви к своему мастерству и о душевном отношении к людям исходили от бывшего зэка, проведшего в тюрьмах и лагерях 18 лет, всю свою молодость. Последнюю четырехгодичную ходку туда (в «командировку», как он говорит) Николай Иванович Иванов сделал лет двадцать назад. Как память о былой тюремной судьбе остались на теле наколотые живописные картинки и надписи вроде «Не забуду мать родную», да еще нет-нет выскочит из увлеченной речи бывшего зэка блатное словечко. Остался и строптивый характерец, наверняка, усложнявший и так не простую жизнь. Осталась и сила в мускулистых руках, привыкших к трудной физической работе. Иваныч, как зовут его односельчане, и сейчас готов, по его словам, «угостить» своим кулачищем за правду любого. Недавно к нему ночью забрели двое подвыпивших из приезжих, стали требовать на водку, думали – раз мастер, то и деньги водятся. Иваныч поначалу с ними по-хорошему: мол, ребята, да что вы, идите с Богом. Так они нагло ворвались в дом. Уж тогда Иваныч отвел душу. Теперь они его дом стороной обходят.

«Конечно, если бы я с каждого брал деньги за свою работу, то был бы, наверное, миллионером. Но посудите, как я возьму с человека, который тянет семью из последних сил? Время-то нынче какое. А уж про старушек вообще молчу. Так, кто побогаче, тот и дает на прожитье».

А люди идут к нему и едут. Свои деревенские, из соседних сел – кому кадку для соления и под квас сделать, кому лукошко или грабли, кому сеть рыбацкую или колесо для телеги. Едут с Новгородчины, а то и из Москвы – туристы. А был случай, аж с Брянщины на вертолете прилетали, увезли с собой полную конскую упряжь да целиком телегу. В последнее время стали опять заводить лошадей в хозяйствах, а мастеров по конскому снаряжению днем с огнем не сыщешь, как почти нет печников и бондарей, плотников и кузнецов. Сталось, что лошадь в районе подковать некому. И все – к Иванычу: «Иваныч, сложи печку, сапоги стачай, почини крышу, сделай соху…» И Иваныч день и ночь, лето и зиму, весну и осень строгает, паяет, плетет, шьет. Делает всевозможную кропотливую работу.

И хотя говорит, что все это ему в радость, но устает нешуточно. Годы…

Все ремесла приобрелись у него за всю жизнь постепенно. Еще в детстве помогал своему отцу в кузнице, научился кузнечному делу. Тогда отец и сказал ему: «Учись всему, что в жизни пригодится. Любое ремесло не в тягость, за плечами носить не надо». Эта привитая отцом любовь к мастеровому труду позволила Иванычу, как бы ни складывалась жизнь, стать мастером на все руки. Он и плотник, и печник – сколько домов в округе построил и печей сложил! Он и шорник, и бондарь, он же сварщик и электрик. Даже шофером работал.

«Инструмент любой я делаю сам, и столярный, и бондарный, и кузнечный, потому что для каждого ремесла свой инструмент нужен». И действительно, вся его мастерская увешана всевозможными инструментами и приспособлениями, всегда заполнена различными изделиями: бочоночками, корзиночками, колесами, сохами.

В своем тюремном прошлом мастер Иванов никого не винит: «Сам виноват! Значит, Богу было так угодно, пройти через все это. Но Бог меня хранит, живой до сих пор».

А началась его лагерная жизнь с двенадцати лет. В войну семья оказалась в Архангельске. Отец на фронте. Голод. Нашлись «доброжелатели», предложили пацану помочь разгрузить некий товар. Оказалось, товар краденый, вот и первая, как он говорит, «командировка» за Урал. А потом пошло-поехало. Стоило лишь первый раз туда попасть. К тому же характер у Иваныча о-го-го, норовистый!

За себя всегда постоит, да и не только за себя: «Если кого обижают несправедливо – никогда мимо не пройду, будь то хоть в зоне, хоть на воле. Обязательно ввяжусь заступиться. И не думаю о последствиях». Часто не рассчитывал свою силушку, рука-то у кузнеца тяжелая, молотом полупудовым накачанная, так пригвоздит, что еле откача-ют. Ну, и суды, и приговоры, и лагеря. Правда, в лагерях ценили за мастерство и за безупречную работу. В последний раз хотели даже на полтора года раньше срока выпустить, но не тут-то было: «Я за своими плечами носить полтора года не хочу, вдруг еще раз придется к вам идти, а вы мне тогда и эти добавите. Нет, я уж от звонка до звонка, по-честному».

А вот когда после срока предложили годик-другой поработать на зоне вольным – не было специалиста, согласился, и даже ученика после себя оставил. То, что человек он добрый, несмотря на тюремную биографию, видно еще из того, с какой любовью он относится к животным: «Уток диких держал, хорей и норку, выдру и лисицу, лосенок жил, даже волка держал, послушный был, но собак чужих задирал. Только зайца из всех зверушек не смог приручить, он единственный не поддается». Последние года полтора живет у него лесной ежик, дружит с котенком, забавный такой, днем спит, а ночью бодрствует, смешно стучит лапками на радость хозяину, который часто от бессонницы, да и от одиночества (жена умерла тринадцать лет назад) тоже не спит. Плетет, строгает, пилит, сверлит.

Уходя из этого дома, наполненного рукотворной красотой, которой так не хватает городскому человеку, опять невольно подумалось о загадочности русской души. Как много в ней намешано и темного, и светлого, и как тепло становится от того, что свет в этом человеке победил темноту. Подумалось, что огонек творчества, который человек поддерживает в себе, поддерживает потом и человека, переплавляя в нем некую ржавчину, окалину души, и она становится чище и добрее.

И да поможет нам Бог, чтобы в каждом из нас свет победил тьму!