Отчего живой и близкий нам – чужой?
Что же есть существование людей?А. ПЛАТОНОВ
Какой, однако, парадокс! Писатель, сотворённый Российской Революцией, полный наиполнейшего свидетельства о ней, – был при жизни и остался после смерти уникально одиноким.
Уж на что, казалось бы, ни на кого не похожий, тоже выброшенный в литературу Революцией, писатель Михаил Афанасьевич Булгаков. Но, по сравнению с Платоновым, вокруг него и его имени толчея людей и литературных традиций. Вы скажете, что Булгаков де из среды, где культура генетически была в составе крови. Но я отвечу, что из недр рабоче-крестьянской России вышли многие советские писатели, и перечень имен и наименований велик есть. Но пишут они в «традициях русской классической литературы». Мы не знаем теперь, что под этим понимать, но, вероятно, речь идет не о том, что описывается, а – как.
Платонов создал иную литературную форму, иную емкость. Он творил через слово мир иначе, чем все; жил и работал иначе, как бы вне писательской среды. Был чужд манифестов и деклараций и даже пенсию получал не писательскую, а военную, майорскую.
Лишённый всякого позёрства, громких слов о патриотизме, в литературе он так плотно вгонял экстракт жизни в слово, что словесно-письменная форма его романов и афоризмов вбирает всё, не оставляя места ни для какой иллюстративной или поверхностной описательности. Рождённый им мир невозможно представить в языке изобразительного искусства. «Вселенная» Андрея Платонова возникает из его способа описывать мир. Наверное, поэтому трудно сделать фильм о самом Платонове.
Наверное, поэтому трудно сделать фильм о самом Платонове.
Вячеслав Орехов выбрал неординарный для современного режиссёра путь. Он как бы «убрал» себя из фильма, предоставив все права пространства пятичастёвой ленты «Не умирай никогда» слову Андрея Платонова, создав таким образом близкий, интимный контакт писателя и зрителя.
Есть такое определение: «музыка на слова». Оно применимо к данной работе. Изобразительный строй фильма рождается из «слова» Платонова, и только его тексты ведут за собой фильм.
Во время обсуждения у одного из зрителей явилось опасение, «а поймет ли народ» ленту, посвященную памяти истинно народного писателя, который только-только входит в круг чтения, поднимаясь на гребне культурной Атлантиды.
Читатель Платонова не только поймет, но и оценит фильм. А так называемая «маскультура», о которой мы столь печемся... так Платонов к ней никогда не принадлежал. Нам не известно, как широко знали Гомера современники его – древние греки. Но лет через 300 после смерти он входил во все обязательные программы греческих гимназий. И, позволю себе заметить, не только как литератор, но как историк и свидетель. А сейчас Гомер – единственный литературный свидетель всего масштаба дней былых. Были ли другие писатели в Греции IX в. до н.э.? Конечно же были, но только мы их не помним. Стоит задуматься – почему?
Вернемся, однако, к фильму Вячеслава Орехова. Выйти из фильма, ни разу не став рядом с Платоновым – это еще не все. Согласно первоначальному замыслу, в фильме должны были участвовать те немногие живущие ныне, кто знал Андрея Платонова. Беседы с ними были сняты, но в фильм также не вошли, оставшись до востребования. И это оправдано. Не нужно было этого. Какими бы ценными ни были интервью, какую бы трогательность или информативность ни содержали, они «разукрупнили» бы фильм, внесли в него ненужную «частность».
Этот фильм озарен явной удачей, не частой в жизни любого режиссера, т. к. он нашел «стиль» киноповествования.
Слово и образы льнут друг к другу, творя пространство платоновской «планетарности», сотканной из мельчайших частиц бытия, разновеликости масштабов. Кстати, в классической литературной традиции писатель выбирает свой масштаб описания и видения. У Гоголя, например, все «маленькие люди» огромны. Когда читаешь Платонова, то чудится, что он все время как бы меняет угол зрения. То видит малым огромное пространство, то явно укрупняет деталь. Именно это чутко уловил Орехов и использовал в изобразительном решении фильма.
Даже, казалось бы, избитый символ – паровоз – здесь необходим. «Слова о революции – паровозе превратили для меня паровоз в видение революции», – пишет Платонов. Предоставив в работе о литераторе слово ему самому, Орехов платоновский мир любви, жизни и смерти дает в их невидимой и тесной связи.
«Корабль, вышедший в бесконечную даль истории…» имел на своем борту людей, не готовых ни к мели, ни к плаванию. На нас обрушились слова и понятия, ломавшие сознание и душу. Этот перекос, запеленгованный и описанный Платоновым на много десятилетий вперед, рождает и неподражаемый горький юмор писателя, его «мениппову сатиру».
Одна из лучших находок режиссера – в обращении к живописи Ефима Честнякова. Почти кукольная наивно-чистая идиллия «крестьянского рая» национального гения из Костромы – в «диалоге» с «Чевенгуром»:
– Гляди, чтобы к лету социализм из травы виднелся.
– А я смотрю, чего я тоскую, это я по социализму скучал.
– У нас в Чевенгуре сплошь социализм, любая кочка – международное имущество.
«Искусство, – писал Платонов, – заключается в том, чтобы посредством наипростейших средств выразить наисложнейшее». Но найденные режиссером средства только кажутся наипростейшими. Если «наипростейшим» считать естественность как органически точную связь между словом, изображением и способом связи, то тогда «наипростейшее» может выразить «наисложнейшее».
Так, не просто удачей, но открытием для зрителя должна явиться связь Платонова – Филонова – Чекрыгина – Честнякова. Павел Филонов и Ефим Честняков – современники Андрея Платонова. «Аналитический метод» Филонова, многомерность его живописного космоса, его мифологии лишь на подступах нашего сознания, равно как и мир Платонова. Оба они пока «анонимы» в своем не выявленном, не описанном «житии» и в своих гениальных открытиях и описаниях нашей с вами жизни и, что еще важнее, нашего с вами сознания. Гении это не те, кто живет в полном алфавите своего времени. Мы лишь частично понимаем то, что художник сразу видит и в целом, и в частности. Иначеговоря, мы немного отстали сами от себя.
В соединении Платонова с тремя художниками, близкими ему – одно из открытий фильма. А это свидетельствует о многом и самом авторе фильма. Прежде всего о глубоком проникновении в предмет изображения, проще говоря – знании. Но на мой взгляд, одного знания совершенно недостаточно. Только лишь знание рождает интеллект. Фильм же Орехова трепетно дышит живым и чистым дыханием Платонова. А это делает одна лишь любовь.