Кронштадтские дни

Стаья опубликована в газете «Ленинградский университет» № 20 (1538) от 08 апреля 1966 года (из архива В.В. Петухова — внука И.В. Хмельницкого). Фото: "Подавление Кронштадтского мятежа. 3-я батарея 4-го артиллерийского тяжелого дивизиона «М» на позиции у мызы Дубки. Март 1921 года". Источник: МАММ / МДФ.

3 МАРТА 1921 года в Петрограде, еще не забывшем тревожной осени 1919 года и ожесточенных боев с белой армией Юденича, снова было объявлено осадное положение.

Меньшевики, анархисты и эсеры, выставив обманный лозунг «Власть Советам, а не партиям», подняли белогвардейский мятеж в Кронштадте.

Весь пролетарский Питер, вся  революционная молодежь поднялись на защиту революции. На фронт уходили рабочие и курсанты, солдаты и матросы, студенты и рабфаковцы. И впереди всех — коммунисты.

Как проходили эти тревожные дни в нашем университете?

Партийная и комсомольская организации университета перешли на казарменное положение. Нас объединили в боевой отряд.

Отряд находился в распоряжении революционной тройки райкома партии.

По приказу тройки несколько наших товарищей были выделены политразведчиками по району (Кочергин, К. Вознесенский, Судакова, Цвильман, Хмельницкий, Солунова).

Зорко всматриваясь в темноту почти неосвещенных улиц, ходили мы по нескольку человек по линиям и проспектам Васильевского острова — от Стрелки до Гавани. Не просмотреть бы шпиона или какого злоумышленника! Враги притаились, но их можно было ожидать на любом перекрестке. Вот чьи-то торопливые шаги.

— Стой! Кто идет? — При свете спички Костя Вознесенский внимательно проверяет пропуск прохожего. Оказалось, что это такой же политразведчик, как и мы, но с Трубочного завода. Бывали и курьезы. В одну из ночей мы обратили внимание на ярко освещенные окна одной из квартир второго этажа дома на Пятнадцатой линии. Из раскрытой форточки неслись громкие голоса, смех, песни. А город на осадном положении! Взяв с собою двух латышских стрелков, вместе с которыми мы патрулировали, Қостя Кочергин поднялся по лестнице и постучал. Дверь открыл хозяин, уже седой человек, сильно навеселе.

Свадьба у нас, заходите, пожалуйста. Дочку замуж выдаю.

В дверях появилась невеста, из-за ее спины выглядывал встревоженный жених с цветком в петличке.

— Арестовать бы вас. всех за нарушение осадного положения, да молодых жалко, — сказал Кочергин, и, предложив прекратить пение и шум, он оставил смущенную пару.

Памятна нам и встреча с настоящим шпионом. Его в одну из ночей доставили в штаб ревтройки. Проходя по Гавани, политразведчик обратил внимание на человека в маскхалате, карабкавшегося на берег. При проверке он оказался шпионом мятежников.

Помимо наблюдения за подозрительными элементами на улицах, мы дежурили в райкоме партии, согреваясь морковным чаем с четвертушкой хлеба, к которому еще прилагалось редкостное лакомство — крохотный кулечек с мокрым сахарным песком кофейного цвета.

Так проходили эти тревожные дни и ночи. Среди нас были люди, побывавшие на фронтах, и не нюхавшие пороха юнцы. Всех объединяла тревога за советскую отчизну, за дело родной партии.

Две недели, пятнадцать тревожных дней и ночей. Звенели стекла домов от орудийных залпов на заливе. Злобно шипели по углам враги Советской власти, надеясь на победу мятежников. Немало таких было и среди старого студенчества, хотя внешне они и присмирели. Опустел обычно переполненный коридор. Молчали аудитории.

А тем временем на мартовском льду у Кронштадта решалась судьба мятежа. Близились, часы последнего штурма.

Возвращаясь к мирному труду, облегченно вздохнул родной город. Сдав винтовки, вернулись и Мы в знакомые аудитории на штурм науки, на борьбу за окончательную советизацию университета.